Эта прощальная [1] замѣтка приходятся на веселый день. Поздравляю дорогихъ именинницъ. День ихъ веселый не только потому, что нѣтъ почти русской семьи, въ которой онъ не праздновался бы, но и потому, что Вѣра, Надежда и Любовь и сами несутъ въ себѣ радость и веселье. Ихъ рождаетъ Мудрость (Софія), и ведутъ онѣ за собою Агафоклею, сирѣчь добрую славу.

---

Добрая слава, мудрость, вѣра, надежда и любовь — все это столбовая россійская дорога, окрашенная въ веселые тона придорожныхъ березокъ. Веселостью и «лѣпостью» — красотою — искони строилась русская земля. И Петръ, который весь въ русской исторіи, въ русской традидіи — не только самъ умѣлъ веселиться, но совершилъ въ бодрой веселости и неотдѣлимомъ отъ нея стремленіи къ прекрасному — и свои подвиги имперскаго строительства. Именно эстетически — празднично — ощутилъ онъ впервые въ себѣ самомъ свою Имперію и такою же бодрою, веселою и прекрасною создалъ онъ ее и вовнѣ…

---

Позже, много позже — и не солнечною столбовою дорогою, — а мглистыми, болотистыми проселками — вошла къ намъ скорбь: скорбь міровая и скорбь гражданская… Онѣ насъ привели къ развалу и безсилію… Вернемся же къ прерванной традиціи, которой насъ учатъ имена дорогихъ сегодняшнихъ именинницъ. Вернемся къ рождаемой этими именами веселости. Вспомнимъ, что въ бодрой веселости, въ порывѣ самозабвенія, въ стремленіи къ прекрасному и въ ритмическомъ его осуществленіи — родилось нѣкогда и окрѣпло наше національное единеніе, что безъ этихъ порыва и стремленія, до сихъ поръ въ насъ отзывающихся, оно вообще не было бы осуществимо.

---

И вотъ разскажу, въ заключеніе, навѣявшій мнѣ эти мысли сегодняшній именинный сонъ.

Петербургъ средины XѴIII столѣтія. Въ Лѣтнемъ дворцѣ происходитъ, въ присутствіи монархини, засѣданіе конференціи: канцлеръ Бестужевъ, Шуваловъ, еще нѣсколько человѣкъ. Монархинѣ скучно, да и сановники утомлены. Лѣтній петербургскій изнурительный зной. Царь-дѣвица Елисаветъ время отъ времени погягиваетъ изъ серебрянаго жбана англинское пиво, разсѣянно прислушиваясь къ хриповатому голосу канцлера… И вдругъ въ открытое окно врываются, съ Набережной, звуки: «По-у-ли-цѣ мо-сто-во-й»…

Монархиня встрепенулась, обернулась, улыбнулась. Изволила приподняться, встала, кивнула Шувалову, махнула платочкомъ. Изогнулась станомъ, взмахнула ручкой, выждала тактъ: поплыла «русскую»… Столъ конференціи мгновенно опустѣлъ: сановники послѣдовали примѣру самодержицы… Происшедшее заметили въ раскрытую дверь — бывшіе въ сосѣдней залѣ кавалеры и фрейлины: вытянулись въ рядъ и пошли «русской»… Пѣніе и танецъ перекинулись въ сосѣдніе покои, на лѣстницы, въ садъ… И вотъ всѣ находившіеся во дворцѣ и въ саду: дамы, кавалеры, лакеи, повара и поваренки, камеръ-юнкеры и сѣнныя дѣвки, конюха, солдаты караула — вся императорская резиденція — побросали свои дѣла и свое бездѣліе и заплясали «русскую»… Пѣніе и плясъ перекинулись на Царицынъ Лугъ, на Набережную и вдоль Фонтанки къ Першпективѣ… Господа и холопы, купцы и купчихи, офицеры, мастеровые, приказные, яличники, солдаты, старъ и младъ, даже попы и чухонцы, все, что было и въ домахъ и на улицахъ, — плясало «русскую»… Пѣніе и плясъ захватили и отдаленные кварталы, перекинулись за крѣпость, докатились до Охты, раскинулись до Московской Заставы… Плясалъ весь Санктъ-Петербургъ и плясъ распространялся дальше… Захвативъ пригороды, онъ побѣжалъ по Московской дорогѣ…

Прошло еще немного времени, — и вся Россія плясала «русскую»…

А<лександръ> С<алтыковъ>
Возрожденіе, №1946, 30 сентября 1930.

[1] Со слѣдующей замѣтки рубрику «Каждый День» будетъ снова вести Павелъ Муратовъ.

Visits: 13

Вернусь къ полученному мною изъ Лондона письму, о которомъ писалъ намедни. Я указалъ, что отмѣченныя моимъ корресподентомъ жалобы евреевъ, поляковъ и финляндцевъ на «великорусскій московскій націонализмъ», глубоко несправедливыя въ отношеніи имперской Россіи XѴIII и первой половины XІX вѣка, являлись въ значительной мѣрѣ оправданными — въ отношеніи Россіи послѣднихъ десятилѣтій, т. е. того періода, когда она, въ сущности, сама отказалась отъ Имперіи и, утвердивъ приматъ этнической «русскости», стала постепенно превращаться въ псевдо-Имперію и даже контръ-Имперію. Это превращеніе сказалось рѣзче всего въ отношеніи къ евреямъ, что и объясняетъ подчеркиваемую моимъ корреспондентомъ роль ихъ въ распространеніи въ мірѣ антипатіи къ Россіи.

