Въ это время, около четырехъ часовъ пополудни, длинные ходы метро пустынны, гулки. Влажнымъ отблескомъ отвѣчаетъ огнямъ электрическихъ лампочекъ изразцовая облицовка широкихъ сводовъ. Воздухъ густъ и тяжелъ въ подземной прохладѣ. Ѣдкій запахъ идетъ отъ мокраго каменистаго пола, надъ которымъ со швабрами въ рукахъ лѣниво шевелятся уборщицы, напоминая своимъ страннымъ нарядомъ форму женскаго ударнаго батальона. И внизу возлѣ рельсъ тишина, тотъ же безжизненный отблескъ, сѣрая полоса свободной платформы съ грудами наметанныхъ у стѣнъ разноцвѣтныхъ билетиковъ.

Иногда гдѣ-то сверху загрохочетъ, пробѣжитъ дрожью надъ сводами… Это линія корреспондансъ. У входа зѣвающая амазонка, сидя на стулѣ верхомъ, вдругъ протяжно спроситъ о чемъ-то подругу съ сосѣдняго перрона, сладко зѣвнетъ, щелкнетъ по привычкѣ зубами контрольныхъ щипцовъ. И снова тихо.

Въ этотъ часъ, когда нѣтъ пассажировъ, и отдѣльныя фигуры людей тонутъ въ кафельномъ просторѣ, будто погруженные въ пустую гигантскую ванну, — ярче выделяются надписи, громче кричатъ беззвучные объявленія-плакаты. Гуси съ неуклюжими оранжевыми лапами безпечно глядятъ на коробку съ пате де фуа гра, не подозрѣвая, что тамъ, внутри, таятся ихъ собственные потроха. Какая-то пресыщенная дама типа царицы Тамары флиртуетъ съ добродушнымъ медвѣдемъ, кормя его лучшими въ мірѣ бисквитами. Тамъ и сямъ со стѣны глядятъ круглыя рожи луны, то искренне плачущей отъ отсутствія крема для своего мѣднаго лика, то съ вожделѣніемъ выглядывающей вдругъ изъ-за занавѣски окна на аппетитныя итальянскія макароны. Нѣсколько взрослыхъ безнадежныхъ идіотовъ, расположившихся между луной и шоколаднымъ земнымъ шаромъ, торопливо дѣлаютъ масляной краской надписи на пиджакахъ одинъ у другого; какая-то истерическая женщина, поднявъ руку къ небу, надъ которымъ прибита таблица «дефансъ де краше», благимъ матомъ извѣщаетъ вселенную о ежедневномъ выходѣ «Котидьенъ»; а вслѣдъ за нею лучшія во вселенной консервы, вина, ликеры, сыры; пилюли для борьбы съ этими ликерами, винами, сырами. И на скамьяхъ вмѣсто забытаго гимна: «Allons enfants» въѣвшаяся глѵбоко въ сознаніе гражданъ реклама: «Allez frères».

***

Я вхожу въ почти пустой вагонъ, блещущій ненужными огнями. Тамъ, гдѣ-то въ глубинѣ, сидитъ одинокій господинъ, уныло смотритъ на сѣрыя стѣны тунеля, съ сопровождаюшимъ поѣздъ назойливымъ Дю Бонне; возлѣ входа на скамьяхъ — двѣ дамы. Говорятъ повышенно громко, не стѣсняясь, будто переговариваются съ противоположныхъ береговъ бурной горной рѣки. И не знай я русскаго языка, я все равно догадался бы, кто эти иностранки.

Вѣдь только русскіе бѣженцы чувствцуютъ себя въ мечущихся вагонахъ Европы совершенно свободно, какъ дома. Другіе народы пока еше не привыкли.

— И что же, дорогая? Устроился?

— Ну да. Превосходно! Второй годъ служитъ въ Шарлоттенбургѣ приказчикомъ. А главное — за квартиру ни одной марки не платитъ. Вы представляете, милочка, какое это преимущество — не платить за квартиру?

— Ахъ, дорогая моя! Кто же можетъ это себѣ не представить? У насъ съ Котикомъ на комнату треть денегь уходитъ… И то считаемъ, что очень удачно нашли. А какъ онъ? Въ долгъ зачисляетъ? Или принципіально кочуетъ?

— Кочуетъ? Совсѣмъ не кочуетъ. И совершенно не въ долгъ. Жоржъ такъ всегда щепетиленъ, онъ во всемъ всегда такъ деликатенъ… Но развѣ его вина, если нѣмка-хозяйка вздумала на старости лѣтъ сдѣлаться русской помѣщицей? Узнала, что у Жоржа въ Воронежской губериіи 4000 десятинъ, и сама предложила: она не беретъ ничего за комнату, а онъ каждые три мѣсяца взамѣнъ платы даритъ ей по сто десятинъ.

— По сто? Да что вы, дорогая моя? Но вѣдь это грабежъ!

— Что подѣлаешь, милочка. Жоржъ самъ сознаетъ, что дорого. Но если не хватаетъ на жизнь?

