Россія для нуждъ Германіи. — Главнѣйшій стимулъ. — «Теорія» Рехберга: «Отдайте намъ все, что требуемъ или мы съ большевиками, и тогда конецъ». — Чего еще они потребуютъ? — Германія и національная Россія. — Балтійцы-спеціалисты по русскимъ дѣламъ. — Нѣкоторыя утѣшенія. — Безъ заключенія.

Россія для нуждъ Германіи, для германской колонизаціи, Россія какъ источникъ богатствъ, человѣческаго матеріала, — какъ благодарнѣйшая страна для эксплоатаціи — все это, въ концѣ концовъ, не главный стимулъ, двигающій Германіей въ ея совѣтофильской политикѣ. Такой стимулъ поддавался бы оспариванію. Естественно, и для самихъ нѣмцевъ вставалъ бы вопросъ, — не выгоднѣе ли Германіи сосѣдство Россіи національной, — такъ ли уже политически мудро стараться Россію обстоятельнѣе поэксплоатировать?

Не слѣдуетъ ли, наконецъ, уже теперь склонять будущую Россію къ сотрудничеству съ Германіей, вмѣсто того, чтобы озлоблять ее противъ нея?

— Да, когда падутъ большевики, вы будете на мѣстѣ, какъ того желаете, — говорятъ нѣмцамъ русскіе эмигранты. — Но вѣдь вы окажетесь тогда друзьями свергнутой ненавистной власти.

— Это пустяки, — отвѣчаютъ нѣмцы, — исторія забываетъ о подобныхъ мелочахъ. Мы вѣдь всегда будемъ необходимы Россіи.

Главнѣйшій стимулъ ясенъ давно каждому, кто мало-мальски слѣдитъ за германской политикой. Подробно излагать его было бы просто наивно. Но интересно и поучительно постараться воочію убѣдиться въ немъ, нащупать его во всей его значительности, жизненности. И вотъ для этого меньше всего даютъ бесѣды съ тѣми, кто этотъ стимулъ открыто выставляетъ.

Какъ разъ наоборотъ, — бесѣды сначала съ г. фонъ Керберомъ, затѣмъ съ г. Арнольдомъ Рехбергомъ, заклятымъ врагомъ большевиковъ и всѣхъ ихъ поддерживающихъ, оказались наиболѣе симптоматичными. И не въ томъ, что оба эти дѣятеля кого-то разоблачили, поставили какія-то точки надъ і, а въ самой ихъ психологіи, политическомъ настроеніи, которое неожиданно, съ максимальной очевидностью, сливалось съ настроеніемъ, общимъ для всего того, что касается германо-совѣтскихъ отношеній.

***

Арнольдъ Рехбергъ — одинъ изъ богатѣйшихъ людей въ Германіи, одинъ изъ руководителей калійной промышленности, въ годы войны близкій къ верховному командованію, близкій затѣмъ къ ген. Гофману, финансировавшій, какъ увѣряютъ, младогерманскій орденъ, настаивающій теперь на сближеніи съ Франціей, часто выступающій во французской печати, требующій ни болѣе, ни менѣе, какъ франко-германскаго военнаго союза для борьбы съ большевиками.

Не правда ли, — должно было казаться, — вотъ человѣкъ, понимающій гдѣ подлинная опасность, готовый, чтобы побороть ее, подать руку тѣмъ, кого всякій нѣмецъ въ душѣ все еще считаетъ злѣйшимъ своимъ врагомъ?

Вотъ этотъ человѣкъ, большой, сутулый и полнотѣлый, грузно усѣвшись въ кресло, дымя сигарой — подъ черное кофе, началъ мнѣ развивать свою теорію. Говорилъ онъ самоувѣренно, доктринерскимъ, не терпящимъ возраженія тономъ, словно говорилъ онъ вещи, оспаривать которыя просто глупо и неприлично. Послѣ каждой, вѣроятно, особо казавшейся ему эффектной тирады онъ останавливался и улыбался, словно жалѣя тѣхъ, которые все еще не согласны съ нимъ. И отъ этой соболѣзнующей улыбки и отъ самой теоріи его дѣлалось невольно совѣстно и за себя, и за него, такъ что сразу и не сообразить было, — какъ на этакое отвѣтить. Чувствовалось, что поставленъ въ глупѣйшее положеніе. Станешь возражать, г. Рехбергъ заявитъ: да вѣдь вы тоже большевикъ, значитъ?

Теорія эта сводилась къ слѣдующему:

Міръ погибъ, потому что большевики достигаютъ всего, что хотятъ. Они — самые умные, самые проницательные политики нынѣшнихъ временъ. Равныхъ имъ не было въ прошломъ, не будетъ, вѣроятно, и въ будущемъ.

Дѣйствительно, вѣдь все у нихъ разыграно, какъ по нотамъ и все удается. Шталинъ, — такъ нѣмцы всегда произносятъ, — одно изъ самыхъ потрясающихъ явленій современности. Онъ все понялъ. Безработица растетъ въ Европѣ и должна расти, потому что — перенаселеніе. А рынки для сбыта систематически разрушаются Москвой. Въ этомъ и только въ этомъ весь смыслъ событій въ Китаѣ, Индіи, колоніяхъ. Лейтъ-мотивъ: большевики все знаютъ, всего достигаютъ. Еще нѣсколько лѣтъ ихъ владычества и несчастные народы Европы, какъ маріонетки, движимыя Москвой, пойдутъ на братоубійственную войну. И тогда крышка — міровая революція, большевизмъ всюду.

Германіей, правой Германіей большевики завладѣли всецѣло. Правые нѣмцы — а вѣдь они, увы, большинство страны, — убѣждены, что спасеніе въ красной арміи. Большевицкіе милліоны дѣлаютъ свое дѣло. Разговаривая теперь съ вліятельнымъ лицомъ въ Берлинѣ, будь онъ представитель стариннаго германскаго рода, генералъ или высшій чиновникъ, будь онъ депутать или крупный журналистъ, — вы всегда должны имѣть въ виду, — а вдругъ онъ подкупленъ Москвой!

Вѣдь чуть ли ни каждый третій правый депутатъ платный агентъ Шталина. Москва все предусмотрела и бьетъ навѣрняка.

Такъ говорилъ Арнольдъ Рехбергъ. Признаюсь, мнѣ еще никогда не приходилось слышать изъ устъ антибольшевика такой рекламы большевикамъ, изъ устъ нѣмца — такой унизительной оцѣнки Германіи. Непонятными представлялись его рѣчи. Но г. Рехбергъ продолжалъ и неожиданно разсѣялся туманъ и стало все кристально яснымъ, какъ Божій день.

Понятными стали и это поклоненіе «большевицкой мудрости», и этотъ безпредѣльный передъ ней страхъ, и то что г. фонъ-Керберъ — кстати, ближайшій сотрудникъ г. Рехберга — трубитъ повсюду, что правая Германія на колѣняхъ передъ Москвой.

Такъ вотъ, г. Рехбергъ сказалъ слѣдующее:

Мірь погибъ, если… если не спасетъ его Германія. А спасти его можетъ она и только она. Потому, что Германія способна раздавить большевизмъ. Но… но раздавитъ его она лишь тогда, когда снимутъ съ нея бремя, возложенное Версальскимъ договоромъ, возстановятъ старую армію, вернутъ «коридоръ», колоніи. О, тогда Германія будетъ заодно съ Франціей, а въ противномъ случаѣ… въ противномъ случаѣ, какъ это ему, Арнольду Рехбергу, ни прискорбно, и хотя онъ лично и всегда, конечно, будетъ противъ этого, — Германія должна итти на союзъ съ красной арміей. Ибо путь Германіи либо съ Западомъ, либо съ большевизмомъ, который все сотретъ.

Да и трудно винить Германію, продолжалъ г. Рехбергъ. А вы, русскіе, тоже не надѣйтесь на свои силы: безъ насъ не скинете вы большевиковъ. Вѣрьте въ насъ.

Затѣмъ г. Рехбергь принялся развивать мысль, что Германія, конечно, стоитъ за единую Россію, въ которой видитъ своего будущаго союзника, но и это онъ выразилъ въ весьма деликатной формѣ: конечно, за освобожденіе отъ большевиковъ Россія должна будетъ поблагодарить Германію, вѣдь русскіе сейчасъ въ такомъ положеніи, что имъ даже какъ-то неловко торговаться и т. д., и т. д.

***

— Дружба съ большевиками, — сказалъ мнѣ правый нѣмецкій политикъ, — козырь, который мы съ удовольствіемъ обмѣняемъ на что-нибудь другое, напримѣръ, на «коридоръ» — въ компенсацію вѣдь можно Польшѣ отдать хотя бы Литву, — на колоніи, ну, еще кое на что…

Но отъ другого я уже услышалъ о возвращеніи Шлезвига и… Эльзаса и Лотарингіи, а отъ третьяго, что Германія порветъ съ большевиками въ тотъ же день, когда будетъ отмѣненъ цѣликомъ Версальскій договоръ.

И вспомнилось, что вѣдь прежде рѣчь шла всего лишь объ эвакуаціи Рейна, и становилось совершенно неяснымъ, докуда же нѣмцы пойдутъ въ своихъ требованіяхъ.

Вспомнилось также, что г. Рехбергъ на мой вопросъ, «а что, если Франція не согласится на возстановленіе германской арміи, не заключитъ военной конвенціи съ Германіей?» — отвѣтилъ:

— Это единственный выходъ, въ противномъ же случаѣ — конецъ.

И вотъ, чѣмъ больше бесѣдуешь съ нѣмцами о германо-совѣтскихъ отношеніяхъ, тѣмъ чаще приходишь къ выводу, что выхода действительно нѣтъ, т. е. что ни одна уступка не удовлетворитъ нѣмцевъ, развѣ что такая, на которую — смѣшно и думать теперь, — чтобы пошла противная сторона. Значитъ, конецъ? — какъ заявляетъ г. Рехбергъ. Вѣрнѣе — продолженіе дружбы нѣмцевъ съ большевиками, — потому что не только Франція или Польша, но вѣдь и Англія и Америка не станутъ сами работать на возвеличеніе Гермаиіи, не будутъ давать пищи для ея и безъ того все растущей мощи.

Бесѣда съ г. Рехбергомъ объяснила основное настроеніе, которымъ руководствуется Германія въ своей дружбѣ съ Москвой.

То, что это козырь противъ Запада, ясно и безъ того всякому, но то, что этотъ козырь неотдѣлимъ отъ германской политики, что она отъ него не откажется, явствуетъ неоспоримо изъ того, что говорятъ и пишутъ какъ разъ тѣ, которые въ Германіи возстаютъ противъ большевизма.

Но одно утѣшительно. Теперь это всего лишь козырь. Прежніе восторги отъ совѣтскихъ порядковъ улетучились.

Самъ Курціусъ, совѣтофильски настроенный, и, кстати, знающій русскій языкъ, — какъ говорятъ люди, близкіе къ министерству иностранныхъ дѣлъ, — заявляетъ въ частныхъ бесѣдахъ, что козырь этотъ ему претитъ. Но отказываться отъ него онъ, конечно, не намѣрень. То же заявляетъ и начальникъ канцеляріи Гинденбурга, статсъ-секретарь Мейснеръ, этотъ козырь въ свое время поставившій, вмѣстѣ съ графомъ Брокдорфъ-Ранцау и барономъ Мальцаномъ, въ основу германской внѣшней политики.

***

Германія и національная Россія… Этотъ вопросъ сейчасъ какъ будто не существуетъ. Однако его можно нащупать, можно обнаружить, какъ остро, съ какой болѣзненностью, воспринимаютъ его нѣмцы.

Развѣ не характерно заявление доктора Геббельса о томъ, что онъ не хочетъ имѣть сношеній съ представителями бѣлой эмиграціи только потому, что ея центръ — Парижъ!

Надо пожить въ Германіи, чтобы убѣдиться, съ какимъ безпокойствомъ нѣмцы относятся ко всему, что касается эмиграціи, какъ волнуетъ ихъ ея отношеніе къ Франціи. И вотъ что еще характерно. Нѣмцы, слѣдящіе за русскими дѣлами, придаютъ сейчасъ большое значеніе третьей эмиграціи и страшно волнуетъ ихъ то, что она, — по ихъ свѣдѣніямъ, — пользуется поддержкой французскихъ властей.