---

Конфликтъ еврейства съ псевдо-Имперіей, еврейства, понимаемаго, разумѣется, не въ смыслѣ «широкихъ массъ» его (эти массы, въ сущности, не принимали въ немъ почти никакого участія), но въ смыслѣ лишь отдѣльныхъ его тенденцій — этотъ конфликтъ и послужилъ однимъ изъ существенныхъ ферментовъ ея разложенія. Но слѣдуетъ особо подчеркнуть, что этотъ конфликтъ былъ конфликтомъ именно съ псевдо-Имперіей, а отнюдь не съ исторической ея идеей, вполнѣ совпадавшею съ историческими же уклонами русскаго еврейства.

---

Въ этомъ контекстѣ напрашивается вопросъ о роли еврейства въ русской революціи, или, точнѣе, въ революціонномъ движеніи. Надо имѣть совершенно короткую память, чтобы утверждать, какъ это дѣлаютъ многіе, что революцію у насъ «сдѣлали евреи». Евреи примкнули къ революціонному движенію очень поздно. Лишь къ концу семидесятыхъ годовъ начинаютъ въ немъ принимать участіе — отдѣльные, весьма немногочисленные, евреи. Болѣе дѣятельное участіе ихъ проявляется лишь со времени основанія Бунда. Между тѣмъ революціонныя идеи вполнѣ созрѣли въ русской интеллигенціи уже въ концѣ сороковыхъ годовъ (1847 годъ — дата извѣстнаго письма Бѣлинскаго къ Гоголю). Еврейская интеллигенція революціонировалась — лишь по мѣрѣ сліянія ея съ интеллигенціей русской. И исключительно въ тѣхъ своихъ частяхъ, которыя находились въ тѣсномъ контактѣ съ рускимъ движеніемъ. Оно шло не отъ евреевъ къ русскимъ, но наоборотъ. Впрочемъ, вообще можно сказать, что еврейскую интеллигенцію объинтеллигентила — интеллигенція русская.

---

Но правда и въ томъ, что, разъ заразившись революціоннымъ ядомъ, еврейство испытало на себѣ, можетъ быть, наиболѣе бурное его дѣйствіе. Многое содѣйствовало этому, — въ частности, и то, что само еврейство переживало, какъ разъ въ тѣ самыя революціонныя десятилѣтія, свою внутреннюю революцію: возстаніе дѣтей противъ отцовъ. И поэтому, поскольку справедливо, что интеллигенція является «безпочвенною», особенно безпочвенною оказалась въ Россіи — интеллигенція еврейская… Но все это не должно насъ отклонять отъ наиболѣе дѣйственнаго центра всего вопроса. Онъ заключается, на мой взглядъ, въ томъ, что все наше революціонное движеніе — а, значитъ, и революціонизмъ еврейства — были не столько причиною, сколько послѣдствіемъ имперскаго разложенія. Они болѣе всего питались именно тѣми перерожденіемъ и потускнѣніемъ имперской идеи, о которыхъ я говорилъ выше и которыя проявились въ цѣломъ рядѣ весьма дѣйственныхъ измѣненій самой живой практики имперской власти, переживавшихся особенно болѣзненно именно евреями.

---

Что касается нашей исторической имперской идеи, то она ни въ чемъ не противорѣчила ни интересамъ, ни чаяніямъ русскаго еврейства. Наоборотъ, она шла навстрѣчу, широко ихъ осуществляла и таила въ себѣ всѣ возможности еще болѣе полнаго ихъ осуществленія. И съ другой стороны: еще въ 1863 году, въ годину польскаго возстанія, евреи, т. е. именно еврейскія массы, чрезвычайно ярко проявляли свое имперское чувство… Но для меня несомнѣнно, что и въ будущемъ евреи окажутся крупнымъ факторомъ имперскаго единенія, имперскаго возсозданія Россіи. Болѣе умные евреи всегда понимали необходимость для нихъ Имперіи и свою тѣсную связь съ ней. Болѣе того: если пристально вглядѣться въ русское еврейство, какъ оно сложилось исторически въ теченіе двухъ вѣковъ Имперіи, то обнаружится, что и само оно было, въ весьма большой степени, — продуктомъ и функціей Имперіи. Глубокая мудрость заключена въ шутливыхъ словахъ на дняхъ напечатанной главы повѣсти Тэффи: «не въ томъ дѣло, что еврей, а въ томъ, какой еврей; если польскій, — одно, если американскій, — другое»… Въ томъ-то и дѣло, что русскіе евреи суть именно русскіе, а не какіе-либо иные…

А. С.
Возрожденіе, №1933, 17 сентября 1930.

Visits: 23

Мнѣ сообщаютъ, что затронутый мною вопросъ о существѣ имперской націи, въ той его постановкѣ, которая была намѣчена въ моихъ замѣткахъ, вызвали нѣкоторый интересъ въ англійскихъ кругахъ. При этомъ неизвѣстный мнѣ корреспондентъ коснулся множества живыхъ и значительныхъ проблемъ. Настолько значительных и сложныхъ, что я не смогу отвѣтить ему сколько-нибудь обстоятельно въ этихъ краткихъ замѣткахъ. Коснусь вскользь лишь двухъ-трехъ пунктовъ…