— Да, но это шантажъ! Это мошенничество! Намъ самимъ съ Котикомъ деньги нужны. Очень нужны… Но сто десятинъ — это безразсудно, дорогая моя! Вы посчитайте — сто въ три мѣсяца — это четыреста въ годъ? Значитъ, въ десять лѣтъ — все имѣніе? А потомъ что?

Разореніе полное? Ни кола, ни двора? Безъ угла, гдѣ можно приклонить голову на старости лѣтъ?

Дамы смолкли на время. Одна, негодующая, строго посмотрѣла на промелькнувшій перронъ, презрительно произнесла вслухъ названіе станціи. Другая, задумчивая, осторожно скосила на меня глаза и, догадавшись, что я англичанинъ, громко заговорила опять:

— Ну, а какъ Константинъ Сергѣевичъ? Здоровъ? Ѣздитъ по-прежнему?

— Спасибо. Мотается.

— Лѣтомъ, навѣрно, затишье съ такси?

— Нѣтъ, не скажите… Какъ когда. Иногда даже случается вдругъ и хорошо привезетъ. Вотъ позавчера, напримѣръ, сто франковъ заработалъ сверхъ таксы.

— Въ самомъ дѣлѣ? Отъ кого же? Отъ кутящихъ монмартрцевъ?

— Нѣтъ… отъ американца-туриста.

— Ахъ эти американцы! Послѣ налога на картъ д-идантитэ видѣть ихъ не могу! [1] Все изъ-за нихъ, этихъ негодныхъ… А почему раскошелился? Пьянъ былъ? Или бумажникъ на сидѣньи забылъ?

— О, нѣтъ, никакого бумажника. И трезвъ совершенно, днемъ дѣло было. Когда, понимаете, узналъ, что Котикъ говоритъ по-англійски, страшно обрадовался. Влѣзъ въ автомобиль, предлагаетъ, скажите мнѣ все, что есть интереснаго и городѣ. Только обо всемъ разскажите подробно: объ исторіи, о географіи, объ архитектурѣ. Я, говоритъ, за исторію и архитектуру отдѣльно плачу. Котикъ, вы сами понимаете, хотя и генералъ, но совершенно не обязанъ знать подробности французской исторіи. Кое-что про Людовика помнитъ, конечно, кое-что про Генриховъ, про Наполеона… Но детали… Сначала хотѣлъ даже отказаться, а потомъ совершенно справедливо рѣшилъ: съ какой стати? Изъ-за американцевъ дороговизна, изъ-за нихъ 375, изъ-за нихъ два блюда въ ресторанѣ, нашей союзницѣ Франціи они даже пустяшнаго долга простить не хотятъ, а Котикъ будетъ вдругъ джентльмена разыгрывать? Посадилъ онъ американца рядомъ съ собой и давай болвана возить. «Это что»? — спрашиваетъ тотъ. «Это — пласъ де ла Конкордъ». «Чѣмъ замѣчательна»? «Людовика казнили здѣсь». «Въ самомъ дѣлѣ? Въ какой именно точкѣ»? «Вотъ въ этой. У входа въ метро». «Ага! Отлично. Ѣдемъ дальше». Останавливаются у Опера. «Это что»? «Опера». «Когда построена»? Котикъ сначала задумался, а потомъ припомнилъ 375 и со злостью говорить: «Въ 375-мъ». «Что вы? Такъ давно? Кто строилъ?» «Пипинъ Короткій». «Ого! Короткій, а какое огромное зданіе! Какой стиль?» «Ампиръ съ рококо». «Дальше!»

Возилъ такъ мой Котикъ дурака этого часа два, если не три, вездѣ побывалъ. И говоритъ, что только первые полчаса было немного неловко. А затѣмъ, какъ пошелъ, какъ пошелъ!.. Самъ даже сталъ удивляться, откуда только факты берутся? Чего онъ ему не показалъ, дорогая моя! У парка Монсо подробно разсказалъ, какъ Генрихъ Птицеловъ силками скворцовъ ловилъ; въ паркѣ Шомонъ про Филиппа Красиваго и про всѣ его свиданья вспомнилъ. Относительно Наполеона десять домовъ показалъ наудачу: здѣсь съ мадамъ Санъ-Женъ познакомился, тутъ съ Жозефиной поцѣловался, въ этомъ мѣстѣ задумалъ африканскій походъ. А у плошали Клиши, когда американецъ уже разсчитывался, Котикъ такъ разошелся, представьте, что пуръ ла бонъ бушъ самъ на прощанье сказалъ: «видите, сэръ, это мѣсто, гдѣ автобусъ стоитъ? Тутъ король Людовикъ Четырнадцатый свою знаменитую фразу сказалъ: «Л-эта сэ муа». Компренэ ву?»