Еще два слова о «козырѣ». Правая Германія открыто играетъ имъ, лѣвая относится къ нему примѣрно такъ же, какъ къ побѣдѣ Хитлера — старается извлечь изъ него выгоду. «Не мы виноваты, видите до чего насъ довели…»

Единственное для насъ преимущество позиціи лѣвыхъ въ томъ, что они этотъ козырь, такъ сказать, сами не создаютъ, а лишь пользуются имъ, посколько онъ имѣется. Лѣвые глубже, чѣмъ правые, чувствуютъ, что «большевицкій козырь» лишь тактика; этой тактикой они не проникнуты, не стали ея рабами. Поэтому имъ легче будетъ, чѣмъ правымъ, отъ нея, при случаѣ, отвернуться.

***

Въ правыхъ германскихъ кругахъ спеціалистами по русскимъ дѣламъ являются балтійцы — изъ той, къ слову будь сказано, — меньшей части балтійцевъ, которая извѣрилась въ единой Россіи, мечтаетъ о ея раздѣлѣ въ пользу Германіи, о возможно большей ея эксплоатаціи и въ первую очередь о ликвидаціи лимитрофовъ, присоединеніи «балтійскихъ провинцій» къ имперіи.

При Гугенбергѣ, полная неосвѣдомленность котораго въ вопросахъ иностранной политики ни для кого уже не является тайной, такими спеціалистами являются баронх Фрейтагъ фонъ Лорингхофенъ и баронъ Фитингофъ-Шелль.

Бар. Фрейтагъ писалъ въ газетѣ «Тагъ» 1 марта 1929 г.:

«Не гоняться на призракомъ соглашенія съ Франціей должна Германія, а рука объ руку итти со своимъ естественнымъ союзникомъ».

Этотъ господинъ, кстати, членъ рейхстага, нынѣ толкающій Германію итти рука объ руку съ большевиками, такой же русскій, какъ любой изъ насъ. Въ прошломъ, онъ — профессоръ Ярославскаго лицея, игравшій даже довольно видную роль среди русской либеральной общественности.

При Хитлерѣ спеціалистомъ по русскимъ дѣламъ состоитъ тоже балтіецъ — Розенбергъ. И такъ повсюду, при редакціяхъ правыхъ газетъ, правыхъ клубахъ и т. д.

Но вотъ въ этихъ правыхъ кругахъ наблюдается нынѣ нѣкоторый поворотъ, — и это въ связи съ хитлеровской побѣдой. Хитлеровцевъ обвиняютъ въ сношеніяхъ съ большевиками. Быть можетъ, и были такія сношенія, но, очевидно, не въ нихъ дѣло. Хитлеровцевъ, естественно, клонитъ къ фашизму и въ ихъ средѣ, вопреки г. Розенбергу, все больше раздается голосовъ за союзъ съ Италіей. Тѣмъ самымъ, союзъ съ СССР отходитъ какъ бы на второй планъ. Эти вѣянія, несмотря на противодѣйствія балтійцевъ, проникли и въ гугенбергскіе круги. Люди Гугенберга стараются ни въ чемъ не отставать отъ хитлеровцевъ…

***

Какой же выводъ изъ всего вышесказаннаго?

О будущемъ, по словамъ Наполеона, говорятъ только сумасшедшіе. Давать заключеніе о текущихъ событіяхъ врядъ ли разумно. Въ этихъ очеркахъ я не старался притти къ нему, а лишь, такъ сказать, нащупать руководящія настроенія въ современной германской политикѣ.

Эти настроенія въ цѣломъ лучше всего, какъ мнѣ кажется, и выражаются понятіями, поставленными въ заглавіи:

Хаосомъ, мощью и дисциплиной.

Л. Любимовъ.
Возрожденіе, №1968, 22 октября 1930.

Visits: 27

Бредовыя мечты прошлаго. — Теперь не такъ. — Бесѣда съ крупнымъ промышленникомъ. — Новая германская армія. — Докладъ представителя рейхсвера изъ Москвы. — Одна изъ главныхъ причинъ дружбы нѣмцевъ съ Москвой.

Изменилось ли настроеніе Германіи по отношенію къ СССР, и если да, то означаетъ ли это поворотъ въ германской внѣшней политикѣ? Такъ надо сейчасъ ставить вопросъ — стараясь разобраться въ двѣнадцатилѣтней уже связи нѣмцевъ съ большевиками.

Постараемся найти ему какой-то отвѣтъ.

Несомнѣнно, вполнѣ искренное, непосредственное, такъ сказать, тяготѣніе было у нѣмцевъ къ Москве. Искренно оно и теперь, но уже не у отвѣтственныхъ руководителей германской политики, а развѣ что у нѣкоторыхъ экзальтированныхъ представителей разорившагося «мительштанда», которые, въ нищетѣ своей, любятъ мечтать о міровомъ владычестве, о мести за униженіе — все равно какой цѣной.

— Хотите знать, чѣмъ вызваны были эти симпатіи, — говорилъ мнѣ старый прусскій офицеръ, теперь близкій къ хитлеровцамъ. — Во-первыхъ, большевики выручили насъ дважды — въ Брестѣ и въ Рапалло; во вторыхъ, они были послѣ войны единственной силой въ Европѣ, на которую, казалось, можно было намъ опереться. Совѣтская Россія вѣдь является чуть ли не единственной державой, которая изъ ненависти за войну не отвернулась отъ насъ…

Вотъ тогда въ эти первые послѣвоенные годы и родились бредовыя мечты о красной арміи вступающей въ Германію, чтобы помочь германскому народу, разбивающей Польшу, Францію; тогда-то и родилось увлеченіе «новой мощью», которая тамъ, на Востокѣ, — встала изъ развалинъ стараго міра. Потому что многимъ нѣмцамъ тогда показалось — такъ глубоко было ихъ разочарованіе — что все старое отошло, на вѣкъ потерпѣло фіаско. Все новое, все въ чемъ была сила, плѣнило ихъ.

А такъ какъ каждый нѣмецъ, прочитавши одинъ томъ Достоевскаго, считаетъ себя спеціалистомъ по «русской душѣ», а заодно и по русской экономикѣ — причемъ куда увѣреннѣе въ своей методичности, чѣмъ могъ бы считать себя французъ — то такіе спеціалисты завелись при каждой редакціи, въ каждомъ департаментѣ, банкѣ, университетѣ, и начали кричать съ жаромъ неофитовъ — «свѣтъ съ Востока!»

Такъ ли это теперь?

Смѣло можно сказать — нѣтъ, не такъ.

***

Крупный нѣмецкій промышленникъ говоритъ мнѣ:

— Наши экономическіе разсчеты на совѣтскую Россію не оправдались. Послѣ провала огромныхъ концессій Круппа, Вирта, Вельца, — о новыхъ никто не думаетъ. Въ 1926 г. правительство гарантировало кредитъ въ триста милліоновъ марокъ для СССР на оборудованіе промышленныхъ предпріятій. Кредитъ этотъ былъ исчерпанъ въ полтора года. О новомъ кредитѣ говорить серьезно не приходится. А что значитъ для государства триста милліоновъ марокъ! Капля въ морѣ. Такой же каплей было и число безработныхъ, нашедшихъ заработокъ благодаря зтой операціи.

Слѣдить за работами въ СССР нѣтъ возможности, — разъ не допускаютъ ревизоровъ. Да и правда, смѣшно теперь доказывать вліятельность тамъ германскихъ техниковъ, — вѣдь американцевъ всюду въ СССР несравненно больше. Въ одномъ Петербургѣ сорокъ семей американскихъ спеціалистовъ. Что бы мы ни думали объ СССР, это весьма для насъ неутѣшительно.

А вы видѣли великолѣпное изданіе «Госиздата» — «СССР въ строительствѣ», на нѣмецкомъ языкѣ, спеціально для насъ предназначенное? Да, большевики знаютъ, какъ надо дѣлать рекламу, но повѣрьте, всякій студентъ у насъ уже разбирается въ этихъ штучкахъ. Большевицкій блефъ разгаданъ Германіей.

***

Трубадуры германо-совѣтскаго сближенія проф. Гетлъ и баронъ Фрайтагъ фонъ Лорингхофенъ замолкли за послѣднее время, — Гетлъ къ тому же провалился на выборахъ въ рейхстагъ, — промышленники не возлагаютъ больше надеждъ на СССР, о красной арміи, побѣждающей Европу, грезятъ одни лишь кликуши — а все же Берлинъ наводненъ большевиками, Германія попрежнему какъ бы неразрывными узами связана съ СССР, а то что офицеры рейхсвера сидятъ въ Москвѣ и разрабатываютъ дислокацію въ реввоенсовѣтѣ, — ни для кого уже послѣ разоблаченій «Форвертса» не является тайной.

Прежде лишь «Германія», органъ католическаго центра, — по религіознымъ вопросамъ, послѣ посланія папы — да соціалистическій «Форвертсъ» — открыто обличали совѣтскіе порядки, — теперь въ правыхъ газетахъ чаще гораздо, чѣмъ прежде, можно обнаружить антисоветскія статьи, а близкій къ Тревиранусу, къ «младо-консерваторамъ» «Рингъ» посвятилъ цѣлый номеръ большевицкой опасности, обличенію большевицкаго блефа, пропаганды, идущей изъ Москвы, — и все же министерство иностранныхъ дѣлъ попрежнему благосклонно къ Кремлю и ничего формально не изменилось въ германо-совѣтскихъ отношеніяхъ.

***

Обратимся къ рейхсверу.

— Офицеры рейхсвера, посланные въ совѣтскую Россію, — говоритъ мнѣ иностранный военный, близко знакомый съ вопросами, связанными съ новой германской арміей, — продолжаютъ хвалить красную армію, такъ сказать по рутинѣ и потому, что таковы были данныя имъ директивы, а кромѣ того, они вѣдь судятъ лишь о чисто военной, технической сторонѣ. Трудно раскачать нѣмцевъ. Генералъ Гренеръ человѣкъ ловкій, изворотливый, но у него не хватаетъ иниціативы, чтобы перемѣнить курсъ.

Да и кромѣ того, и это весьма существенно, — рейхсверъ съ одной стороны вѣдь самая совершенная, быть можетъ, армія въ мірѣ. Сколько за послѣдніе годы говорилось о преимуществахъ профессіональной арміи надъ такъ называемой народной… Но вотъ ни одна вѣдь страна не рѣшилась бы отказаться отъ обязательной военной службы — ради опыта. А Германію заставили это сдѣлать. Сто тысячъ человѣкъ въ рейхсверѣ и сто пятьдесятъ тысячъ въ полиціи (шупо), причемъ каждый унтеръ-офицеръ, — готовый ротный командиръ. А какъ нѣмцы заботятся о рейхсверѣ! — Онъ стоить дороже, чѣмъ шестисоттысячная старая германская армія. Прежнее зданіе военнаго министерства оказалось слишкомъ мало для него. Выстроили новое, грандіозное.

Рейхсверъ сейчасъ самая мощная сила Германіи, и на нее можетъ вполнѣ положиться Гиндонбургъ. Рейхсверъ — вѣрнѣйшій залогъ порядка.

Но вотъ не хватаетъ у этой арміи танковъ, тяжелой артиллеріи. Совѣтская Россія — хранилище того, что этой арміи недостаетъ. Вѣдь это же ясно, какъ дважды два. Поговорите съ Кюнстлеромъ.

Францъ Кюнстлеръ — это тотъ соціалистическій депутатъ, который выступилъ съ сенсаціонными разоблаченіямн о связяхъ рейхсвера съ красной арміей.

Но отъ Кюнстлера ничего не добиться. — Я далъ себѣ слово, — заявляетъ онъ мнѣ, — не проронить ни единаго звука по этому вопросу — до поры до времени.

Непроницаемыя тайны германской политики… Но только ли доводами, которые приводилъ иностранный военный, объясняется то, что германскіе офицеры генеральнаго штаба, самые знающіе чуть ли не въ Европѣ, продолжаютъ стоять за связь съ Ворошиловымъ и прочими наслѣдниками Троцкаго?

***

Видный германскій публнцистъ, близкій къ рейхсверу, къ руководителямъ правой печати, къ тяжелой промышленности, близкій ко всѣмъ, кто руководитъ правой Германіей, соглашается дать мнѣ, какъ онъ говоритъ, «исчерпывающее объясненіе».

— Хотите, — заявляетъ онъ, — я сообщу вамъ содержаніе доклада, въ тридцать шесть страницъ на машинкѣ, представителя рейхсвера о поѣздкѣ въ Россію въ августѣ этого года.

Сначала рисуется подробная картина общаго развала — провалъ пятилѣтки, терроръ и т. д. Затѣмъ объ арміи. Армія сравнительно хорошо одѣта, обута, хорошо снабжена. Дисциплина удовлетворительная. Отношеніе между команднымъ составомъ и солдатами прекрасное. Примѣръ новой дисциплины, несуществующей въ Европѣ. Человѣческій матеріалъ, — выше всякихъ похвалъ. Но вооруженіе изъ рукъ вонъ неудовлетворительно, командный составъ совершенно не на высотѣ положенія и абсолютно непригоденъ для войны съ европейской арміей. Въ связи съ ухудшеніемъ положенія въ городахъ и деревняхъ — среди солдатъ растущее неудовольствіе.