---

Корреспондентъ мой справедливо указываетъ на нѣкоторыя аналогіи между имперской Англіей (Британіей) и имперской Россіей. Однако эти аналогіи можно принять лишь съ одной существенной оговоркой. Имперская мысль, пробудившаяся въ Англіи едва-ли не только наканунѣ войны, мысль, въ сущности, и сейчасъ въ ней не особенно ясная и идущая въ разрѣзъ съ цѣлымъ рядомъ наиболѣе для нея характерныхъ традицій, — эта мысль достигла въ Россіи полной кристаллизаціи. Болѣе того: она была въ ней — уже двѣсти лѣтъ назад — осуществлена. Но Россія была въ этомъ отношении въ сущности, на много вѣковъ впереди Англіи. Тотъ имперскій психологическій сдвигъ, который она нынѣ переживаетъ, подготовлялся у насъ — уже въ Москвѣ. Но онъ былъ тамъ осиленъ противоположными этническими теченіями, въ которыхъ Москва въ концѣ концовъ и погибла. Но при Дмитріи Донскомъ она была еще Имперіей: въ ней жила еще кіевская имперская традиція. Ибо и древняя Кіевская Русь была Имперіей, т. е. надъ-племеннымъ соединствомъ… Наша имперская традиція восходитъ къ самому началу Руси — къ нему-то и вернулся ушедшій изъ Москвы Петръ… Между тѣмъ въ Англіи такой традиціи, строго говоря, — нѣтъ.

---

Что касается существа имперско-національныхъ идей и чувствъ, то я не могу согласиться съ моимъ корреспондентомъ, что они у насъ «не были направлены противъ племенного великорусскаго націонализма центральной Россіи, а развивались параллельно съ нимъ». Нѣтъ, психологія имперскаго чувства была иная. Она именно было направлено противъ великорусскаго этнизма. И въ этомъ была большая внутренняя логика. Все «природно-русское» было, въ имперской Россіи, взято, въ извѣстномъ смыслѣ, подъ подозрѣніе. Ибо дѣйствительно въ немъ и заключалась — это и подтвердилось впослѣдствіи — главнѣйшая для Имперіи опасность. Центръ притяженія національнаго чувства былъ рѣзко оторванъ оть великорусскаго племенного чувства. Онъ былъ перенесенъ на имперскую націю.

---

«Въ рядовомъ англичанинѣ, — пишетъ далѣе мой корреспондентъ, — твердо укоренилась мысль, что русскіе всегда были поборниками «московскаго великорусскаго націонализма», понимаемаго въ узкихъ племенныхъ рамкахъ, и что поэтому они всегда являлись угнетателями всякихъ національныхъ, конфессіональныхъ и даже просто бытовыхъ разновидностей, входившихъ въ составъ Имперіи». Но я на дняхъ еще показалъ — въ отношеніи Имперіи къ Малороссіи — что это было не такъ. Изъ только что сказаннаго видно, что было какъ разъ наоборотъ: всѣ элементы Имперіи имѣли въ ней, въ извѣстномъ смыслѣ, преимущественное предъ элементомъ великорусскимъ положеніе. Но этотъ традиціонный порядокъ вещей сталъ измѣняться — начиная съ сороковыхъ годовъ XIX столѣтія. Началось съ либеральнаго, по существу — «демократическаго» (хотя и формально монархическаго), движенія славянофиловъ. А съ шестидесятыхъ годовъ отходъ отъ Имперіи сталъ постепенно обозначаться уже въ правительственной линіи: Имперія постепенно превратилась въ псевдо-Имперію и даже въ контръ-Имперію.

Такимъ образомъ вышеуказанное англійское представленіе о Россіи, распространенное, по словамъ моего корреспондента, «евреями, поляками и финляндцами», опиралось, въ извѣстной степени, со сдѣланной мною хронологической поправкой, на реальную почву. Что касается «евреевъ, поляковъ и финляндцевъ», то къ сложному вопросу объ ихъ роли въ процессѣ имперскаго разложенія я еще вернусь.

А. С.
Возрожденіе, №1929, 13 сентября 1930

Visits: 23

Новообразованія трудно осуществимы въ Америкѣ. Нашъ взглядъ на нее, какъ на «новую» и «свободную» страну, есть, во многихъ отношеніяхъ, — малообоснованная идіосинкразія. Мы забываемъ, что въ смыслѣ государственнаго устройства Америка не только не новая, но самая старая изъ всѣхъ странъ міра. Американская конституція, сохранившаяся почти безъ измѣненіій въ томъ видѣ, какъ она была создана въ ХѴІІІ вѣкѣ, есть самая старая изъ нынѣ дѣйствующихъ конституцій. И это относится и ко власти президента. Американскій президентъ есть какъ бы судно галернаго флота, затерявшееся среди современныхъ дредноутовъ и подводныхъ лодокъ… И въ этомъ — не послѣдняя причина нынѣшнихъ перемежающихся президентскихъ кризисовъ Америки…

Александръ Салтыковъ
Возрожденіе, №1925, 9 сентября 1930.

Visits: 15

Хозяйство совѣтской Россіи представляетъ весьма своеобразный комплексъ. При зтомъ своеобразіе его заключается, главнымъ образомъ, въ особенностяхъ его конкретной обстановки. Но нельзя сказать, что оно не имѣло бы прецедентовъ — въ смыслѣ принциповъ, положенныхъ въ его основу…

---

Много общаго съ совѣтской хозяйственной организаціей было въ хозяйственномъ строѣ Византіи. Она справедливо почиталась — особенно при Комненахъ и Палеологахъ — царствомъ монополіи, привилегіи и протекціонизма. Ея промышленность была регламентирована до мельчайшихъ подробностей. Свободный трудъ и частная иниціатива были сильно стѣснены. Государство опредѣляло и количество и качество продукціи, цѣны товаровъ и высоту заработной платы. Это была система государственныхъ монополій, комбинированная съ системой крайне тяжелыхъ налоговъ: не то же ли самое видимъ мы теперь въ Россіи?..