Дамы вышли на конечной станціи и вмѣстѣ со мной. Шли по длинному корридору бодро, увѣренно, громко стуча каблучками. Говорили о томъ. что хорошо было бы открыть мэзонъ де кутюръ, а для фирмы пригласить мадемуазель Полежаеву, такъ какъ теперь ее вся публика знаетъ. Перешли съ мэзонъ де кутюръ на автоматическія спичечницы, который удачно дѣлаетъ знакомый полковникъ. И когда, наконеиъ, выбрались въ вестибюль, одна съ завистью оглянула огромный залъ, съ многочисленными входами въ разныя стороны, вздохнула, произнесла:

— Неправда-ли глупо, милочка, что столько свободнаго мѣста пропадаетъ?

И не ожидая отъ сосѣдки вопроса, добавила:

— Изъ каждаго такого входа въ метро я бы десять уютныхъ квартирокъ устроила!

А. Ренниковъ.
Возрожденіе, №482, 27 сентября 1926.

[1] Carte d’identité (фр.) — видъ на жительство. Въ 1926 г. видъ на жительство былъ обложенъ налогомъ въ 375 франковъ — одинаково для, скажемъ, американцевъ и русскихъ бѣженцевъ.

Visits: 16

Конгломератъ противоположностей. — Ошеломляющій отвѣтъ д-ра Геббельса. — «Генералы Миллеръ и Головинъ на французскихъ маневрахъ»… — О вздорѣ и о германскихъ политикахъ. — Бывшій адъютантъ кронпринца и другъ Франціи. — «Россія или революція, — Сталинъ выбралъ Россію»… — Недоумѣніе за недоумѣніемъ.

Германо-совѣтскія отношенія — это лабиринтъ. Стараясь разобраться въ нихъ, можно по каждому отдѣльному пункту придти къ заключеніямъ, діаметрально противоположнымъ. Никакой схемы какъ будто не нарисовать. Конгломератъ противоположностей. И все же, чтобы составить себѣ представленіе о подлинныхъ отношеніяхъ между Германіей и большевиками, надо въ этомъ конгломератѣ найти какое-то общее, пусть не основаніе, но по крайней мѣрѣ настроеніе.

Настроеніе это въ концѣ концовъ обнаруживается и въ немъ вѣроятно вся разгадка сложнѣйшаго и болѣзненнѣйшаго вопроса германской внѣшней политики.

***

Черезъ лицо, близкое къ вождю берлинскихъ хитлеровцевъ, д-ру Геббельсу, прошу ему передать:

«Я представитель антибольшевицкой газеты «Возрожденіе» и, слѣдовательно, такой же врагъ большевиковъ, какъ и онъ самъ. Прошу принять меня, чтобы побесѣдовать о нынѣшнемъ положеніи Германіи, о партіи націоналъ-соціалистовъ и объ ея позиціи по отношенію къ коммунистической опасности».

По правдѣ говоря, я не надѣялся, что д-ръ Геббельсъ приметъ меня. Дѣйствительно, столько вѣдь у него должно было явиться новыхъ занятій послѣ «великой побѣды». Нужно же ему что-нибудь придумать толковаго, — какъ говорила мнѣ секретарша «Ангриффа», — а тутъ вдругъ тратить время на бесѣды, — да еще на такія щекотливыя темы, — съ иностраннымъ журналистомъ! Думалъ, что д-ръ Геббельсъ скажетъ, что радъ бы встрѣтиться со мной, но слишкомъ теперь занятъ, не можетъ найти свободной минуты въ такое горячее время.

Отвѣтъ получился прямо-таки ошеломляющій. Черезъ то же лицо д-рь Геббельсъ просилъ мнѣ передать, что онъ съ представителемъ «Возрожденія» бесѣдовать отказывается, такъ какъ «Возрожденіе» есть органъ бѣлыхъ эмигрантовъ, избравшихъ своимъ центромъ Парижъ, органъ «Обще-Воинскаго Союза», вожди котораго, генералы Миллеръ и Головинъ, недавно, по приглашенію французскаго военнаго министерства, присутствовали на маневрахъ французской арміи, и при этомъ въ формѣ, и что слѣдовательно, о какихъ-то общихъ взглядахъ между нимъ — націоналъ-соціалистомъ, и мною — представителемъ людей, которые заодно съ французами, говорить не приходится.

Вотъ этимъ отвѣтомъ д-ръ Геббельсъ далъ мнѣ невольно чрезвычайно характерное, по самой формѣ, подтвержденіе тѣхъ основныхъ причинъ, которыя, надо думать, двигаютъ правой Германіей въ ея уже какъ бы вошедшей въ традицію дружбѣ съ большевиками. Но что болѣе всего любопытно, этотъ отвѣтъ показалъ, насколько хитлеровцы интересуются русскими дѣлами, слѣдятъ за эмигрантскими теченіями, а съ другой стороны, что наряду съ точной информаціей у нихъ иногда появляются представленія, — въ родѣ чудовищнаго по своей нелѣпости заявленія о генералахъ Миллерѣ и Головинѣ, — достойныя развѣ что полуграмотной кухарки. Какъ-то даже не вѣрилось, — неужели же д-ръ Геббельсъ, самый умный, самый дѣльный, будто бы, въ партіи націоналъ-соціалистовъ, громко заявляющій свои претензіи на постъ министра рейхсвера, — такъ мало знакомъ, хотя бы, съ конъюнктурой, вытекающей изъ признанія Франціей большевиковъ?