Заключеніе: въ сущности, красная армія не способна удовлетворить ни одной изъ возложенныхъ на нее задачъ. Изъ-за низкаго уровня команднаго состава и неудовлетворительности технической части — она непригодна для внѣшней войны, а вслѣдствіе настроеній среди солдатъ — для подавленія безпорядковъ.

Но — слушайте меня внимательно, вотъ текстуально послѣднія слова:

«И все же намъ нужно какъ можно крѣпче держаться тамъ, потому что на наше мѣсто могутъ придти Америка и Англія, намъ нужно занять въ Россіи твердыя позиціи, чтобы при всякомъ измѣненіи быть намъ на мѣстѣ. Измѣненіе произойдет, но не въ «Absehnbare Zeit» (т. е. въ періодъ времени, который поддается обозрѣнію), потому что большевики опираются не на армію, а на части ГПУ, которыя всецѣло преданы власти и прекрасно организованы для подавленія всякаго возстанія.

И такой же по существу докладъ съ такимъ же заключеніемъ (на 16 страницахъ) сдѣлалъ побывавшій въ іюлѣ мѣсяцѣ въ СССР представитель имперскихъ желѣзныхъ дорогъ.

Слова нѣмецкаго публициста, несомнѣнно, давали одну изъ основныхъ причинъ нѣмецкой политики по отношенію къ большевикамъ. Нужно было подробнее ее обслѣдовать, а затѣмъ обслѣдовать и вторую причину, о которой можно было догадываться изъ заявленій д-ра Геббельса и изъ статьи фонъ Кербера — причину, вѣроятно, главнѣйшую.

(Окончаніе слѣдуетъ.)

Л. Любимовъ.
Возрожденіе, №1962, 16 октября 1930.

Visits: 21

Сэръ Гербертъ Самюэль сказалъ рѣчь о большевикахъ, гдѣ вѣрно отмѣтилъ глубокій провинціализмъ ихъ «философской» и экономической доктрины. Воинствующій матеріализмъ, азартное безбожіе, марксистская экономика — всѣ эти вещи были «передовыми» въ Европѣ дѣйствительно лѣтъ 60 или 70 тому назадъ. Теорія большевизма — «ретроградна», словъ нѣтъ. Что касается практики, то къ ней это не совсѣмъ приложимо, хотя бы уже отъ того, что не слѣдуетъ вообще искать соотвѣтствія между большевицкой теоріей и большевицкой практикой.

***

Сейчасъ я хотѣлъ написать не о томъ. Сэръ Гербертъ Самюэль закончилъ свою рѣчь призывомъ къ сохраненію дипломатическихъ сношеній съ большевиками. Тутъ точка зрѣнія намъ тоже извѣстная, высказанная раньше Ллойдъ Джорджемъ и поддерживаемая вообще англійскими либералами: дипломатически сноситься надо, ибо надо торговать, а торговать можно хоть съ людоѣдами. Политическіе дѣятели, стоящіе на этой точкѣ зрѣнія, увѣрены, что выражаютъ наклонности купцовъ. Они полагаютъ, что купецъ есть существо настолько одержимое зудомъ торговли, что ему рѣшительно все равно съ кѣмъ торговать. Совѣсти, по ихъ мнѣнію, купцамъ не полагается! Вотъ точка зрѣнія, которая считается реальной точкой зрѣнія.

Однако реальна ли она въ дѣйствительности? Въ той же газетѣ, гдѣ помѣщена рѣчь сэра Герберта Самюэля, напечатано постановленіе центральнаго бюро голландской торговой организаціи, вѣдающей закупками зерна для Голландіи. Это бюро отказывается покупать совѣтское зерно, ибо уплаченныя за него деньги пойдутъ не производителю, но большевицкому правительству для цѣли пропаганды. Браво! Какой отличный урокъ въ дѣлахъ человѣческой совѣсти голландскіе коммерческіе люди преподаютъ такимъ государственнымъ дѣятелямъ, какъ Ллойдъ Джорджъ и сэръ Гербертъ Самюэль…

***

Но я все-таки и не объ этомъ хотѣлъ писать. Въ рѣчи сэра Герберта есть одно любопытное мѣсто. Объясняя, какимъ образомъ отсталыя доктрины марксизма и безбожнаго матеріализма могли быть навязаны русскому народу, онъ сказалъ: «Когда царизмъ былъ свергнутъ, и Россія вышла изъ Среднихъ Вѣковъ, она оказалась въ интеллектуальномъ смыслѣ не въ XX вѣкѣ, но въ XIX»… Россія вышла изъ Среднихъ Вѣковъ въ 1917 году… Какъ это любопытно! Но вотъ перелистывая воскресныя англійскія газеты, вижу объявленіе о любительскомъ изданіи неизданной пьесы Чехова (изъ юношескихъ его набросковъ), что очень трогательно, ибо свидѣтельствуетъ объ огромной любви современныхъ англичанъ къ Чехову и о живѣйшемъ ихъ интересѣ къ этому писателю. Да, англичане очень много читаютъ Чехова и читаютъ его, конечно, совсѣмъ не какъ Данте или Бокаччіо, или другого «средневѣковаго новеллиста», но какъ современника ихъ собственныхъ романистовъ недавней викторіанской эпохи. Читалъ ли сэръ Гербертъ Чехова — и интересовался ли онъ изображеніями «средневѣковой» русской жизни временъ царизма? Боже мой! Какъ все это, въ концѣ концовъ, намъ, русскимъ надоѣло…

***

Однако будемъ справедливы и къ иностранцамъ. Сэръ Гербертъ Самюэль, вѣроятно, искренно вѣритъ въ наличіе русского «царизма средневѣковья» въ началѣ XX в.

Чехова и многое другое онъ, очевидно, не удосужился прочитать. Но кое-что онъ, конечно, читалъ о Россіи и, увы, надо сказать, что сужденія его основаны, можеть быть, на томъ, что пишутъ и говорятъ о «царской Россіи» сами русскіе. Какія иныя вещи могъ бы сказать онъ, разъ въ «Таймсѣ» бывшій царскій министръ народнаго просвѣщенія, графъ Игнатьевъ, сообщалъ осенью, что цѣлью царскаго правительства было насажденіе невѣжества въ народѣ (тутъ же приводя цифры роста школьнаго образованія, которыя его самого опровергаютъ). Какъ можетъ перестать англичанинъ считать насъ варварами, прыгнувшими изъ средневѣковья «по ошибкѣ» не въ XX вѣкъ, а въ XIX, когда въ Британской Энциклопедіи князь Святополкъ-Мирскій преподносить ему такую исторію русской литературы! У этого несноснаго автора капризъ самолюбиваго варвара смѣшанъ съ безграмотнымъ марксизмомъ какъ разъ въ необходимой мѣрѣ, чтобы Сталинъ привлекъ въ свое министерское окруженіе еще и этого за что-то мстящаго Россіи неудачника.

Павелъ Муратовъ.
Возрожденіе, №1743, 11 марта 1930.

Visits: 23

Большевицкій сатирический журналъ «Крокодилъ», которому цензура разрѣшаетъ бичевать только частныхъ торговцевъ и мелкихъ сошекъ совѣтскаго бюрократическаго аппарата, въ погонѣ за темами съ отчаянія иногда грызетъ свою же собственную литературно-лакейскую братію.

Благо это тоже иногда разрѣшается, если не касается драмъ Луначарскаго, публицистики Бухарина и пѣсенокъ кинто Сталина-Джугашвили.

Такъ, напримѣръ, въ одномъ изъ послѣдныхъ своихъ номеровъ «Крокодилъ» обрушился на красную «Нашу Газету» за отзывъ о книгѣ Лавренева «Сорокъ первый».

Литературный критикъ этого почтеннаго органа, нѣкій Стодолинъ, написалъ въ газетѣ дѣйствительно сногсшибательную рецензію:

«Лавреневъ, изысканный мастеръ слова, разсказчикъ-экспериментаторъ, съ уклономъ въ авантюрный вымыселъ.

Мѣткимъ прицѣломъ винтовки, сорокъ человѣкъ враговъ уложила юная дѣвушка изъ краснаго отряда. А на сорохъ первомъ рука дрогнула и, по волѣ случая, выброшеннаго изъ глубины сложнѣйшихъ ситуацій борьбы, недругъ превратился въ любимаго, близкаго. Начинается рядъ острыхъ этаповъ: борьба революціоннаго долга съ зовомъ сердца, борьба со стихіей, стершей границы между враждебными лагерями, идиллистическая сліянность въ порывѣ страсти и, наконецъ, трезвый разрывъ отношеній между представителями двухъ непримиримыхъ классовыхъ группировокъ.

Въ каждомъ изъ этихъ звеньевъ разсказа Лавреневъ вноситъ много наблюдательности, психологической находчивости, такта. Коробитъ лишь временами кокетливый показъ строенія вещи, конферійныя оговорки, намѣренно разряжающія энергію въ цѣломъ удачной и занимательной вещи».

Справедливо негодуя на Стодолина за конферійныя оговорки, острые этапы и кокетливый показъ, «Крокодилъ» даетъ литературному критику слѣдующій добрый совѣтъ:

«Намочить свою покоробленную голову въ холодной водѣ,
Зажать ее въ тискахъ синтаксиса и грамматики —
И въ такомъ положеніи дать головѣ устояться года два-три».

«Крокодилъ» увѣряетъ, что такой способъ исправленія покоробленной головы помогаетъ. И возможно, что правъ. Ему, конечно, виднѣе, какими методами можно улучшить совѣтскую литературную критику.

Но, къ сожалѣнію, совѣтуя Стодолину заботиться о чистотѣ языка, «Крокодилъ» самъ говорить:

«Намочить голову въ холодной водѣ», а не холодной водой. Будто Стодолинъ обязанъ нырнуть для такой операціи.

Затѣмъ «Крокодилъ» рекомендуетъ Стодолину зажать свою голову въ тискахъ, а не въ тиски. И, вдобавокъ, въ тиски синтаксиса и грамматики, будто синтаксисъ не входитъ въ грамматику и представляетъ собою тиски совершенно отдѣльные.

Такимъ образомъ и Лавреневъ, и Стодолинъ, и «Крокодилъ» попадаютъ въ какой-то печальный заколдованный кругъ. Лавреневъ плохимъ русскимъ языкомъ пишетъ книги съ конферійными оговорками и съ излишней психологической находчивостью; его критикъ Стодолинъ плохимъ русскимъ языкомъ пишетъ рецензіи, выброшенныя изъ глубины душевной ситуаціи для кокетливаго показа передъ почтеннѣйшей публикой; а бичующій сатирикъ «Крокодила» плохимъ русскимъ языкомъ высмѣиваетъ критика, заставляя его нырять въ воду, зажимать голову не въ тотъ падежъ, считать грамматику частью этимологіи…

И всѣ трое — писатель, критикъ и сатирикъ — бьются о синтаксисъ, какъ рыба объ ледъ, и мучительно пытаются разрѣшить вопросъ:

Какъ изъ совѣтскихъ писателей-экспериментаторовъ превратиться въ художниковъ слова?

Иэдѣваясь надъ Стодолинымъ, щеголяющимъ ситуаціей, стихіей, идиллистической сліянностыо и конферійными оговорками, — совѣтскій юмористъ не подозрѣваетъ, что смѣется, въ сущности, не надъ Стодолинымъ, а надъ тѣмъ языкомъ, который царитъ сейчасъ во всей совѣтской печати, въ томъ числѣ и въ журналѣ «Крокодилъ».

Вѣдь достаточно развернуть любой номеръ «Извѣстій» или «Правды», чтобы отовсюду въ глаза полѣзли отвратительныя выспреннія фразы, перемѣшанныя съ хамскими словечками, изобрѣтенными въ послѣднее время.

Съ одной стороны:

Стандартный комплектъ. Область планированія. Интенсивность продукціи…

Съ другой:

Спецъ. Середнякъ. Частникъ. Режимникъ. Аппаратчикъ. Просвѣщенецъ. Выдвиженка.

И кромѣ всей этой гадости, любимыя большевицкія выраженія:

Въ общемъ и цѣломъ.

Подходъ и уклонъ, сь переживаніями.