Былъ въ Византіи и «Внѣшторгъ», и, хотя онъ и не закрывалъ абсолютно дверей передъ импортомъ, но рѣдкіе разрѣшенные ко ввозу товары бывали часто обложены запретительными пошлинами. Moнополію государства составляли: торговля хлѣбомъ и многими другими продовольственными товарами, а также виноторговля, продажа оливковаго масла, торговля шелкомъ и многія иныя ея отрасли. Потребитель не могъ, въ цѣломъ рядъ группъ — входить въ прямую связь съ производителемъ: между ними становилось государство.

---

Дѣло кончилось плохо. По мѣрѣ того, какъ Византія теряла, одну за другою, свои провинціи и постепенно свелась къ городу Константинополю съ небольшою окружавшею его мѣстностью, свелась къ минимуму и ея торговля. Византія обнищала, и это-то и подготовило ея окончательное завоеваніе турками. Но все же вышеочерченная система достигала, въ теченіе нѣсколькихъ столѣтій, своихъ цѣлей. Она сосредоточила въ рукахъ правительства огромныя средства, а это, въ свою очередь, давало ему долгое время возможность содержать образцовую армію и охранять ею территорію…

Система создалась органически. Она стала складываться — съ тѣхъ поръ, какъ Византія забросила (по финансовымъ соображеніямъ) свой флотъ и перестала владѣть морем. Греческіе купцы исчезли тогда съ міровой арены: ихъ вытѣснили арабы и отчасти варяги. Но къ этому результату вела и сама политика басилевсовъ, вдохновляемая отчасти и «престижными» соображеніями. Они считали ниже своего достоинства «искать рьнки» и разсылать въ чужія страны своихъ купцовъ; они хотѣли, чтобы всѣ націи міра сами являлись въ Византію, центръ міровой торговли.

---

Въ сущности, это и послужило брешью, чрезъ которую проникли силы разложенія. Въ привилегированномъ положеніи оказалась иностранная торговля: сначала Венеціи (въ зависимости отъ которой оказались не имѣвшіе флота базилевсы), а затѣмъ и Генуи. И въ этомъ пунктѣ также замѣтно нѣкоторое сходство съ совѣтской Россіей, вынужденной ставить иностранцевъ въ привилегированное положеніе…

Все это, конечно, не значитъ, что оба режима можно было бы другъ другу уподобить. И прежде всего: совершенно различны были конкретныя обстановки ихъ дѣйствія… По свидѣтельству Роберта Клари, двѣ трети всѣхъ богатствъ міра были сосредоточены въ Средніе вѣка въ Царьградѣ, и только одна треть ихъ была разсѣяна внѣ его. Но Византія была тогда не только самою богатой въ мірѣ страй, но и дѣйствительнымъ ценгромъ міровой торговли. Она владѣла всѣми путями транзита и вмѣстѣ съ тѣмъ была первымъ производителемъ, первою промышленною страною міра… Желаніемъ зафиксировать навсегда это первенствующее положеніе и объясняется ея этатистская политика… Напротивъ, страна совѣтовъ есть бѣдная страна, очень мало и очень плохо производящая и, въ сущности, не владѣющая никакими «путями». Византійская система была завершеніемъ — пусть и неудачнымъ — длинной исторической эволюціи. Она была «вѣнцомъ зданія». Но, спрашивается: можно ли этою системою начать? Можно ли ею и на ней что-нибудь построить?

Тѣмъ не менѣе, примѣръ Византіи показываетъ, что двойная бухталтерія «естественнаго» и «искусственнаго» хозяйства не есть сама по себѣ невозможность, что «соціалистическій» (т. е., государственный) и «частный» секторы хозяйства могутъ, при извѣстныхъ условіяхъ, долгое время сосуществовать, не препятствуя значительному и сильному экспорту.

А<лександръ> С<алтыковъ>
Возрожденіе, №1915, 30 августа 1930.

Visits: 22

Летучія мысли. Партійныя распри Германіи привели къ одному неожиданному на первый взглядъ результату: къ увеличенію престижа идеи государства и утвержденію его примата въ національной жизни. Въ этомъ отношеніи является символическимъ названіе вновь образовавшейся «государственной» партіи, ядро которой ранѣе называлось партіей демократической. [1]

Такъ, одна газета, комментируя это измѣненіе, указываетъ, что первоначальный и основной фактъ заключенъ именно въ государствѣ, а никакъ не въ «народѣ»: безъ государства не было бы и народа… По этому поводу мнѣ вспоминается одна изъ послѣднихъ моихъ бесѣдъ съ покойнымъ княземъ Г. Н. Трубецкимъ, много занимавшимся, въ изгнаніи, дипломатической исторіей Россіи. Занятія эти привели его къ тому выводу, что Россія была созданіемъ, главнымъ образомъ, своей внѣшней политики. Это, во-первыхъ, указываетъ на то, что развитіе націи определяется въ значительной мѣрѣ факторами интернаціональными, т. е. внѣ ея находящимися. Но вмѣстѣ съ тѣмъ, это значитъ, что національная Россія была въ весьма большой степени созданіемъ своихъ дипломатовъ и военныхъ, а сказать короче: правительства…

Такъ-то незамѣтно возвращаемся мы къ воззрѣніямъ старыхъ историковъ по которымъ исторія дѣлается не «народомъ», а правительствомъ: династіей, военачальниками, дипломатами. Мы возвращаемся къ воззрѣніямъ, казавшимся намъ четверть вѣка назадъ крайне наивными…