Но вотъ фактъ былъ налицо и изъ него напрашивался выводъ. Отвѣтъ д-ра Геббельса заставлялъ неожиданно повѣрить въ то, что всегда казалось какъ-то невѣроятнымъ, — въ способность нѣмецкихъ политиковъ, несмотря на исконную нѣмецкую методичность, увлекаться всякимъ вздоромъ, если только этотъ вздоръ находится въ какомъ-то соотвѣтствіи съ ихъ планами возвеличенія Германіи.

***

Относительно германо-совѣтскихъ отношеній существуетъ ходячая аксіома, которая, какъ это ни странно для политической аксіомы, — совершенно правильна, — вѣрнѣе, была правильной до самаго послѣдняго времени.

«Чѣмъ правѣе нѣмецъ, тѣмъ больше клонитъ онъ къ русскимъ большевикамъ».

Въ этомъ, изслѣдуя тайны германской иностраной политики, да даже не тайны, а любое ея внѣшнее проявленіе, — можно все еще убѣдиться на каждомъ шагу.

Достаточно прослѣдить сообщения нѣмецкихъ газетъ о посѣщеніи цеппелиномъ Москвы. Въ лѣвыхъ — короткія чисто информаціоннаго характера замѣтки; въ правыхъ — скромныя, съ рекламными иллюстраціями, статьи въ лирическо-напыщенномъ стилѣ, — о великолѣпномъ пріемѣ, устроенномъ д-ру Эккенеру «русскими государственными людьми и русской общественностью», о дружбѣ «двухъ великихъ народовъ» и т. д. и т. д.

И все же встаетъ вопросъ: есть ли хоть доля искренности во внѣшней симпатіи правыхъ нѣмцевъ къ русскимъ большевикамъ, а если есть, то не уменьшилась ли она теперь?

***

Г. фонъ Керберъ, ротмистръ въ отставкѣ, бывшій адъютантъ кронпринца, нынѣ видный журналистъ, близко стоящій къ младо-германскому ордену, врагъ большевиковъ и сторонникъ сближенія съ Франціей, собралъ въ журналѣ «Мейстеръ» выдержки изъ статей, появившихся въ правыхъ газетахъ, о большевикахъ. Меня познакомили съ нимъ, и вотъ, просидѣли мы часъ надъ его статьей. Онъ все читалъ, а я все изумлялся.

— Да, да, — говорилъ онъ, — вы себѣ и представить не можете, до чего доходятъ наши правые!

Послушайте, напримѣръ, — вотъ эти нѣсколько строкъ изъ «Мюнхенеръ Нейсте Нахрихтенъ».

Заглавіе: «Пестрыя московскія странички». Текстъ начинается такъ. «Все въ Россіи работаетъ и что замечательно — работа преисполнена тамъ внутренней свободы. Внутренняя свобода проявляется въ сквозящемъ всюду удовлетвореніи существующимъ порядкомъ вещей».

Вѣдь это же совершенно ни на что не похоже! — прервалъ себя г. фонъ Керберъ. — Не правда ли, — вы воображали, что наши правые изъ-за разныхъ тамъ военно-политическихъ цѣлей дружатъ съ большевиками? Это такъ, но не въ одномъ этомъ дѣло. Повѣрьте, люди Гугенберга и Хитлера въ восторгѣ отъ «новой великой мощи», которая — они воображаютъ — родилась въ совѣтской Россіи.

Вотъ еще выдержка:

«Учиться должны мы у русскихъ, — т. е. у большевиковъ, конечно, — умѣнью разсматривать политическія явленія съ великодержавной точки зрѣнія».

Но это все пустяки. Вотъ что пишетъ «Дейтше Альгемейне Цейтунгъ», вліятельнѣйшая правая газета, 21 января сего года:

«О третьемъ интернаціоналѣ мало говорятъ въ Россіи. Планы міровой революціи не занимаютъ въ сталинизмѣ серьезнаго мѣста».

Вы поняли, куда это клонитъ? Куда вашимъ націоналъ-большевикамъ до нашихъ правыхъ! А вотъ вамъ самое лучшее.

Статья озаглавлена «Побѣда Сталина». Относится она къ періоду расправы съ оппозиціей. Слушайте.

«Въ борьбѣ сталинцевъ съ оппозиціей дѣло шло о томъ, должна ли Россія удовлетвориться собственной революціей или же міровая революція является цѣлью коммунизма.

«Россія или міровая революція — такъ былъ поставленъ вопросъ.

«И Сталинъ отвѣтилъ — Россія».