Даешь литературу…

Мнѣ на-дняхъ, напримѣръ, показывали письмо одного московскаго студента. Въ первыхъ же строкахъ этого письма стояла слѣдуюшая фраза:

«Я поступилъ въ Техникумъ, чтобы дипломировать на инженера, но, къ сожалѣнію, для этого нужно стажировать…»

И сразу повѣяло не прекраснымъ, могучимъ когда-то русскимъ языкомъ, а мѣстечковымъ жаргономъ, какой-то мерзостью «въ общемъ и въ цѣломъ».

Разрушая всѣ россійскія цѣнности, большевики постарались, само собой разумѣется, опоганить и русскій языкъ. Въ этомъ талантѣ — сообщить зловоніе каждой вещи, къ которой они прикасаются, большевикамъ отказать нельзя. И естественно, что приступая къ словотворчеству, совѣтскіе строители новаго міра взяли формы и корни не изъ русской народной толщи, а гдѣ-то на одесской Слободкѣ-Романовкѣ, гдѣ товарищамъ переплетчикамъ всегда трагически хочется показать свою образованность.

Помню, еще до революціи, одесситы изобрѣли слово «электричка», которымъ назвали открывшійся только что трамвай. Въ сущности, ничего неправильнаго не было. Налицо обычное словообразованіе. Но все же въ электричкѣ русское ухо ясно почувствовало какую-то развязность языка, какую-то слободскую пошлость.

И теперь, послѣ революціи, эта одесская электричка лихо поставила на свои рельсы весь русскій языкъ. Это она сейчасъ стажируетъ и режимитъ въ Россіи. Это она захватила въ ударномъ порядкѣ всѣ газеты въ общемъ и цѣломъ, создаетъ подходы, уклоны, авантюрные вымыслы, зажимаетъ литературу «въ тискахъ», отдѣляетъ отъ грамматики синтаксисъ, занимается конферійными оговорками въ идиллистической сліянности Одессы съ Москвой.

И конечно, мало надежды, что при такихъ условіяхъ какой-то Стодолинъ можетъ чему-нибудь научить Лавренева, а редакція «Крокодила» образумить Стодолина.

Всѣ они — питомцы великой могучей одесской электрички.

Совѣтскіе сыны съ покоробленными головами въ тискахъ.

А. Ренниковъ.
Возрожденіе, №650, 14 марта 1927.

Visits: 29

Странныя дѣти пошли теперь.

Помню, бывало, какое удовольствіе доставляли намъ рождественскія книги-подарки! Получишь въ блестящемъ переплетѣ «Путешествія Гулливера» или «Робинзонъ Крузо» и оторваться не можешь. Спишь съ Робинзономъ, обѣдаешь съ Робинзономъ, умываешься съ Робинзономъ. Книга всегда неразлучно рядомъ, чтобы воръ не укралъ. И какими счастливцами казались эти герои! Чего только не вынесли: кораблекрушеніе, необитаемый островъ, лилипутовъ, Гуинмъ, Ягу…

А на-дняхъ пришлось бесѣдовать съ десятилѣтнимъ Митей, которому Степанъ Николаевичъ гдѣ-то по случаю раздобылъ обѣ эти удивительныя книжки, — и до сихъ поръ прійти въ себя не могу.

Не понимаетъ мальчишка прелести приключеній! Прочтетъ страницу, другую… И протяжно зѣвнетъ.

— Неужели не интересно? — сѣвъ рядомъ съ нимъ на диванъ, съ любопытствомъ спрашиваю я. — Можетъ быть, ты уже читалъ Робинзона?

— Нѣтъ, не читалъ. Но, знаете… Скучно. Мало особенныхъ приключеній. Вотъ дядя Федоръ Петровичъ, напримѣръ, въ Галлиполи цѣлый годъ въ турецкой могилѣ жилъ. Это я понимаю. Шикарно! А что такое пещера? Большая бѣда!..

– Ну, братъ… Мало ли кто изъ насъ гдѣ жилъ. Но зато какое кораблекрушеніе у Робинзона! Не нравится развѣ? Буря. Волны какъ горы. Необитаемый островъ.. Не всякому путешественнику такая удача.

Митя презрительно поморщился, снисходительно покосился на меня.

— Мы съ папой тоже отъ кораблекрушенія тонули, — съ достоинствомъ проговорилъ, наконецъ, онъ.

— Въ самомъ дѣлѣ? А гдѣ?

— На Черномъ морѣ. Правда, я былъ тогда еще совсѣмъ маленькій, всего хорошо не помню. Но папа подробно разскажетъ, если хотите. Робинзону-то легко было: никто не мѣшалъ вылѣзти на берегъ. Махай себѣ руками и подплывай.

А насъ не пускали. Папа махаетъ, кричитъ: «земля! земля»! А въ отвѣтъ кричать: «нельзя!».

— Такъ, такъ… — озадаченно бормочу я, взявъ изъ рукъ Митину книгу. — Это, дѣйствительно, непріятно. — Ну, хорошо… А какъ ты смотришь на охоту? Хотѣлъ бы поохотиться, какъ Робинзонъ?

— Конечно, хотѣлъ бы. Лукъ и стрѣлы я люблю. Только Робинзону что? Никто стрѣлять не запрещалъ. А когда мы пріѣхали въ Константинополь, а потомъ повезли насъ на Халки, папа захотѣлъ одинъ разъ изъ рогатки застрѣлить гуся, такъ такой скандалъ былъ. Ужасъ!

Съ Робинзона разговоръ перешелъ на Гулливера. Со всей строгостью и скепсисомъ уже оформившагося бѣженца, Митя раскритиковалъ и произведеніе Свифта. — Кто при высадкѣ на берегъ сразу ложится спать, не узнавъ ничего о жителяхъ и не предъявивъ картъ д-идантитэ? — недоумѣвалъ Митя. — Кромѣ того: развѣ это умно, будучи великаномъ среди лилипутовъ, покорно таскать на веревкахъ чужіе корабли, а не объявить себя сразу царемъ? Гулливеръ, по мнѣнію Мити, вообще дуракъ: не организовалъ ни театра, ни ресторана, ни дѣтскихъ яслей, ни школы, ни газеты. Будь онъ русскимъ, конечно, все это появилось бы. Мало того: Гулливеръ быстро бы научился ѣздить верхомъ на Гуинмахъ, разъ они лошади. А этотъ? Попадаетъ изъ одной непріятности въ другую и не знаетъ даже, какъ убѣжать. Ждетъ, пока орелъ случайно не унесетъ его домикъ и не уронитъ въ море… Размазня.

Видя, что литература приключеній и путешествий не удовлетворяетъ духовныхъ запросовъ моего молодого друга, я перешелъ на нашихъ классиковъ. Сталъ разспрашивать: какіе стихи Митя знаетъ, знакомъ ли съ Пушкинымъ, Лермонтовымъ. И съ радостью убѣдился, что читалъ онъ не мало.

— Въ особенности люблю я, знаете, стихи про этого самаго бѣженца… Какъ его? Демона. «Печальный Демонъ, духъ изгнанья»… Вы читали? Я наизусть даже немного выучилъ: «и надъ вершинами Кавказа изгнанникъ рая пролеталъ»… Мы съ папой тоже черезъ вершины Кавказа пролетали, т. е. знаете, переходили, когда изъ Кисловодска бѣжали. Мнѣ было четыре года, но я помню, очень красиво. Шикарный снѣгъ былъ. И горы.. Тамъ тоже сказано: «Подъ нимъ Казбекъ, какъ грань алмаза, красою вѣчною сіялъ». А вотъ, погодите… Я васъ спрошу…

Митя всталъ, направился къ полкѣ съ книгами.

— Ты что ищешь?

— А сейчасъ покажу… Мнѣ Анна Ивановна задала урокъ. Пушкина. Нравится очень, но только такъ много русскихъ иностранныхъ словъ, что не дай Богъ. Анна Ивановна объясняла, но я забылъ. А папѣ некогда. Помогите-ка!..

Митя раскрылъ книгу на томъ мѣстѣ, гдѣ былъ заложенъ карандашъ, сталъ пробѣгать глазами строчки.

— Скажите, пожалуйста, что такое: на облучкѣ?

— Облучекъ… Это… какъ бы тебѣ сказать? Ну, мѣсто, гдѣ сидитъ кучеръ.

— Ага. Шофферъ? Вѣрно… А кушачекъ?

— Кушачекъ? — Поясъ такой. Изъ матеріи.

— Сентюръ. Она такъ и говорила. А кибитка кто? Лошадь? Тутъ, смотрите, такія штуки, что ничего понять невозможно: на дровняхъ, бразды, ямщикъ, салазки… Все иностранное.

А. Ренниковъ.
Возрожденіе, №593, 16 января 1927.

Visits: 26

Любопытное извѣстіе изъ Америки о коммунистическихъ демонстраціяхъ. Драка полиціи съ кучкой въ нѣсколько сотъ демонстрантовъ произошла въ святилищѣ, можно сказать, американскихъ финансовъ — на Уоллъ-Стритъ. Другія стычки имѣли мѣсто между безработными и полиціей въ Ситлѣ, въ Чикаго, въ Лосъ-Анжелосъ. Наиболѣе интересной чертой всѣхъ этихъ «выступленій» была пожалуй слѣдующая, отмѣченная нью-іоркскими газетами. Во время драки на Уоллъ-Стритъ «улица» явно выказывала свои бурныя симпатіи къ демонстрантамъ. Улица, гдѣ помѣщается нью-іоркская биржа, осталась на короткое время «во власти шумной, бушующей толпы, состоящей изъ городскихъ подонковъ, которые появляются на свѣтъ Божій лишь во время безпорядковъ».

***

Не будемъ преувеличивать значеніе американскихъ безпорядковъ, но не будемъ и пріуменьшать. Всѣ послѣдніе годы живемъ мы въ твердомъ убѣжденіи, что американская система труда, американский типъ жизни вообще не благопріятствуетъ широкимъ соціально-революціоннымъ движеніямъ. Это до извѣстной степени вѣрно. Всѣмъ вѣдомъ тотъ весьма печальный для «ортодоксовъ марксизма» фактъ, что наиболѣе промышленная изъ современныхъ странъ Америка является какъ разъ наименѣе благопріятной для соціалъ-демократическаго движенія. Значитъ ли это, однако, что американская система труда, американскій типъ жизни исключаютъ возможность какихъ бы то ни было революціонныхъ движеній? Можетъ быть и не значитъ. Можетъ быть тамъ революціонное движеніе, въ силу особенныхъ условій жизни, должно принять и особенныя формы. Ибо, какъ показалъ опытъ Россіи, революціонерская энергія, вопреки катехизису ортодоксальнаго марксизма, можетъ найти для себя совершенно иные пути.

***

Эти пути подсказываются въ Америкѣ особенностями американскаго уклада жизни, который есть по преимуществу укладъ жизни большихъ и даже огромныхъ городовъ, — укладъ, распространенный при этомъ на всю страну. Америка, несмотря на свою цвѣтущую сельско-хозяйственную промышленность, не знаетъ деревни въ смыслѣ деревенскаго уклада жизни, отличнаго отъ городского. Но тамъ, гдѣ преобладаетъ укладъ жизни сложившійся по типу жизни большихъ городовъ, тамъ всегда есть отличный матеріалъ для революціонной борьбы.

***

Этотъ «матеріалъ» поставляется въ изобиліи той сѣтью трущобъ, той — «джунглей», которая составляетъ непременную принадлежность большого города. Въ городскихъ джунгляхъ таится соціальный «хищный звѣрь» — существо нѣсколько болѣе опасное, чѣмъ тѣ «соціальныя стада», которыя мирно щиплютъ траву на пастбищахъ еще довольно жирной индустріи. Со свойственной имъ большой дѣловитостью коммунисты возлагаютъ свои главный надежды въ Америкѣ именно на этого соціальнаго «хищнаго звѣря».

***

Американскій революціонизмъ существуетъ. Индивидуальныя вспышки его мы можемъ наблюдать въ бандитско-бутлегерской хроникѣ Чикаго и Нью-Іорка. Было бы слѣпотой не видѣть въ этихъ порой отчаянно смѣлыхъ дѣяніяхъ грознаго указанія на таящіяся революціонныя энергіи Америки. Бандитско-бутлегерская борьба съ обществомъ протекаетъ пока въ формѣ изолированнаго, индивидуальнаго дЬйствія. Она переживаетъ свой «рыцарскій», свой «героическій» періодъ. Но всякое изолированное индивидуальное, бандитско-бутлегерское дѣйствіе создаетъ вокругъ себя родственную среду, сочувственную аімосферу. Эта среда, эта атмофера, въ какой-то очень грубой, рѣзкой, очень откровенной формѣ, выражаетъ «соціальное недовольство», «соціальный протестъ». Она можетъ быть до поры до времени незамѣтна въ жизни. Но достаточно нѣкотораго нарушенія экономическаго равновѣсія, нѣкотораго увеличенія выброшенныхъ вонъ безработныхъ, чтобы она, какъ это было только что на Уолл-Стритъ, заполнила улицу.