---

Эту точку зрѣнія старыхъ историковъ горячо защищаетъ въ наши дни и Шпенглеръ. Къ числу краснорѣчивѣйшихъ и наиболѣе обоснованныхъ страницъ, имъ написанныхъ, принадлежатъ какъ разъ тѣ, въ которыхъ онъ борется съ одной изъ самыхъ сильныхъ идіосинкразій недавняго прошлаго, властвующих донынѣ надъ нашими умами и по которой за каждымъ крупнымъ историческимъ дѣятелемъ, за каждою національною культурой, за каждой «историческою судьбою» — предполагается творческая деятельность особаго массоваго дѣятеля: народа. Шненглеръ, напротивъ, показываетъ, что «народъ», не будучи ни въ какой степени создателемъ, самъ является созданіемъ. Не «народы» что-либо творятъ, а, наоборотъ, ихъ дѣлаютъ — это подлинныя слова Шпенглера — то-есть, они являются не субъектами, а объектами историческаго процесса. Не народы создаютъ свою культуру, а, наоборотъ, они сами являются ея продуктами, то-есть, продуктами того понимаемаго какъ организмъ культурнаго цикла, въ которомъ они возникаютъ…

---

Въ мимолетной замѣткѣ не мѣсто углубляться въ данную проблему. Я только указываю на то, что эта проблема въ наши дни дѣйствительно существуетъ, что ее не выкинешь изъ жизни… И какъ разъ въ этомъ, чисто идейномъ, пунктѣ, а не только въ той практической критикѣ, которой нынѣ повсемѣстно подвергаются современныя конкретныя формы демократіи, заключается главнѣйшая опасность для ея существованія, какъ принципа.

Демократическія идеи шатаются нынѣ въ самомъ своемъ основаніи, и именно потому, что есть всегда извѣстное соотвѣтствіе между господствующимъ соціально-политическимъ идеаломъ эпохи и общими ея идейными данностями, всего ярче проявляющимися въ господствующихъ историческихъ взглядахъ. Такъ, и сами принципы французской революціи возникли въ тѣснѣйшей связи — пусть и малозамѣтной — съ ничего, казалось бы, не имѣвшимъ съ ними общаго интересомъ къ фольклору и вообще «народной» старинѣ, нашедшимъ первыхъ провозвѣстниковъ въ братьяхъ Гриммахъ. Но трудно не видѣть, что и самъ тезисъ: le peuple souverain — былъ бы немыслимъ безъ предпосылки: le peuple créateur.

И въ самомъ дѣлѣ: если «народъ» дѣйствительно субъектъ исторіи, то кто кромѣ него, можетъ претендовать, по праву и здравой логикѣ, на положеніе субъекта политической власти? Однако столь же трудно не видѣть, что разъ колеблется тезисъ le peuple créateur, то тѣмъ самымъ и вытекающій изъ него тезисъ народоправства — лишается своей главнѣйшей силы: идейнаго обоснованія.

А<лександръ>. С<алтыковъ>.
Возрожденіе, №1909, 24 августа 1930.

[1] Національно-демократическая партія Германии, въ 1930 г. объединившаяся съ Младогерманскимъ Орденомъ въ Нѣмецкую государственную партію.

Visits: 15

Если характеристика: ничего не забыли и ничему не научились — къ кому либо особенно приложима, то именно къ третьей эмиграціи. [1] Лишь отдѣльныя единицы ея не летятъ, — говоря словами Апухтинскихъ «Ночей безумныхъ», — «памятью жадною» къ прошлому и не ищуть въ немъ «невозможнаго отвѣта»… Третья эмиграція — почти всѣхъ оттѣнковъ — не можетъ оторваться отъ прошлаго и полна имъ.

---

Любопытный въ этомъ отношеніи документъ — книга невозвращенца Дмитріевскаго. Стиль, какъ извѣстно, — и есть человѣкъ. Такъ вотъ образецъ его стиля: «разсказать народу обо всемъ томъ, что вредно его интересамъ. что онъ непремѣнно долженъ знать; вызвать въ немъ презрѣніе и отвращеніе къ системѣ (большевицкой) и тѣмъ самымъ подготовить ея паденіе»… Авторъ пишетъ и, очевидно, чувствуетъ такъ — какъ писали и чувствовали шестьдесятъ лѣтъ тому назадъ…

---

Справедливо были отмѣчены (г-жей Кусковой) глубокая неинтересность, сугубая безжизненность этой книги. Но не во всемъ справедлива ея полемика съ авторомъ. Особенно старается она опорочить объективную истинность мотивовъ, побудившихъ его въ свое время примкнуть къ большевикамъ и заключавшихся въ томъ, что въ ихъ строѣ, по его тогдашнему мнѣнію, нашли «полное выраженіе — мечты и надежды русской революціонной интеллигенціи»…