Знаете откуда это? — «Изъ «Берлинской рабочей газеты», органа націоналъ-соціалистовъ… А вы еще удивляетесь, что васъ не принялъ д-ръ Геббельсъ!

И все въ томъ же родѣ. А вы замѣтили, какъ почтительно, съ настоящимъ чинопочитаніемъ, наши правые говорятъ о большевикахъ?

Я пробовалъ возражать г. фонъ Керберу, указывая, что врядъ ли правые нѣмцы думаютъ въ глубинѣ души такой вздоръ. Да и не измѣнилось ли ихъ отношеніе къ большевикамъ за последнее время?

Но г. фонъ Керберъ, — человѣкъ чрезвычайно любезный, пріятной наружности, симпатичный, полный и еще моложавый, — все продолжалъ читать отрывки изъ правыхъ газетъ.

Мнѣ показалось страннымъ, — а зачѣмъ въ сущности надо ему такъ подчеркивать эти симпатіи правыхъ партій къ большевикамъ?

И такъ какъ въ политикѣ всегда нужно искать выгоду, которая преслѣдуется данной тактикой, — невольно вставалъ вопросъ, какая выгода г. фонъ Керберу, т. е. не ему лично, а всѣмъ нѣмцамъ, которые пропагандируютъ сближеніе съ Франціей, — трубить о томъ, что вся правая Германія чуть ли не безоговорочно готова признать въ большевикахъ своихъ учителей?

(Продолженіе слѣдуетъ.)

Л. Любимовъ.
Возрожденіе, №1960, 14 октября 1930.

Visits: 19

Большевики рѣшили отпраздновать «9 января» (22 января н. ст.) взрывомъ Симонова монастыря. Хорошъ праздникъ, хорошо и празднованіе! Быть можетъ, большевики сводятъ счеты съ Симоновымъ монастыремъ за то, что его колокольню (вторую въ Москвѣ по высотѣ послѣ Ивана Великаго) увидѣла бы прежде всего шедшая съ юга бѣлая армія, если бы подошла къ Москвѣ? Но вѣдь не подошла, не увидѣла…

***

Въ русскихъ газетахъ я не встрѣтилъ ничего по поводу юбилея печальнаго дня 9 января 1905 года. Но вотъ въ «Дэйли Телеграфъ» англичанинъ, служившій въ то время въ посольствѣ въ Петербургѣ, вспоминаетъ это событіе, вспоминаетъ и то впечатлѣніе, которое оно произвело въ Европѣ. Къ вечеру 9 января, пишетъ онъ, въ разныхъ народныхъ кварталахъ Петербурга послышались возгласы: «Долой самодержавіе». Иностранцамъ могло показаться, что движеніе наивнаго лоялизма, начатое съ крестомъ, съ портретомъ царя, съ всеподданнѣйшей петиціей, по винѣ «жестокихъ властей» вдругъ получило иной политическій смыслъ. Иностранцамъ могло это казаться тогда. Такова какъ бы офиціальная историческая версія 9 января. Она обошла въ свое время всю европейскую печать, затѣмъ попала въ книги и укрѣпилась въ нихъ.

Отсюда родился лубочный плакать царской Россіи, который и до сей поры можно видѣть въ кинематографахъ, изображающихъ русское прошлое: добрый, несчастный и темный народъ, злыя силы, отвѣчающія пулями на его вѣрноподданическій порывъ, казаки съ нагайками и шашками наголо, кровь на снѣгу, цѣпи, Сибирь, каторга… Да, самодержавіе сдѣлало поразительную ошибку, оно совершило непоправимую глупость: оно ринулось всей своей косной массой въ ту ловушку, которая была ему разставлена.

***

О 9 января мы можемъ судить теперь болѣе хладнокровно и болѣе безпристрастно.

Пролитіе крови на улицахъ — ужасно, разстрѣлъ рабочихъ и вообще всякихъ людей на площадяхъ столицы — преступленіе. Тутъ спору не можетъ быть. Однако не станемъ все же судить такъ, какъ имѣли полное право судить иностранцы, не обязанные вникать въ сущность дѣла.

Процессія 9 января была дѣйствіемъ революціоннымъ по мысли хитрыхъ изобрѣтателей ея, надѣвшихъ ей только личину лояльности. Немногіе въ толпѣ, шедшей къ Зимнему дворцу, были въ самомъ дѣлѣ обуяны «царелюбивымъ порывомъ». Отдельные простодушные люди такого рода были. Но толпы шли отчасти изъ любопытства, отчасти изъ желанія безпорядка, какъ будто бы гарантированнаго въ то же время отъ непріятностей именно этой личиною лоялизма. Камуфляжъ былъ слишкомъ легко понятенъ всякому, и скрытая мысль тайныхъ вождей гораздо легче могла быть оцѣнена толпой, нежели офиціалъная, будто бы лояльная программа.

Совсѣмъ не трудно было догадаться (а русскій простолюдинъ весьма догадливъ по этой части) — что здѣсь кто-то хочетъ, прикрываясь крестомъ и царскимъ портретомъ, «разыграть» царскую власть, и вотъ очень любопытно всѣмъ было посмотрѣть, что изъ этого выйдетъ.