***

Экономическое положеніе Америки пока что дѣлаетъ шансъ революціи ничтожнымъ. Но психологическое состояніе американскихъ городскихъ джунглей дѣлаетъ этотъ шансъ не такъ ужъ малымъ. Революціонныя силы въ Америкѣ налицо, хотя къ счастью и нѣтъ обстоятельствъ, которыя могли бы привести ихъ въ дѣйствіе. Когда эта силы выходятъ наружу — имъ противостоитъ полиція. Но опасность американской ситуаціи и состоитъ въ томъ, что полиція въ Америкѣ не есть только авангардъ государственнаго порядка. Это чуть ли не самое ядро «порядка». Американская государственность не есть нѣчто сложившееся вѣками, традиціонное, устойчивое. Это, какъ говорятъ, «родъ общежитія, регулируемаго полицейскими правилами и состоящаго подъ охраной полиціи». Если это такъ, то задача американскаго революціонизма столь же упрощена, сколь упрощенъ онъ самъ. Въ ежедневной, обыденной борьбѣ съ полиціей воспитываетъ онъ себя какъ разъ въ томъ направленіи, гдѣ лежитъ и его финальная фаза.

Павелъ Муратовъ.
Возрожденіе, №1732, 28 февраля 1930.

Visits: 15

Я думаю, сейчасъ нѣтъ ни одного человѣка, который не поминалъ бы съ печалью годы войны. Страшные эпизоды ея правдиво разсказаны многими ея участниками. На разныхъ европейскихъ языкахъ создалась обширная литература воспоминаній. Всѣмь извѣстны ея странныя судьбы: въ тѣ годы, когда эти воспоминанія были свѣжи, никто не хотѣлъ ихъ читать. Книги о войнѣ заглохли въ ближайшее послѣ войны время. Но вотъ на нашихъ глазахъ наступилъ поворотъ. Книга нѣмецкаго автора, Ремарка, — «На западномъ фронтѣ безъ перемѣнъ», — имѣла огромный и мало объяснимый ея достоинствами успѣхъ. Книга эта была не хуже и не лучше многихъ другихъ подобнаго рода книгъ. Успѣхъ ея значилъ, очевидно, только что она появилась какъ-то «вовремя». Примѣръ Ремарка вызвалъ множество подражаній. Вышелъ цѣлый рядъ «военныхъ» книгъ, преимущественно нѣмецкихъ, но также и англійскихъ, французскихъ… Мы не будемъ входить здѣсь въ обсужденіе различныхъ ихъ достоинствъ. Попробуемъ понять причины ихъ успѣха.

***

«Пацифисты» довольны этимъ успѣхомъ.

Они видятъ въ немъ доказательство осужденія войны. Они радуются, что отвращеніе къ войнѣ воспитывается книгами, подобными книгѣ Ремарка, гдѣ разсказываются преимущественно «ужасы» войны. Я написалъ здѣсь слово «пацифисты» въ кавычкахъ. Мнѣ кажется, что послѣ опыта послѣдней войны нѣтъ никого, кто не относился бы къ войнѣ отрицательно. Я увѣренъ, что «не пацифистовъ» сейчасъ просто нѣтъ. И оттого я придаю категоріи «пацифистовъ» ироническое значеніе: мнѣ думается, что это люди, напрасно присваивающіе себѣ монополію «отрицанія» и «осужденія» войны.

***

Многомилліонные читатели Ремарка и подражателей Ремарка зачитываются «ужасами войны». Свидѣтельствуетъ ли это, однако, о ихъ особенно глубокомъ «пацифизмѣ»?

Ну кто же вообще не слышалъ объ ужасахъ войны и безъ всякихъ Ремарковъ и ихъ подражателей! Едва ли ихъ книги разсказали кому-нибудь что-нибудь совсѣмъ новое. Эти книги не обильны идеями, но онѣ обильны образами, большей частью правдивыми и почти всегда ужасными. Многомилліонный читатель, читающій ихъ, пополняетъ свой собственный немалый запасъ всякихъ ужасовъ. Не это ли и есть цѣль его чтенія и не въ этомъ ли заключается причина успѣха этихъ книгъ?

***

Я очень сильно сомнѣваюсь, чтобы этотъ массовый «откликъ» на «ужасное» свидѣтельствовалъ о чрезвычайно мирныхъ наклонностяхъ нынѣшняго массоваго человѣка. Я очень сомнѣваюсь, чтобы этотъ успѣхъ обозначалъ особенно прекрасное состояніе «соціальнаго» и «моральнаго» здоровья. Не забудемъ, что опредѣлился онъ въ странѣ (въ Германіи), гдѣ многіе признаки свидѣтельствуютъ объ уклонѣ къ болѣзненному и нездоровому.

Я не ставлю этого въ вину нѣмцамъ, но это нѣкоторый «фактъ», вытекающій изъ другого факта — изъ тягости военнаго пораженія и тягостей, причиненныхъ его послѣдствіями. Ужасы войны притягиваютъ вниманіе средняго нѣмецкаго читателя, я думаю, совсѣмъ не потому, что онъ успокоился, отдохнулъ и бросилъ «ретроспективный взглядъ» на недавнее прошлое. Есть всегда вѣдь какое-то интимное соотвѣтствіе между темой популярной книги и темой самой жизни. Нѣмецкій читатель (а отчасти и англійскій, и французскій) — желаютъ читать объ ужасахъ войны, потому что изживаютъ сейчасъ въ своемъ собственномъ опытѣ разнообразные «тихіе ужасы» мира.

***

Здѣсь нѣтъ мѣста, чтобы подробнѣе высказаться на тему, затронутую не разъ многими авторами — на тему о томъ, что индустріально организованный міръ, съ жизнью большихъ городовъ, съ соблазнами денегъ, съ господствомъ механики во всѣхъ видахъ, — есть «послѣднее мѣсто» для воспитанія человѣка въ идиллическихъ правилахъ дружбы и согласія… Но во всякомъ случаѣ, если это воспитаніе и возможно, оно нисколько не достигается жаднымъ чтеніемъ тягостныхъ страницъ, переполненныхъ ужасами. Оно не достигается и «кампаніями» такъ наз. пацифистовъ.

Не стоить доказывать читателю, что на войнѣ все только ужасъ, грязь, эгоизмъ, корысть, патріотическій обманъ и т. д. Иначе читатель навсегда убедится въ томъ, что таковъ вообще удѣлъ человѣка и вь военное и въ мирное время,…

Есть, напримѣръ, такой пацифистъ, Отто Леманъ-Рюсбольдтъ, выпустившій книгу о «Кровавомъ Интернаціоналѣ въ военной индустріи». Въ этой книгѣ утверждается, что германские заводчики Тиссенъ и Круллъ во время войны исполняли черезъ посредство Голландіи военные заказы для враговъ Гермапіи. Утвержденіе это, разумѣется, вызвало въ Германіи грандіозный скандалъ. Правильно ли оно? Признаться, не думаю, ибо, конечно, военная промышленность Германіи, какъ и всюду, была подъ строгимъ контролемъ военныхъ властей. Но не въ этомъ дѣло. Чего хотѣлъ достигнуть господинъ пацифистъ? Подсказать милліонамъ нѣмецкихъ женщинъ, потерявшихъ сына или мужа на войнѣ, отравленную мысль, что ихъ сынъ или мужъ погибъ отъ корысти нѣкоторыхъ его соотечественниковъ?

Какая мораль воспитывается такими «разоблаченіями»? Мнѣ кажется, только одна мораль, что вообще «всѣ люди мерзавцы». Но это не столько пацифистская, сколько большевицкая мораль.

***

Вотъ почему «пацифистскія» разоблаченія, «пацифистскіе» книжные успѣхи нась мало радуютъ. Но мы съ волненіемъ ждемь обѣщанной намъ иной, и болѣе благородной, болѣе дѣйствительной, болѣе человѣчной мирной манифестаціи — когда десять тысячъ бывшихъ нѣмецкихъ комбатантов совершать паломничество на освященныя героизмомъ войны, высоты Шменъ де Дамъ, вмѣстѣ со своими бывшими французскими и англійскими противниками.

Павелъ Муратовъ.
Возрожденіе, №1730, 26 февраля 1930.

Visits: 23

Читалъ я, какъ въ Лондонѣ возникло крупное судебное дѣло изъ-за того, что мужъ не узналъ на улицѣ своей собственной жены.

Сыщикъ указалъ на постороннюю даму, какъ на свою супругу, и ошибся. Былъ введенъ въ заблужденіе дамскими косметическими причинами.

Охъ ужъ эта косметика! Дѣйствительно… Сколько изъ-за нея въ нынѣшнемъ обшествѣ осложненій и недоразумѣній.

Помню наше доброе старое время. Посмотришь, бывало, на даму и сразу видишь, какъ женщина живетъ и работаетъ. Нездорова? По глазамъ чувствуется, по блѣдности лица. Оживлена чѣмъ-нибудь? Раскраснѣлась, разрумянилась. Сердится, радуется, нервничаетъ — все по глазамъ, по носику, по щечкамъ видно, какъ на ладони.

А губы? Помните, какія были губы? Хорошее время! Иногда сухія (это значитъ, внутрениій жаръ или просто послѣ прогулки обвѣтрило). Иногда влажныя, холодноватыя (обычно сопровождало томность и нѣжность). А то бывали и пухлыя, наивныя, какъ сырые недопеченные крендельки.

И на всѣхъ этихъ щечкахъ, губкахъ молодые влюбленные поэты строили звучныя симфоніи. Художественные образы соединялись въ великолѣпныя поэмы. И сколько сравненій благодаря разнообразію естественныхъ тоновъ! Губы — лепестки розъ или камелій. Кораллы, вишни, смородина, иногда даже морковь, редиска, томаты (послѣдніе обычно на окраинахъ города, въ огородныхъ районахъ).

Щеки? Вечерняя заря, восходъ солнца. Кровь съ молокомъ. Пушистый персикъ, наливное яблочко. Разнаго рода матеріи: атласъ, шелкъ, бархатъ, сатинъ, въ крайнемъ случаѣ, кумачъ.

И вотъ теперь смотришь на новыхъ, на этихъ современныхъ дѣвицъ, и изумляешься:

Какъ молодежь узнаетъ объ ихъ настроеніяхъ? Какими художественными образами можетъ ихъ воспѣвать?

Отъ прежнихъ эпитетовъ, если что и осталось теперь, то только «красная дѣвица». Дѣйствительно, не красныхъ дѣвицъ въ настоящее время нѣтъ. Да только ли дѣвицъ? И невѣсты сейчасъ красныя, и жены красныя, и тетки красныя, подчасъ даже бабушки красныя.

И красныя, главное, всегда. Не только когда волнуются, радуются или негодуютъ. Сидятъ спокойіно, скучаютъ, зѣваютъ…

А щеки пылаютъ зарею новой. Какъ востокъ.

Или перепугается, напримѣръ, красная дѣвица или красная тетка, попадетъ подъ автомобиль, лишится чувствъ.

Прежде ясно, что было: блѣдна, какъ полотно… Ни кровинки въ лицѣ. Похожа на выходца изъ потусторонняго міра.

А красная тетка лежитъ подъ автомобилемъ — и горитъ. Упадетъ на полъ безъ чувствъ и пылаетъ атласомъ щекъ, какъ наливное яблочко.

По лицу современной женщины никогда не узнаешь, что съ ней: при смерти или, наоборотъ, собирается бить рекордъ. Губы у всѣхъ одинаковы, точно изъ одной аптеки; вокругъ глазъ — синева, будто кровоподтекъ послѣ бокса; на щекахъ не атласъ, не шелкъ и вообще не матеріи, а геологическіе пласты: архэйскій, кэмбрійскій, девонскій и, главнымъ образомъ, мѣловой.

Узнать о настроеніи и здоровьи такой черезчуръ красной дѣвицы ничего невозможно. Развѣ только по языку, если случайно покажетъ.

Интересуясь вопросомъ, какъ при такомъ положеніи вещей нынѣшніе молодые люди цѣлуются, я интервьюировалъ на-дняхъ одного студента изъ союза ревнителей славянской культуры.