---

Мяѣ кажется, что въ этомъ пунктѣ одновременно неправы и авторъ и критикъ. И вмѣстѣ съ тѣмъ оба они въ извѣстномъ (но разномъ) смыслѣ правы… Безспорно, что большевизмъ, какъ строй, не вполнѣ совпалъ — а кое въ чемъ и вовсе не совпалъ — съ революціонною интеллигентскою словесностью. Но все же онъ во многомъ совпалъ и съ нею, и, главное, онъ довольно точно выразилъ господствовавшіе въ теченіе десятковъ лѣтъ революціонные уклоны и настроенія. Революціонные — въ самомъ широкомъ смыслѣ… Сошлюсь на себя самого, на свои школьныя воспоминанія… Я учился въ исключительной, «привилегированной» (во всѣхъ смыслахъ, прежде всего — духовно-культурномъ) школѣ «Льва», т. е. Л. И. Поливанова. Но даже въ ней было двѣ струи: наряду со струей, пусть и весьма либеральной и «просвѣтительной», но все же традиціонно-іерархической струей духовныхъ и историческихъ цѣнностей (олицетворяемой самимъ «Львомъ»), — была у насъ и иная струя, шедшая извнѣ, изъ окружающей атмосферы. Это была струя всеобщаго упрощенія и опрощенія, по существу чисто большевицкая. Кое въ чемъ прикровенно, а кое въ чемъ и вполнѣ открыто, — это теченіе отвергало всю іерархію установленныхъ цѣнностей жизни. Такъ было въ нашей гимназіи. Что же было въ остальныхъ?.. Достаточно, впрочемъ, проглядѣть журналы того времени — и даже болѣе ранней эпохи — чтобы увидать, какъ большевизмъ перъ, въ теченіе десятковъ лѣтъ, на Россію, хотя онъ и не имѣлъ еще имени, чрезъ тысячи щелей, а порою даже — широкими дорогами.

---

Г-жа Кускова права, когда говоритъ, что большевицкую революцію сдѣлала «солдатеска». Но вѣдь и вообще революція сдѣлана ею… Въ этомъ пунктѣ критикъ повторяетъ ошибку, общую почти всѣмъ намъ. Всѣ мы вводимъ февральскія событія 1917 г. въ причинную связь съ «революціоннымъ движеніемъ» послѣднихъ десятилѣтій XIX вѣка. Но вѣдь такой связи, въ сущности, нѣтъ. Патентованные революціонеры, представлявшіе, вдобавокъ, послѣ 1906 года вполнѣ разбитую армію, вмѣшались въ безъ нихъ уже совершившуюся революцію. Ее сдѣлала стихія. Но стихія эта давно уже, десятками лѣтъ, наростала. И ея-то излученія мы уже сильно чувствовали, мальчиками, въ восьмидесятыхъ годахъ, — въ нашей «образцовой» Поливановской гимназіи.

---

Въ Дмитрівсскомъ нынѢ отзывается самая безплодная, самая безнадежная линія этой стихіи: народничество. Но эта линія есть вмѣстѣ съ тѣмъ и глубоко реакціонная. Не живую Россію будущаго, а мертвыя переживанія уходящаго прошлаго извергаетъ нынѣ большевизмъ — въ лицѣ господъ Дмитріевскихъ…

А<лександръ> С<алтыковъ>
Возрожденіе, №1920, 4 сентября 1930.

[1] Совѣтскихъ «невозвращенцевъ» 1930-х гг.

Visits: 26

Невѣроятная дребедень появилась на дняхъ въ «Танъ» — въ формѣ важной статьи о сепаратистскихъ стремленіяхъ Maлороссіи… въ наполеоновскую эпоху. Хорошій примѣръ того, какъ можно, работая надъ подлинными документами, — ничего въ нихъ не понять. Или примѣръ того, какъ авторы-украинисты, въ разсчетѣ на невѣжество и критическую безпомощность иностранцевъ, подсовываютъ имъ, въ измышленныхъ образахъ прошлаго, — свои современным политическія вожделѣнія.

Вопреки инсинуаціямъ автора, «проблемы инородческихъ національностей» вовсе не было въ Россіи — въ эпоху Александра I. Ея и не могло быть — уже въ силу самого строя Имперіи и основной ея психологіи. Историческая идея Имперіи — я не говорю объ ея извращеніи послѣднихъ десятилѣтій — именно и была идеей свободы и равенства всѣхъ входившихъ въ нее національностей и племенъ. Болѣе того: имѣя творческимъ принципомъ отрицаніе старой Москвы и борьбу съ нею, Имперія, т. е. остріе ея идеи, было, въ извѣстномъ смыслѣ, направлено — въ этомъ была большая внутренняя логика — противъ великорусскаго элемента. Этотъ элементъ вовсе не былъ въ ней «господствующимъ»… Вспомнимъ Ермолова, просившаго о «производствѣ въ нѣмцы». Или хотя бы — недавно опубликованные доклады Бенкендорфа, характеризующіе ту же психологію Имперіи…

Но это-то и вело къ тому, что всякаго рода стремленія къ обособленію чужеродныхъ, не-великорусскихъ, элементовъ были, въ имперской Россіи, — психологической невозможностью. Они были бы въ ней безпредметны. Поэтому-то, въ частности, не могло и быть — и действительно не было — въ имперскую эпоху никакого «украинскаго движенія». Малороссія принимала, напротивъ, самое активное, самое горячее, не за страхъ, а за совѣсть, участіе въ имперскомъ строительствѣ, совершенно не отдѣляя себя отъ Имперіи. Послѣдняя и была — въ очень значительной степени — созданіемъ именно Малороссіи.