***

Вышло нѣчто весьма мало ожиданное. Если бы самодержавіе было талантливѣе и умнѣе, оно на попытку его «разыграть» отвѣтило бы тѣмъ, что ловко разыграло бы самихъ изобрѣтателей процессіи, сдѣлавшихъ въ этомъ смыслѣ нѣсколько рискованный шагъ. Боже мой! Какія тутъ эффектныя сцены можно было по этому случаю показать! Какія трогательныя слова можно было бы произнести! Какія заманчивыя обѣщанія можно было бы дать! И все это, разумѣется, «безъ особыхъ послѣдствій», но съ задней мыслью обратить инсценировку 9 января противъ тѣхъ, кто эту инсценировку неосторожно придумалъ…

Самодержавіе русское оказалось неспособнымъ къ этому. Оно было слишкомъ для этого честнымъ и слишкомъ недалекимъ. Вмѣсто того, чтобы увидѣть въ этомъ событіи моментъ политическій, оно узрѣло лишь моментъ полицейскій. Не умѣя на хитрость отвѣтить хитростью, оно отвѣтило на нее грубостью. Оно даже превысило всякія ожиданія своихъ враговъ, ибо поспѣшило устроить столь желанное для нихъ кровопролитіе. Безсмысленной пальбой своей оно въ одинъ день революціонизировало Россію, какъ не могли революціонизировать ее годы пропаганды. Оно не дало себѣ труда подумать о томъ впечатлѣніи, какое эта внутренняя пальба въ странѣ, ведущей войну внѣшнюю, должна была произвести заграницей. Интересы Россіи оно забыло ради интересовъ полицейского порядка. Само собой разумѣется, что власть, проявившая столь малую умѣлость въ борьбѣ съ «врагомъ внутреннимъ», власть, столь легко попавшаяся въ разставленную ей ловушку, была безсильна направлять историческую судьбу Россіи.

Павелъ Муратовъ.
Возрожденіе, №1697, 24 января 1930.

Visits: 20

Итакъ, отношеніе къ большевикамъ — не вопросъ политики, но вопросъ морали, вопросъ, если угодно, порядочности. Въ концѣ концовъ, въ болѣе глубокомъ смыслѣ это вопросъ извѣстной религіозности. Я говорю здѣсь не о принадлежности къ той или другой опредѣленной религіи, но о религіозности: о религіозномъ чувствѣ жизни и религіозномъ подходѣ къ человѣку. Это чувство можетъ принимать весьма разнообразныя формы. Принимая разнообразныя формы, оно можетъ существовать у самыхъ разнообразныхъ людей — и «правыхъ», и «среднихъ», и «лѣвыхъ» въ политикѣ. Или оно можетъ не существовать. Вотъ тогда первое мѣсто занимаютъ соображенія той или иной выгоды. Про друзей большевиковъ, кто бы они ни были въ смыслѣ узко-политическомъ, можно сказать,одно — это люди нерелигіознаго подхода къ жизни и къ человѣку. Это люди, не боящіеся никакого Бога и не слышащіе никакого голоса собственной совѣсти. Намъ понятно отчаянное богоборчество большевиковъ въ Россіи. Эти безбожники «по командѣ» расчитываютъ на сочувствіе всѣхъ инстинктивныхъ «безбожниковъ», на сердечный откликъ всѣхъ враговъ религіознаго отношенія къ жизни и религіознаго подхода къ человѣку.

Павелъ Муратовъ.
Возрожденіе, №1712, 8 февраля 1930.

Visits: 9

Замѣтки мои о «Народной Волѣ» возымѣли свое дѣйствіе. «Послѣднія Новости» обрушились на меня сперва съ обычными грубостями по поводу «Возрожденія», затѣмъ съ «морально-общественнымъ возмущеніемъ» моими словами о «Народной Волѣ». Читая статейку эту, написанную въ тѣхъ подловато-обличительныхъ традиціяхъ 60-хъ годовъ, надъ которыми такъ смѣялся Достоевскій, я думалъ, — какое удивительное отсутствіе «чувства дѣйствительности»… Въ самомъ дѣлѣ, для кого пишутся такія вещи? Кѣмъ воображаютъ «Послѣднія Новости» своего читателя?