— Трудно намъ, очень трудно, — со вздохомъ объяснилъ мнѣ студентъ. — Когда, я, помню, былъ влюбленъ въ Россіи, то при поцѣлуяхъ никогда никакихъ ссоръ не происходило. Наоборотъ, отъ поцѣлуевъ и я и мой идеалъ всегда становились нѣжнѣе. А тутъ начнешь цѣловать, вымажешься, какъ маляръ, наколешься о небритую шею, будто на полковомъ праздникѣ. И тебя же начинаютъ обкладывать, что всю помаду съѣлъ. Одна барышня, не повѣрите, потребовала отъ меня три помадныхъ палочки: «я, — говоритъ, — не могу; это въ концѣ концовъ, разореніе. Если хотите, — предлагаетъ, — поднимайте губу и цѣлуйте изнанку, а то мои финансы не выдержатъ». Сказать правду, намѣренія у меня относительно этой барышни были очень серьезныя — жениться хотѣлъ, одному, сами понимаете, — очень тоскливо. Но тридцать франковъ за три палочки — это ужъ свинство. Купилъ, я, конечно, помаду, вернулъ, еще какіе-то карандаши для глазъ и для рѣсницъ по договору принесъ. И послѣ этого — ни ногой. Ужъ она и письма писала… И въ шутку все обратила. Но я уперся. Главное — ей хорошо, она каждый разъ подмажется снова, опять прежній видъ приметъ. А я на засѣданіе иду, и физіономія точно у клоуна. На лбу красныя полосы, щеки бѣлыя, носъ синій. И лицо, наколотое затылкомъ, горитъ, будто лихорадка трясетъ. Нѣтъ, лучше подожду, пока эта мода пройдетъ, тогда и женюсь. Все-таки, нужно же мужу точно знать, какого цвѣта его жена!

Окончилась наша бесѣда съ молодымъ человѣкомъ, остался я одинъ подъ впечатлѣніемъ грустныхъ словъ собесѣдника. И искренно стало жаль молодежь.

Даже пушинскіе и тургеневскіе поцѣлуи и тѣ ушли въ невозвратное прошлое. Не потому ли дѣти открыли походъ противъ отцовъ? Не завидуютъ ли былому нашему счастью?

А. Ренниковъ.
Возрожденіе, №506, 21 октября 1926.

Visits: 19

Странное общественное животное — человѣкъ.

Сколько ни присматриваешься къ остальному животному міру, изъ нѣдръ котораго царь природы появился на свѣтъ для установленія собственной формы правленія, — ничего похожаго найти невозможно.

Взять хотя бы наши политическія права и обязанности. Когда что-либо дѣлается у насъ политическимъ правомъ, — за него мы готовы животъ положить. Часто доходимъ до всеобщаго возмущенія, возстанія, иногда даже до революціи.

Когда же то же самое переходитъ изъ состоянія права въ состояніе обязанности, — куда дѣлся животъ! Ни интереса, ни вкуса, ни оживленія на лицахъ. Равнодушіе, абсентеизмъ.

И обыватель опять готовъ лѣзть на баррикады. Но только съ другой цѣлью: чтобы его не тревожили.

Обязательное голосованіе, введенное въ Австраліи, ярко подтверждаетъ капризную сторону удивительной человѣческой природы. Сколько было произнесено австралійскими общественными дѣятелями горячихъ рѣчей, прежде чѣмъ демократическіе принципы восторжествовали полностью! А перешло право голосованія въ обязанность подавать голосъ на федеральныхъ выборахъ, — и начались судебные процессы.

Не хотятъ идти. Не желаютъ осуществлять волонтэ женераль.

Нѣкій Джеддъ изъ Сиднея изъ-за пренебреженія къ своей гражданской сознательности даже три раза судился, ходилъ по тремъ судебнымъ инстанціямъ, но отъ выборовъ упорно отказывался.

Самъ соціалистъ, рабочій, соль или уголь земли, можно сказать. А уперся — и никакихъ. Областной судъ въ Новомъ Южномъ Валлисѣ долго его уговаривалъ:

— Голосуйте, голубчикъ! Вы же демократъ.

— Надоѣло.

Верховный судъ убѣждалъ строптиваго соціалиста изъ Сиднея, дѣйствуя на его лучшія чувства:

— Будьте полноправнымъ гражданиномъ, мистеръ Джеддъ! Вспомните о всеобщемъ прямомъ, равномъ и тайномъ!

— Не желаю.

И бѣднаго Джедда приговорили къ тюрьмѣ, заставили уплатить штрафъ. И если революціонно-настроенные единомышленники политическаго преступника Джедда не нападутъ на конвой, не перебьютъ часовыхъ, — Джедду придется плохо.

Солнце будетъ всходитъ и заходитъ, въ тюрьмѣ Джедда будетъ темно, за рѣшеткой свободные летчики, утопая въ сіяньи голубого дня, станутъ летать; когда захотятъ, — запоютъ, когда захотятъ, — замолчатъ.

А Джеддъ будетъ мрачно сидѣть за рѣшеткой въ темницѣ сырой. И перестукиваться съ такимъ же политическимъ, какъ и онъ:

— Мы вольныя птицы! Пора, братъ, пора!

Размышляя объ этомъ знаменательномъ случаѣ изъ быта австралійской демократіи, я не на шутку задумываюсь: а что если бы и въ Европѣ и въ будущей Россіи ввести такіе точно порядки?

И не только въ голосованіи. А во всемъ: не пошелъ на митинги протеста — штрафъ. Не забастовалъ — тюрьма. Свободно не выразился, а сначала подумалъ — ссылка.

Вотъ охладѣли бы! Какъ калориферы центральнаго отопленін. Вѣдь, кажется, былъ въ старой Германіи случай, когда забастовку студентовъ удалось ликвидировать простымъ приказомъ правительства:

— Продолжать забастовку сверхъ предположеннаго еще шесть мѣсяцевъ.

Всѣ студенты сразу явились.

И такой психологическій методъ управленія страной, конечно, могъ бы дать очень многое, если за него взяться умѣло.

Почему, напримѣръ, Муссолини прибѣгаетъ къ своей аляповатой борьбѣ со свободой печати? Взялъ бы просто и приказалъ:

«Всѣмъ редакторамъ оппозиціонныхъ газетъ вмѣняется въ обязанность свобода брани по моему адресу. Въ каждомъ номерѣ газеты обязательно на видномъ мѣстѣ должна быть помѣщена противъ правительства громовая статья, съ инсинуаціями и клеветой, размѣромъ не меньше пятисотъ строкъ. Не помѣстившій громовой статьи карается: въ первый разъ денежнымъ штрафомъ; во второй — высылкой къ независимымъ каталонцамъ».

Да и въ Россіи тоже, какъ я теперь вспоминаю, многаго можно было избѣгнуть, если бы вмѣсто министровъ внутреннихъ дѣлъ у насъ сидѣли профессора психологіи.

А то даже и психіатры.

Забастовали, напримѣръ, студенты изъ-за казни нспанскаго революціонера? Отлично. Заставить ихъ бастовать и по случаю землетрясенія въ Мессинѣ! И по случаю изверженія на Мартиникѣ!

Собираются разъ въ годъ акушерки обсуждать конституцію? Превосходно. Но вмѣнить имъ сейчасъ же въ обязанность, подъ страхомъ ссылки въ Сибирь, собираться въ годъ не одинъ только разъ, а двѣнадцать.

Читаетъ сельскій учитель парамоновскія тощія брошюрки Энгельса, Бебеля, Бернштейна, Каутскаго, Либкнехта, Ленина?.. Пусть читаетъ, умнѣе будетъ. Но издать наряду съ этимъ строгій законъ:

«Каждый сельскій учитель-соціалистъ обязанъ выучить наизусть весь «Капиталъ» Маркса, оба тома, и проэкзаменоваться у губернатора. Провалившіеся караются одиночнымъ заключеніемъ на разные сроки, до ближайшей успешной переэкзаменовки въ губернскомъ правленіи».

О капризахъ общественныхъ чувствъ, настроеній, желаній, политическихъ чаяній, одобреній, протестовъ — можно писать сколько угодно. Вся исторія человѣчества вообще сплошной любопытный капризъ.

И мнѣ, послѣ случая съ мистеромъ Джеддомъ, вполнѣ ясно, что для управленія народами нужна вовсе не логика, не знаніе экономики, политики, географіи, а только психологія массъ.

Хотя и соприкасается она съ психопатологіей въ теоріи и съ психіатріей на практикѣ — но что за бѣда?

Пусть правитель будетъ психологъ и заодно психіатръ. Вѣдь психопаты въ государствѣ тоже соціальный массивъ.

А. Ренниковъ.
Возрожденіе, №545, 29 ноября 1926.

Visits: 22

I.

Кирпичная стѣна Китай-города въ Москве сооружена ровно 380 лѣтъ тому назадъ, въ правленіе, за малолѣтствомъ будущаго Грознаго царя, Елены Глинской.

Сооруженіе новой оборонительной ограды для Москвы являлось настоятельно необходимымъ.

Мощная кремлевская стѣна, возведенная за 50 лѣтъ передъ тѣмъ, уже не могла укрыть за своими бойницами 40 тысячъ домовъ, составлявшихъ, по Герберштейну, тогдашнюю Москву. Будущій «третій Римъ», къ началу ХѴІ в., разросся настолько, что потребовалось огородить стѣной прилегающую къ Кремлю огромную площадь въ 52 десятины.

Строить крепостную стѣну приглашенъ былъ Петръ Малый Фрязинъ. Фрязинъ значить генуэзецъ. Генуэзцы же были извѣстными въ свое время строителями крѣпостей, между прочимъ, по южнобережью Крыма.

Въ крѣпостныхъ сооруженіяхъ генуэзцевъ можно подмѣтить нѣкоторыя черты сходства съ китайгородскою стѣной.

Первымъ деломъ выкопанъ былъ широкій ровъ, тянувшійся отъ кремлевской стѣны на Васильевскій лугъ. Ровъ, въ противоположность кремлевскому, былъ безводнымъ. Взаменъ воды дно его было заграждено палисадомъ, — двумя рядами вбитыхъ въ землю острыхъ кольевъ, — и частоколомъ, небольшими кольями передъ палисадомъ, въ шахматномъ порядкѣ.

Впереди рва шелъ валъ. Основаніе вала было укреплено вбитыми въ землю и оплетенными хворостомъ сваями. Доступъ къ валу былъ загражденъ надолбами. За рвомъ слѣдовала укрепленная чеснокомъ, — досками со вбитыми въ нихъ деревянными и желѣзными гвоздями, — берма. Бермой называлось пространство между рвомъ и крѣпостной стѣною. Чемъ выше была стѣна, тѣмъ шире берма, — въ целяхъ удобства обстрѣла осажденными рва, — и наоборотъ.

Берма китайгородской стѣны была не болѣе сажени, въ виду всего трехсаженной высоты самой стѣны. Соответственно берма кремлевской стѣны, достигавшей въ иныхъ мѣстахъ восьми саженей, должна была быть внушительныхъ размѣровъ.

Затѣмъ была сооружена самая стѣна. Послѣдняя шла не по валу, а по грунту. На земляномъ валу, какъ слишкомъ ненадежной точкѣ опоры, каменныя стѣны вообще не ставились. Для этого необходимо было укрѣплять валъ. Но укрѣпленнаго вала нигдѣ не нашелъ инженеръ Ласковскій, извѣстный изслѣдователь древнихъ крѣпостныхъ сооруженій.

Въ изданной имъ въ 1858 году книгѣ по инженерному искусству въ Россіи, онъ прямо заявляетъ, что такого случая ему «неизвѣстно». Въ настоящее время можемъ указать на новгородскій валъ, состоящій, подъ слоемъ земли, изъ какого-то необыкновенной плотности кирпичнаго состава. Валъ пронизываютъ въ разныхъ направленіяхъ загадочныя трубы-норы, въ которыхъ человѣку впору проползти.

Китайгородская стѣна сложена изъ массивнаго кирпича, поражающаго, въ противоположность кремлевскому, разнообразіемъ клеймъ.

При сооруженіи стѣны имѣлось въ виду дѣйствіе огнестрѣльнымъ оружіемъ, вошедшимъ въ употребленіе въ Россіи съ 1389 года.

До этого времени каменныя стѣны дѣлались весьма высокія и толстыя, напримѣръ, изборская (1330 годъ) — 5 × 1½ саж., дѣлавшія живую оборону почти излишней.

Позднее, съ XѴ в., высота стѣнъ сообразовалась съ важностью пункта, который онѣ защищали.

Важная роль китайгородской стѣны должна была, казалось бы, придать ей большую высоту, чѣмъ какую она имѣетъ въ дѣйствительности.

Но противорѣчія здесь нѣтъ.

Названная стѣна была тогда «окольною оградою», а послѣднія всегда были ниже стѣнъ акрополя.

Введеніе огнестрѣльнаго оружія почти не отразилось на толщинѣ каменныхъ стѣнъ. Пролома орудійными снарядами никакая толщина стѣны все равно не могла предотвратить. Въ XѴII в., — въ Псковѣ, напримѣръ, при осадѣ послѣдняго Баторіемъ, — видимъ примѣненіе оригинальнаго способа борьбы съ орудійными проломами.