---

Собранныя авторомъ данныя отнюдь не доказываютъ его тезиса. Эти данныя служатъ иллюстраціей лишь того, что Наполеонъ, готовясь къ войнѣ съ Россіей, имѣлъ въ ней эмиссаровъ. Онъ нащупывалъ слабыя стороны противника. Но результатъ этихъ нащупываній именно и показываетъ, что никакихъ сепаратистскихъ стремлений на Украинѣ тогда не было: онъ и не подумалъ итти на Москву черезъ Полтаву, какъ ему — иронически — посовѣтовалъ не кто другой, какъ русскій генералъ Балашовъ… И можно лишь улыбнуться, читая въ статьѣ г. Борщака — будто «украинское дворянство съ нетерпѣніеемъ ожидало прихода Наполеона»…

---

Были, безспорно, и въ Александровской Россіи слабые пункты. И ихъ-то — а никакъ не несуществовавшій тогда украинскій сепаратизмъ — одно время нащупывалъ Наполеонъ. Отчасти въ связи съ этимъ слабымъ пунктомъ — крѣпостнымъ правомъ — онъ и завязалъ (помнится, уже въ 1810 г.) сношенія съ московскими старообрядцами. Депутація отъ старообрядцевъ была имъ принята и въ Москвѣ. Но по зрѣломъ размышленіи онъ отказался отъ ставки на крѣпостное право, мелькавшей одно время у него въ мыслях, и не сдѣлалъ изъ похода на Москву освободительной войны. Онъ отчетливо понялъ то, чего упорно не хотятъ понять современные заядлые украинисты: что Poсciйская Имперія, пока она реально существовала, заключала въ себѣ что-то — что дѣлало ее несокрушимой. Несмотря на многіе ея слабые пункты и несовершенства, она несла въ себѣ нѣкій секретъ, чудо политическаго творчества. Этимъ секретомъ именно и была — своеобразная творческая концепція имперской націи какъ живого синтеза и функціи всѣхъ составляющихъ ее племенъ и народностей.

А<лександръ> С<алтыковъ>.
Возрожденіе, №1918, 2 сентября 1930.

Visits: 27

«Я никогда не написалъ ни слова о Финляндіи… Финляндія мнѣ всегда представлялась въ видѣ благонравной рыжеватой дѣвицы, необыкновенно добродѣтельной и столь же скучной»…

Такъ, помнится, начиналось одно изъ «Маленькихъ Писемъ» стараго Суворина, этихъ удивительнѣйшихъ блестокъ русскаго публицистическаго искусства… Я вспомнилъ этотъ суворинскій образъ благонравной и скучной дѣвецы — читая финляндскіе очерки Кериллиса въ «Эко де Пари»; этотъ образъ повторяется и въ нихъ… Но я знаю Финляндію. И знаю, что она не всегда бываетъ «скучноватой»… Нѣтъ, не скучноватою была она — въ февральскіе дни 1918 года! Она вся встрепенулась и всколыхнулась тогда, вся слилась въ единомъ порывѣ энтузіазма и воли. И не истерическое — и, въ концѣ концовъ, безсильное — «Не могу молчать» крикнула она тогда, но ощутила въ себѣ созрѣзшую готовность къ дѣйствію и безъ лишнихъ словъ пришла къ рѣшенію: не могу терпѣть!

---

Я видѣлъ, какъ созрѣвала и кристаллизовалась въ широкихъ массахъ эта жертвенная готовность — прервать кровавую вакханалію раскрывающагося большевизма и сбросить его паразитное ярмо.

Трудное это было дѣло, и оно стало особенно трудно послѣ краснаго переворота въ Гельсингфорсѣ, когда и Финляндскій банкъ и весь центральный государственный аппаратъ оказались въ рукахъ у большевиковъ. Негодованіе уже съ лѣта нарастало во всей Финляндіи. Но, не находя выхода, не находя формъ дѣйствія, оно лишь собиралось и сгущалось, уходило въ себя. И воть въ февралѣ оно сконцентрировалось, выявилось, нашло пути дѣйствія.

Это сдѣлало одно слово, одно имя. Это всколыхнувшее всю Финляндію слово, это сдѣлавшее чудо имя — было: Маннергеймъ.

---

О генералѣ Маннергеймѣ много говоритъ и Кериллисъ. Да, онъ правъ въ своемъ выводѣ; немногаго не хватило для того, чтобы Маннергеймъ сталъ крупнѣйшею историческою личностыо мірового масштаба; немногаго не хватило для того, чтобы онъ ликвидировалъ всю большевицкую авантюру — уже лѣтомъ 1918 года. И все же Кериллисъ разсказываетъ не исторію генерала Маннергейма, а позднѣйшую легенду о немъ. Онъ картинно описываетъ, какъ, дойдя до Бѣлоострова, т. е. окончивъ героическую эпопею очищенія отъ большевиковъ Финляндіи, Маннергеймъ снесся по телеграфу съ Юденичемъ, Колчакомъ и Деникинымъ. Онъ, будто бы, потребовалъ отъ нихъ признанія независимости Финляндіи и подъ этимъ условіемъ выразилъ согласіе итти на совершенно тогда открытый Петербургъ. Чрезъ сутки онъ будто бы получилъ положительный отівѣтъ отъ Юденича. Но пришедшій много времени спустя отвѣтъ Колчака и Деникина былъ отрицательнымъ.

---

Я нисколько не отрицаю, что между Маннергеймомъ и русскими военачальниками могъ происходитъ обмѣнъ телеграммами. Не отрицаю и того, что Майнергейму, какъ финляндскому уроженцу, были близки интересы его родины. Но онъ былъ, прежде всего, русскимъ генералом и совершенно невѣроятно, что онъ могъ вступить въ описываемый Кериллисомъ торгъ. Онъ дѣйствовалъ не противъ Россіи, а исключительно противъ большевиковъ.

Я отчетливо помню его прокламаціи, вывѣшенныя на улицахъ финляндскихъ городовъ. Онъ именно подчеркивалъ въ нихъ, что дѣйствуетъ не противъ «доблестной россійской арміи», а противъ негодяевъ, позорящихъ званіе и одѣяніе россійскаго солдата.