+++

Газету эту я не разъ видѣлъ въ рукахъ у парижскаго русскаго жителя — у бывшаго офицера большой и гражданской войны, у эмигранта «вообще», бѣжавшаго изъ советской Россіи и унесшаго съ собою въ сердце своемъ ужасъ и отвращеніе ко всякимъ революціямъ, соціализмамъ, ко всякимъ «бойцамъ за свободу» стиля 1917 года и «освободителямъ народа» отъ государственнаго порядка. У этихъ людей «Послѣднія Новости» ищутъ сочувствія своимъ выходкамъ противъ газеты «капиталиста» Гукасова, защищающей будто бы «дворянскія привилегіи»? Этихъ людей, живущихъ не въ глухомъ мѣстечкѣ, а въ Парижѣ, людей живущихъ и работающихъ бокъ о бокъ съ европейцами и по-европейски, хотятъ они увѣрить, что сотрудники «гукасовской газеты» пишутъ непріятныя для «Посл. Новостей» вещи, потому что они «осыпаны золотомъ»? Этихъ людей приглашаютъ они горевать о «расправѣ» съ Чернышевскимъ и сочувствовать убійству Александра ІІ? Этихъ людей зовутъ они «почтить память» террористовъ-народовольцевъ? Какое все-таки счастье для «Посл. Новостей», что огромное большинство читателей ихъ не читаетъ ихъ передовыхъ статей…

+++

Напрасно все-таки и мы поддаемся иной разъ соблазну не читать ихъ! Въ концѣ концовъ, надо знать, съ кѣмъ имѣешь дѣло. Въ воскресной статьѣ было одно очень забавное признаніе. Пожалуй, ничего болѣе яркаго «Посл. Новости» о себѣ не могли сообщить.

Оказывается, они не любятъ большевиковъ за то, что большевики «украли у нихъ революцію». Вотъ и отличіе «Послѣднихь Новостей» отъ насъ. Мы ненавидимъ большевиковъ за то, что они украли у насъ Россію. Наше положеніе — трагичное. Но положеніе «Посл. Новостей», у которыхъ большевики «украли революцію» — только смѣшное.

+++

Теперь «Послѣднія Новости» пытаются «украсть» у большевиковъ «Народную Волю»». Напрасно! «Филіація» здѣсь слишкомъ явная и большевиками вполнѣ доказанная. Старшій Ульяновъ, казненный по дѣлу «второго перваго марта» въ 1887 году, былъ однимъ изъ послѣднихъ народовольцевъ. Младшій Ульяновъ — сдѣлался Ленинымъ, первымъ русскимъ большевикомъ.

+++

И вотъ въ этомъ именно и заключается объясненіе того отношенія къ народовольцамъ, которое такъ «возмутило» «Послѣднія Новости».

Мы не ненавидимъ народовольцевъ и не сводимъ съ ними счетовъ. «Народная Воля» — это уже исторія, а исторія, даже самая печальная, допускаетъ къ себѣ
спокойное отношеиіе. Но вотъ когда изъ-за этого «революціоннаго историческаго наслѣдства» поднимается споръ между нынѣшними революціонерами — удавшимися и неудавшимися — намъ кажется этотъ споръ просто смѣшнымъ въ современныхъ условіяхъ заграничной русской жизни! Я думаю опять о рядовомъ и среднемъ русскомъ человѣкѣ очутившемся въ Парижѣ потому, что жизнь его исковеркана революціей. Объясните ему пафосъ людей, поносящихъ большевиковъ за то, что большевики «украли революцію» у этихъ людей. Разскажите ему, что происходитъ своего рода чествованіе памяти террористовъ-революціонеровъ 1880 — 1881 гг. Онъ найдетъ это чествованіе вполнѣ умѣстнымъ въ стѣнахъ полпредства, но будетъ весьма пораженъ, если его пригласятъ для этого въ редакцію читаемой имъ каждый день газеты!

Павелъ Муратовъ.
Возрожденіе, №1687, 14 января 1930.

Visits: 14

Есть до сихъ поръ среди насъ чудаки, которые считаютъ излишнимъ праздновать въ эмиграціи свои именины.

Говорятъ, будто не до того теперь. И Россія въ несчастьи. И мы сами едва дышимъ.

Помню, этимъ лѣтомъ, наканунѣ святого Владимира, я горячо убѣждалъ Владимира Михайловича отпраздновать день своего Ангела. Убѣждалъ, приводилъ примѣры, разжигалъ уснувшія чувства воспоминаніями о старой Россіи. И ничто не помогло.

Уперся на своемъ. И только твердилъ:

— Что въ имени тебѣ моемъ?

Въ этомъ отношеніи дамы-именинницы куда покладистѣе мужчинъ. Хотя онѣ тоже каждый годъ категорически рѣшаютъ не праздновать именинъ, однако женское тщеславіе, въ концѣ концовъ, беретъ верхъ. Какъ никакъ именинница всегда становится центромъ вниманія. Другія дамы въ это время отходятъ на второй планъ, стушевываются, о нихъ перестаютъ думать, интересоваться. А она — царитъ. «Софія Ивановна, поздравляю», «Софія Ивановна, вашу ручку», «Софія Ивановна, желаю успѣха».

Пріятно женщинѣ хоть разъ въ году почувствовать себя именинницей, если всѣ остальные дни приходится чувствовать себя машинисткой.

Притомъ у мужчинъ хоть юбилеи бываютъ. А какіе юбилеи у дамъ? И къ чему хронологія?