Во всѣхъ слабыхъ, «приступныхъ», мѣстахъ внутри ограды сооружалась другая, деревянная, наполненная землею, ставившая втупикъ врывавшагося черезъ наружный проломъ непріятеля.

Сказанному на бѣглый взглядъ противорѣчитъ фактъ колоссальной, до трехъ саженей, толщины китайгородской стѣны. Но и здѣсь противорѣчія нѣтъ по существу. Трехсаженная толщина сооруженія Фрязина фиктивна.

«Толща (китайгородской) стѣны, — справедливо замѣчаетъ Ласковскій, — состоитъ изъ ряда глубокихъ нишъ, въ родѣ нынѣшнихъ казематовъ, въ которыхъ наружная стѣна доведена до 7 ф. толщины. Утолщеніе же до 20 ф. сдѣлано съ цѣлью расширить открытый ходъ на вершинѣ стѣны и тѣмъ доставить большій просторъ для дѣйствія войскъ во время приступа.

Благодаря этому, стѣна много выиграла въ смысле живой обороны: въ толщѣ ея были устроены различныя помѣщенія для орудій и прислуги». [1]

Выиграла и открытая оборона стѣны, въ которой появились нижніе или подошвенные, средніе и верхніе бои. Первые, названные въ городской описи «печурами», [2] представляли рядъ отдѣльныхъ казематовъ, въ разстояніи пяти саженей одинъ отъ другого, считая между ихъ срединами; казематъ имѣлъ 12 ф. глубины, 14 ф. ширины и 8 ф. высоты; наружная стѣна имѣла 8 ф. толщины и въ ней для дѣйствія орудіемъ сдѣлано было отверстіе, которое въ мирное время закладывалось кирпичомъ на толщину 2 ф. [3]

Въ китайгородской стѣнѣ, помимо этого, находимъ и другія углубленія, въ сажень шириною, предназначенныя, судя по размѣру и формѣ отверстій, для одной ружейной обороны.

Средній бой, при стѣнахъ высокихъ, находился въ ихъ толщѣ, при низкихъ — на вершинѣ.

Въ китайгородской стѣнѣ средній бой былъ устроенъ въ парапетѣ и состоялъ изъ большихъ отверстій, чрезъ которыя могли дѣйствовать орудія малаго калибра, поставленныя на верхнемъ открытомъ ходѣ стѣны.

Верхній бой находился всегда на вершине, прикрывавшейся съ поля парапетомъ, въ древнѣйшихъ — изъ сплошной, позднѣе — изъ зубчатой стѣнки, для дѣйствія ручнымъ метательнымъ и огнестрѣльнымъ оружіемъ. Впослѣдствіи стали продѣлывать въ мерлонахъ зубцовъ бойницы, увеличивавшія число боевыхъ отверстій, какъ въ кремлевской и китайгородской въ Москвѣ и въ смоленской стѣнахъ.

Въ китайгородской стѣнѣ находимъ соединеніе всѣхъ извѣстныхъ тогда боевъ. Здѣсь и навѣсныя стрѣльницы, называвшіяся косымъ боемъ, [4] для обнаруженія подошвы стѣны, и большія отверстія для орудій, и бойницы въ толщѣ стѣны и, наконецъ, открытыя отверстія или пролеты, образуемые мерлонами зубцовъ.

Широта первоначальныхъ мерлоновъ китайгородской стѣны, кое-гдѣ сохранившихся до сихъ поръ, достигаетъ двухъ саженей, тогда какъ въ Кремлѣ она менѣе сажени, а въ Смоленскѣ около полутора аршинъ.

Широта пролетовъ между мерлонами зубцовъ отъ 1 до 1½ арш. [5]

Сообщеніе съ вершиною стѣны производилось посредствомъ каменныхъ и деревянныхъ лѣстницъ, называвшихся каменными и лѣстничными всходами или взлазами.

Въ китайгородской стѣнѣ взлазы помѣщались въ толщѣ стѣны, ближе къ внутренней сторонѣ, и выходили въ одинъ изъ казематовъ подошвеннаго боя.

Иллюстраціей сказаннаго могутъ служить ходы въ Круглой (см. рис.), что на Старой площади, башнѣ.

Единственная снаружи дверь въ башню устроена въ сегментѣ со стороны площади (см. рис.).

Этою дверью попадали только въ средній ярусъ башни, въ верхній же проникали черезъ дверь въ стѣнѣ, направо отъ указанной. Изъ небольшого въ стѣнѣ помѣщенія два хода: лѣстницею направо поднимались на стѣну и оттуда — въ верхній этажъ, занятый съ 90 годовъ Губернскимъ архивомъ старыхъ дѣлъ; налѣво, черезъ заложенную нынѣ дверь, спускались подземнымъ тоннелемъ въ глубокій подвалъ башни (см. рис.).

Для въѣзда въ Китай-городъ было устроено нѣсколько воротъ: Срѣтенскія, Никольскія, Троицкія (Ильинскія), Варварскія и Козьмодемьянскія или Москворѣцкія.

Ворота Ильинскія и Варварскія были усилены заворотами. Некоторый защищены опускными желѣзными рѣшетками, гнѣзда которыхъ видны доселѣ.

Всего башенъ по китайской стѣне насчитывалось 12. Протяженіе стѣны между двумя смѣжными башнями называлось прясломъ.

Прясла бывали неодинаковы по своему протяженію. Чѣмъ безопаснѣе считалось извѣстное мѣсто, защищенное стѣною, тѣмъ рѣже ставились по стѣнѣ башни и тѣмъ длиннѣе были между послѣдними прясла.

Прясла деревянныхъ стѣнъ обычно обмазывались глиною, дабы затруднить атакующему ихъ поджогъ.

Каменныя, — не кирпичныя, — стѣны также зачастую обмазывались глиною, но по другимъ соображеніямъ.

Обычно стѣны, сложенныя изъ плитняка, а равно и стѣны смѣшанной кладки, обкладывались по наружному краю рядами валуновъ (Псковъ, Островъ и др.). Обмазка скрывала швы, вслѣдствіе чего непріятель могъ, по невѣдѣнію, громить самый валунъ безъ вреда для стѣны.

Кирпичныя стѣны обычно не носили обмазки.

Китайгородская стѣна побѣлена по прихоти царевны Софіи, въ цѣляхъ исключительно эстетическихъ.

Изъ башенъ Китай-города утрачено немного, большинство сохранилось, хотя не безъ искаженія внѣшняго вида. Татарское названіе «башня» пущено впервые въ оборотъ кн. Курбскимъ, уже, слѣдовательно, по сооруженіи китайгородскихъ «стрѣльницъ» и «костровъ».

Изъ башенныхъ формъ наиболѣе употребительною, послѣ круглой, на исходящихъ углахъ, и четырехугольной, по протяженію длинныхъ сторонъ ограды, была шестиугольная.

Рѣдкая полукруглая форма башенъ встречается только въ Китай-городѣ да Порховѣ.

Башни обычно выдавались за стѣну на сажень и болѣе, въ цѣляхъ продольнаго обстрѣла стѣнъ.

Этажи башенъ снабжались системой оконъ или бойницъ, различныхъ размѣровъ, смотря по роду оружія. Щеки бойницъ делались отвѣсно, а подошва получала соотвѣтственный скатъ.

Бойницы для крупнокалиберныхъ орудій имѣли видъ малаго окна, съ боковымъ расширеніемъ наружу и къ внутренней сторонѣ; для ружейной стрѣльбы — видъ трапеціи, обращенной узкой стороною къ полю, со щеками иногда въ видѣ уступовъ.

Въ каждомъ этажѣ башни, по необходимости, помѣщалось одно, много два орудія, такъ какъ отдѣлялись этажи одинъ отъ другого деревянными полами или мостами, рѣже, — преимущественно въ нижнихъ этажахъ монастырскихъ башенъ, — сводами незначительной толщины, купольнымъ, при круглыхъ башняхъ, и коробовымъ — при четырехугольныхъ.

Съ теченіемъ времени не реставрируемые мосты подгнивали и обрушивались.

Такъ, въ Круглой башнѣ Китайгородской стѣны верхній мостъ обрушился въ 80 годахъ прошлаго столѣтія подъ тяжестью взваленныхъ на него дѣлъ губернскаго архива. Въ своемъ паденіи онъ пробилъ и увлекъ два нижнихъ моста, свалившись безформенною кучею бревенъ, кирпича и архивныхъ вязокъ въ подземелье башни.

Большое вниманіе при возведеніи оборонительныхъ оградъ уделялось въ старину устройству потаенныхъ выходовъ, называвшихся вылазными воротами или вылазами, и служившихъ собственно для вылазокъ. Располагались они такъ, что непріятель не могъ замѣтить ихъ съ поля. Для этого самый проходъ помѣщался на днѣ рва или нѣсколько ниже, имѣлъ небольшую высоту и заграждался двумя и болѣе прочно устроенными дверями.

Для выхода въ поле изо рва устраивался въ наружномъ скатѣ его, противъ вылазовъ или нѣсколько въ сторонѣ, довольно пологій и широкій выходъ. Для большаго обезпеченія города отъ нечаянныхъ нападеній, потаенные выходы заваливались изнутри землею, а въ случаѣ надобности ихъ опять разрывали.

Такъ поступали при оборонѣ Троице-Сергіевой Лавры, въ 1608 г., и при защитѣ Пскова отъ войскъ Баторія, въ 1581 г. Потайной выходъ изъ крѣпости въ ровъ, служившій псковичамъ для вылазокъ въ памятную годину, обслѣдованъ нами въ 1913 г. Онъ оказался нарочито засыпаннымъ со стороны рва, очевидно, съ тѣхъ поръ.

Такой же подземный ходъ подъ Круглой башней изъ Китай-города начатъ обслѣдованіемъ раньше.

Устье тайника (см. рис.), скрытое подъ мусоромъ, заполняющимъ глубокое дно подземелья башни слоемъ въ нѣсколько аршинъ, оказалось заложеннымъ позднѣе кирпичомъ сухой кладки. За этою послѣдней намѣчаются какъ бы два боковые хода вокругъ башни, быть можетъ, съ выходомъ въ ровъ.

II.

На сооруженіе китайгородской оборонительной ограды потребовалось времени около года. По свидѣтельству исторіи, она построена всецѣло трудами и на средства народа. Въ устройствѣ рва принимало участіе почти все населеніе тогдашней Москвы; въ сооруженіи самой стѣны оно участвовало своимъ достаткомъ, на ряду съ пожертвованіями духовенства, бояръ и самой правительницы. Ссуда отъ казны не могла итти въ расчетъ, по своей крайней незначительности.

Столь дружно и по всѣмъ правиламъ тогдашняго инженернаго искусства возведенная, китайгородская стѣна вскоре же восприняла боевое крещеніе.

Въ отсутствіе Грознаго, укрывавшагося отъ повсюдной измѣны за грозными бойницами Александровской Слободы, на Москву врасплохъ напали татары. Китай-городъ и самый Кремль были взяты и сожжены.

Въ Смутную эпоху китайгородскую стѣну громили ополченцы, тѣсня засѣвшихъ въ городѣ поляковъ. Кн. Трубецкимъ стѣна была взята приступомъ и взломаны ворота.

Боевая миссія китайгородской стѣны на этомъ закончилась. Послѣдняя обратилась, по меньшей мѣрѣ, въ никому ненужный археологическій хламъ. И нужно признать почти чудомъ, что, при такихъ условіяхъ, памятникъ просуществовалъ все же около четырехъ вѣковъ.

За этотъ длительный промежутокъ онъ, конечно, подвергался не разъ измѣненіямъ внѣшняго вида.

При Михаиле Ѳеодоровичѣ были устроены новыя ворота — Пушечныя и Васильевскія на Москву-рѣку съ Зарядья; при Алексѣѣ Михайловичѣ — Воскресенскія.

Петръ I насыпалъ въ разныхъ мѣстахъ по наружной стѣне земляные бастіоны, закупорившіе городскіе стоки. Распространившееся зловоніе усугубило «мерзость запустѣнія» китайской стѣны; съ перенесеніемъ же столицы въ Петербургъ памятникъ окончательно былъ заброшенъ. Мало-мало, не продавался на сломъ. Прилегающая къ стѣнѣ земля шла за безцѣнокъ, по рублю за кв. сажень. Покупали, кому было не лѣнь. Какъ ракушки старый корабль, облѣпили стѣну лавки князей Долгорукихъ, Барятинскихъ, Волконскихъ. Угрюмыя башни Китая съ ихъ нѣкогда грозными бойницами постигъ жалкій жребій: онѣ были обращены въ конюшни, сараи, погреба чиновныхъ лицъ. Доходныя лавки, харчевни, цирюльни всюду, гдѣ можно было, понастроили по стѣнѣ духовныя власти.