---

Въ противовѣсъ легендѣ, подобранной Кериллисомъ, разскажу, какъ тогда объяснялись въ Финляндія описываемыя событія.

Маннергеймъ хотѣлъ итти на Петербургъ и никогда не оставлялъ этого намѣренія. Но между нимъ и финляндскими руководящими кругами произошелъ на этой почвѣ острый конфликтъ. Ему пришлось поневолѣ уступить. И что это именно такъ, — видно уже изъ того, что онъ, герой и творецъ освобожденія и популярнѣйшій человѣкъ въ Финляндіи, вскорѣ отказался отъ званія «главы государства» и вообще отошелъ отъ дѣлъ…

---

Но Кериллисъ хорошо сдѣлалъ, что напомнилъ о немъ… Есть немало русскихъ генераловъ, бившихъ большевиковъ. Но не забудемъ, что единственный изъ нихъ, кто окончательно освободилъ отъ нихъ опредѣленную крупную территорію, былъ Маннергеймъ.

А<лександръ> С<алтыковъ>.
Возрожденіе, №1906, 21 августа 1930.

Visits: 24

О ранне-христіанской націи (летучія мысли). Ранне-христіанская церковь была царствомъ не отъ міра сего. И все же она была вмѣстѣ съ тѣмъ и «націей». Окружавшій ее греко-римскій міръ называлъ ее христіанскимъ народомъ. Ошибался ли онь? Не думаю. Вѣдь она и сама такимъ себя и чувствовала и называла.

---

Насъ нынѣ многое сбиваетъ въ ея памятникахъ. Таково, напримѣръ, слово «язычники», часто встрѣчающееся въ славяно-русскомъ переводѣ новозавѣтныхъ книгъ. Оно получило специфическое значеніе «многобожія». Но первоначальный и основной его смыслъ — иной. Оно передаетъ греческія слова этносъ, этне и этникосъ, непосредственный смыслъ которых есть племя, племена и племенной: въ словахъ, передаваемыхъ славяно-русскимъ «язычники», мыслилось, такимъ образомъ, противоположеніе ранне-христіанской церкви, какъ истинной націи, — окружавшему ее этническому, племенному, міру.

---

Наилучшее опредѣленіе націи (лаосъ), какъ чисто духовной категоріи, субстанціально противоположной физіологической категоріи племени (этносъ), мы находимъ именно въ памятникахъ Новаго Завѣта.

Такъ, въ 1 Посланіи ап. Петра (11, 9 — 10) это противоположеніе раскрывается сразу въ нѣсколькнхъ планахъ, взаимно дополняющихъ другъ друга. Онъ послѣдовательно называетъ церковь: 1) родомъ избраннымъ (признакъ духовной генеалогіи, духовнаго зиждущаго принципа, еще сильнѣе подчеркнутый въ дополнительной характеристикѣ Христовой націи, какъ царственнаго священства); 2) «племенемъ святымъ» (этносъ гагіонъ); 3) «народомъ въ исполненіе» (лаосъ эйсъ перипойесинъ). Послѣднее неточно и несовершенно — хотя и безъ существеннаго измѣненія смысла — передается въ русскомъ переводѣ словами: «люди, взятые въ удѣлъ».

---

Не останавливаясь на этомъ третьемъ пунктѣ, который завелъ бы въ слишкомъ спеціальныя филологическія толкованія, обратимся къ наиболѣе существенному второму («племя святое»). На первый взглядъ, можетъ показаться, что эта характеристика какъ разъ и противорѣчитъ только что сказанному о христіанской націи, какъ противоположности племенного соединства. Но это не такъ. «Племя святое» — это именно и означаетъ племя, сошедшее съ племенной, физіологической основы и перешедшее на духовную основу «святости»: въ этомъ-то и заключается превращеніе племени въ націю. И что таковъ именно смыслъ даннаго текста, — усматривается изъ его сопоставленія съ еще болѣе поразительными словами апостола (Дѣян., ХV, 14), въ которыхъ онъ даетъ полное генетическое опредѣленіе христіанской націи: Богъ воззрѣлъ на племена, чтобы избрать изъ нихъ народъ (лаосъ — нація) во имя Свое.

---

Но и всякая иная нація создастся по образу и подобію націи христіанской. Всякая нація есть «народъ — во имя», т. е. духовное соединство, отмѣченное цѣлымъ рядомъ признаковъ религіознаго характера и заключающее въ себѣ идею, осуществленіемъ которой она и является. Такъ и послѣдній смыслъ вышеприведеннаго выраженія «лаосъ эйсъ перипойесинъ» есть осуществленная нація…

Такою націей дѣйствительно и была — и въ собственномъ своемъ сознаніи и въ сознаніи окружавшаго ея міра — ранне-христіанская церковь. Она заключала въ себѣ, въ частности, и чисто государственныя функціи (напримѣръ, функцію суда). Она была тѣмъ, что зовется «магическою націею», т. е. націей, объединенной признакомъ религіознаго consensus-а, живого длящагося духовнаго согласія. Такимъ же духовнымъ согласіемъ была и нація іудейская и впослѣдствіи — нація ислама («арабская»). Однако и всякая вообще нація заключаетъ въ себѣ — въ той или иной формѣ и степени — живую духовную магію, данную въ вышеуказанныхъ трехъ націяхъ въ чистомъ и безпримѣсномъ видѣ. Признакъ духовно-магическаго согласія присущъ всякой вообще націи, націи, какъ таковой.

А<лександръ> С<алтыковъ>.
Возрожденіе, №1904, 19 августа 1930.

Visits: 27