Такъ обстояло дѣло безъ малаго въ теченіе ста лѣтъ.

Къ концу вѣка сталъ намѣчаться поворотъ. Будто открылись глаза, и въ забытой руинѣ начали скорѣе угадывать, чѣмъ сознавать, большую историческую цѣнность. Были предприняты первыя робкія попытки реставраціи.

Въ 1768 г. учрежденъ Каменный Приказъ. Въ его задачи, между другими, входила забота о поддержаніи китайгородской стѣны. Однако за семь лѣтъ ни разу Приказъ не удосужился заняться послѣдней. Даже когда въ 1775 году въ его распоряженіе на этотъ предметъ была отпущена исходатайствованная гр. Чернышевымъ субсидія въ 5 тыс. р., успѣло пройти еще семь лѣтъ, прежде чѣмъ Приказъ смогъ, наконецъ, приняться за китайгородскую стѣну.

Какъ вѣковая накипь, счищены были со стѣны всѣ пристройки. Но, лишенная покрововъ, стѣна являла видъ печальный. Стала очевидной неотложная необходимость ремонта не частичнаго, а en gros.

Лѣтомъ 1782 г. начались работы. Предполагалось, начавъ съ Никольскихъ воротъ, возстановить изподволь всю стѣну.

Кирпичный матеріалъ заготовленъ былъ «первыхъ видовъ». Число рабочихъ доходило до 480. Руководилъ работами и строилъ мосты «каменныхъ дѣлъ мастеръ», итальянецъ Франческо Рузка (Францъ Ивановъ Рузскій). Къ концу лѣта былъ ремонтированъ участокъ до Варварскихъ воротъ.

Но дальше дѣло не пошло. Не хватило средствъ. Неосторожное ходатайство Приказа о 10-тысячной субсидіи на продолженіе работъ имѣло своимъ послѣдствіемъ его закрытіе (1783 г.).

Для многострадальной стѣны опять наступили черные дни. Потревоженныя «ракушки» жадно облѣпили ее вновь. Наперебой Чернышевъ, Архаровъ, Брюсъ стали выдавать разрѣшенія на застройку стѣны. Скоро изъ-за 240 новыхъ лавокъ, какъ и встарь, торчали одни обросшіе бурьяномъ зубцы.

«Недостроенная» стѣна продержалась недолго, около 15 лѣтъ, и рухнула въ 1807 г. на протяженіи 23 саженей. По новой смѣтѣ уже требовалось на ремонтъ не 10 тыс., а 190 тыс. р.

На рубеже XIX в. вопросъ о китайгородской стѣнѣ всталъ ребромъ. Появился рядъ проектовъ, одинъ другого фантастичнѣе, что дѣлать со стѣною. Между прочимъ, Беклешовъ настойчиво предлагалъ стѣну срыть и на очищенномъ мѣстѣ разбить бульвары. Памятникъ спасъ Александръ I, положившій резолюцію: «Сохранить всѣ древнія строенія въ Москвѣ въ ихъ первобытномъ видѣ».

Все же допущены были работы по нивеллировке Москвы. Въ 1802 году окружавшій стѣну ровъ, издавна для москвичей служившій свалочнымъ мѣстомъ, былъ засыпанъ землею отъ срытаго вала. Оставшійся отъ засыпки рва мусоръ былъ сваленъ въ подвальныя помѣщенія и подземныя галлереи Круглой башни (см. рис.).

Вступившій въ 1812 году въ Москву Наполеонъ имѣлъ случай любоваться зрѣлищемъ живописныхъ развалинъ крѣпостной ограды Китай-города.

Возстановлена китайгородская стѣна одновременно съ общимъ строительнымъ возрожденіемъ Москвы послѣ французскаго погрома, въ 1816 году.

Ремонтомъ стѣны теперь вѣдало Правленіе IѴ Округа Путей Сообщенія (1783 — 1867), сменившее Каменный Приказъ. Въ Правленіи даже было заведено спеціальное «дѣло по исправленію китайской стѣны». Но «исправленія» Правленія лишь послужили къ безнадежному искаженію памятника.

Уникальное по оригинальности замысла и выполненію сооруженіе, китайгородская стѣна при реставраціи подгонялась подъ готовый кремлевскій шаблонъ. Кремлевскія шатровыя крыши башенъ, мерлоны зубцовъ (см. рис.) и др. детали были съ легкостью пересажены на чуждое имъ по стилю твореніе Малаго Фрязина.

Съ 1867 года стѣна перешла въ вѣдѣніе Строительнаго Отдѣленія Московскаго Губернскаго Правленія, съ ежегодной субсидіей въ 6 т. р. на поддержаніе московскихъ памятниковъ старины.

Какой-либо особой, сопряженной съ денежными жертвами, заботливости о китайской стѣнѣ Отдѣленіе, однако, не проявило. И стѣна конца XIX в. мало въ чемъ разнилась отъ таковой же конца XѴIII.

Прискорбное сходство это было констатировано спеціальною Комиссіей по осмотру стѣны, образованной въ 1892 году по почину энергичнаго кн. Урусова, старшаго совѣтника Губернскаго Правленія.

Стѣна оказалась во многихъ мѣстахъ сломанной и обращенной въ фундаментъ для прилегающихъ построекъ Давыдовской Пустыни и Бахрушина. Причтъ церкви Троицы на Поляхъ къ стѣнѣ пристроилъ сарай, а на стѣнѣ развелъ садъ.

«Славянскій Базаръ», «помянувъ дни древніе», устроилъ въ прилегающей башнѣ конюшни, а греческій монастырь, по восточной простотѣ, даже выгребныя у стѣны ямы и т. п. мѣста. Но смѣняются времена, мѣняются и взгляды на вещи. Общество мало-по-малу начинало привыкать къ взгляду на памятники древности, какъ на государственное достояніе. Къ концу XIX в. относятся первыя попытки легализировать пользованіе башнями.

Въ 1870 году, съ Высочайшаго соизволенія, по ходатайству бр. Третьяковыхъ, стѣна была сломана на протяженіи шести саженей подъ проѣздъ на Театральную площадь. Выручка отъ аукціонной продажи кирпича, въ суммѣ 2311 р., обращена «въ депозитъ Губернскаго Правленія».

Десять лѣтъ спустя, башня у Третьяковскаго проѣзда была отдана, за 25 р. въ годъ, Хозяйственнымъ Управленіемъ при Св. Синодѣ въ аренду на 12 лѣтъ Обществу Теплыхъ рядовъ, подъ складъ хозяйственныхъ принадлежностей.

У Владимирскихъ воротъ, въ 1888 году, аѳонскими монахами, съ Высочайшаго соизволенія, была сооружена часовня св. Пантелеймона.

Съ 90 годовъ начинается приспособленіе китайгородскихъ башенъ подъ архивъ Губернскаго Правленія. Заняты были башни: Владимирская, Ильинская, Круглая, на Старой площади, Четырехугольная (см. рис., противъ Воспитательнаго дома и угловая Москворѣцкая. Четырехугольная въ старину была воротною башней. Къ ней шла изъ Кремля т. наз. Прямая улица, обычно наиболѣе оживленная. Такая улица характерна для городовъ Востока. Въ развалинахъ Гадары, напр., въ Заіорданьѣ на «Прямой улицѣ», вымощенной плитами, намъ доводилось даже наблюдать колеи, образованныя въ камнѣ колесами телѣгъ.

Въ 1892 году Ильинская башня, занятая незадолго передъ тѣмъ архивными документами Губернскаго Архива старыхъ дѣлъ, была превращена въ часовню Геѳсиманскаго скита. Архивъ же перемѣщенъ въ оборудованную на средства того же скита кремлевскую Арсенальную башню.

Наконецъ, подъ Музей птицеводства въ 1898 году была обращена башня на Театральной площади, съ обязательствомъ очистить ее по первому требованію Министерства Внутреннихъ Дѣлъ.

Съ началомъ XX в. началось замѣтное пробужденіе въ широкихъ кругахъ общества интереса къ родной старинѣ.

Настроеніе общественное отразилось на настроеніи офиціальныхъ сферъ. Памятники старины становятся предметомъ серьезнаго попеченія послѣднихъ.

На зарѣ XX в. уже немыслимы проекты, подобные беклешевскимъ начала XIX в., о срытіи китайгородской стѣны.

Нынѣшніе офиціальные проекты — антиподы тогдашнихъ. Не о срытіи, а о грандіозномъ, небываломъ въ лѣтописяхъ стѣны, ремонтѣ послѣдней поднятъ вопросъ.

Необходимая сумма въ нѣсколько сотъ тысячъ рублей испрашивается черезъ Законодательныя палаты.

Немаловажная роль въ отмѣченной эволюціи принадлежитъ Императорскому Московскому Археологическому Обществу.

Неукоснительно стоя на стражѣ памятниковъ старины, Общество уже самимъ фактомъ своего существованія способствуетъ развитію въ населеніи уваженія къ послѣднимъ.

По установившейся доброй традиціи, Московская Городская Управа извѣщаетъ состоящую при Обществѣ Комиссію по сохраненію древнихъ памятниковъ о всякомъ своемъ шагѣ, связанномъ такъ или иначе съ памятниками старины.

Своевременно Управа извѣщала Общество о данныхъ ею разрѣшеніяхъ на постройки по сосѣдству съ китайгородской стѣною во владѣніяхъ Костряковой, Соловьева, Персицъ, на Старой площади, и др. Къ сожалѣнію, Управа равнодушна къ застройкѣ стѣны вплотную, съ чѣмъ не можетъ примириться Общество, въ виду грозящей стѣнѣ отъ этого гибели.

Протесты Общества въ этомъ смыслѣ оставались, однако, «гласомъ вопіющаго въ пустынѣ». Даже попытка Общества опереться на «предержащую власть» успѣха не имѣла.

Дѣло въ томъ, что существующій законъ (ст. 76 Уст. Стр. Изд. 1900 года), хотя и требуетъ отъ начальника губерніи сохраненія старинныхъ памятниковъ, но не даетъ ему возможности исполнить требованіе закона.

Отсюда доложенное Обществу въ 1909 году намѣреніе московскаго губернатора «возбудить ходатайство объ установленіи на будущее время законодательнымъ путемъ необходимыхъ разрывовь между стѣною Китай-города и строеніями, примыкающими къ ней». [6]

«Разрывы» эти тѣмъ болѣе необходимы, что безъ нихъ навсегда закрыть доступъ для осмотра и ремонта стѣны.

Противорѣчіе между требованіемъ закона и условіями дѣйствительности Общество находитъ возможнымъ устранить единственно путемъ Высочайшаго повеленія объ ограниченіи права владѣнія частныхъ лицъ землею, прилегающей къ стѣнамъ, въ видѣ обязательнаго отступленія при постройкѣ отъ стѣны въ размѣрѣ 2 саж. (въ старину было 2½ саж.). Землею этой владѣльцы могли бы пользоваться какъ проѣздомъ, отступомъ для свѣта, дворомъ и пр., не препятствуя въ то же время правительственному органу ремонтировать стѣну съ внутренней стороны.

Темъ охотнѣе, поэтому, Общество присоединилось къ ходатайству по сему предмету московскаго губернатора, прося «сообщить Обществу, когда это ходатайство будетъ направлено въ Министерство Внутреннихъ Дѣлъ».

Но «улита ѣдетъ, когда-то будетъ». Городская Управа, между тѣмъ, не дремлетъ. Задуманное ею въ 1910 году и наиболѣе безпокоящее Общество предпріятіе — застройка вплотную громаднымъ полицейскимъ зданіемъ Круглой башни на Старой площади — подвигается впередъ. Уже сложенъ кирпичъ. Безъ экстренныхъ мѣръ дивный памятникъ русской военной старины — Круглая башня — скоро долженъ исчезнуть навсегда изъ глазъ изумленнаго наблюдателя.

[1] «Матеріалы для исторіи инженернаго искусства въ Россіи». Ч. 1. Спб. 1858 г.

[2] Дополн. къ Акт. Истор., т. ІІІ, №3, 1645 — 7 г.

[3] Ласковскій. Ibid., стр. 114.

[4] Опись Китай-города. Дополн. къ Ак. Истор., т. ІІІ, №3.

[5] Ласковскій. Ibid., стр. 115.

[6] Древности, т. IѴ. М. 1912, стр. 66.

И. Я. Стеллецкій.
Изъ сборника «Старая Москва», вып. второй. Москва, 1914.

Visits: 36