Вотъ, вчера, напримѣръ. Хотя, по случаю будняго дня, мнѣ не пришлось поздравить всѣхъ своихъ милыхъ знакомыхъ (18 Софій, 22 Вѣры, 15 Любовей и 11 Надеждъ), однако вечеромъ удалось, все-таки, побывать у Софіи Алексѣевны.

И какъ мило провели время!

Насъ, визитеровъ, собралось человѣкъ двѣнадцать на лѣстницѣ, въ ожиданіи, пока именинница придетъ со службы. Сначала, конечно, нервничали, волновались. Выражали неудовольствіе.

— И чего она не идетъ? Безобразіе! Уже четверть восьмого!

— Въ самомъ дѣлѣ: что за манера заставлять людей ждать?

Но вотъ въ половинѣ восьмого, наконецъ, послышались внизу мелкіе торопливые шаги. Стукъ каблучковъ…

— Софья Алексѣевна! А мы уже здѣсь!

— Въ самомъ дѣлѣ? — Софья Алексѣевна поблѣднѣла. — Очень рада.

— Да, да. Пришли пирога отвѣдать. А что это вы, миленькая, такъ тяжело дышите? И почему вообще такой изнуренный видъ?

— Ничего не подѣлаешь. Устала. Навалили, какъ назло, массу работы. Разрѣшите, господа, протиснуться. Открою дверь.

— А вы позвольте мнѣ ключикъ. Я помогу. Ну, ничего. Вотъ, сейчасъ войдемъ всѣ, отдохнете, какъ слѣдуетъ, переведете духъ. Главное, знаете, въ нашей жизни — не утомляться. Беречь легкія. Иначе долго ли до туберкулеза?

Мы всѣ двѣнадцать вваливаемся въ крохотную комнатку, разсаживаемся, кто на чемъ можетъ, закуриваемъ. Хозяйка же, какъ пойманная птичка, мечется изъ угла въ уголъ, вспархиваетъ къ верхней полкѣ буфетнаго шкапа, опускается, шаритъ возлѣ одной стѣны, возлѣ другой.

— Разрѣшите, Софья Алексѣевна, поднести вамъ цвѣты.

— Ахъ, благодарю. Положите тамъ. Я найду вазу.

— А это отъ меня. Вы, кажется, любите гвоздики.

— Да, да. Мерси.

— А я, знаете, рѣшилъ сдѣлать полезный подарокъ: тюбикъ съ пирамидономъ. Вотъ, извольте. У васъ часто головка болитъ, такъ что иногда пригодится.

— Господа! — держа въ рукахъ нѣсколько свертковъ и мѣшечковъ съ продуктами, устало говоритъ Софья Алексѣевна. — Вы простите, что изъ-за службы я не успѣла сдѣлать имениннаго пи рога. Но ничего. Спечемъ его сейчасъ. Нужно только растереть масло, сварить яйца, нашинковать капусту…

Оживленіе, которое вспыхнуло среди насъ послѣ этихъ привѣтственныхъ словъ, не поддается описанію. Давно такого непринужденнаго веселія я не наблюдалъ на именинахъ со времени Beликой войны. Скатерть со стола была сдернута: на одномъ концѣ Кириллъ Николаевичъ принялся за шинкованье капусты; на другомъ Павелъ Андреевичъ, заливаясь слезами, крошилъ лукъ; посреди Софья Алексѣевна на доскѣ валяла въ мукѣ пухлое тѣсто. А Иванъ Петровичъ сидѣлъ сбоку и напряженно растиралъ на тарелкѣ масло, тревожно вскрикивая каждый разъ, когда оно соскальзывало и валилось на полъ.

Отовсюду раздавались заздравные тосты:

— Софья Алексѣевна! А яйца должны быть крутыми?

— Софья Алексѣевна! А на чемъ лукъ поджаривать?

Въ промежуткахъ между работой, въ ожиданіи пирога, хозяйка умудрилась кое-кому изъ насъ предложить чаю. Постепенно, пока пирогъ пекся, на туалетномъ столикѣ появились закуски, маленькая бутылка зубровки, наливка, черный хлѣбъ… Возлѣ газовой плиты, стоявшей въ углу, толпился народъ, слѣдя за постепеннымъ подрумяниваніемъ тѣста. Въ другомъ углу, возлѣ зубровки, тоже толпился народъ, поглядывая на бутылки. У стола, съ котораго счищалась мука и шли приготовленія къ пиршеству, тоже толпился народъ, поглядывая по сторонамъ вообще.

Засидѣлись мы у Софьи Алексѣевны до полуночи. Ѣли, пили, курили, бесѣдовали, пока вдругъ хозяйка не покачнулась и, взявшись за голову, съ виноватой улыбкой не сказала:

— Господа! Мнѣ нехорошо…

Конечно, ничего особеннаго съ ней не случилось. Просто головная боль, шумъ въ ушахъ, легкое головокруженіе. Уложивъ ее на постель и давъ принять пирамидона, мы усѣлись вокругь кровати съ рюмками въ рукахъ, съ тарелочками для пирога, начали подбодрять больную, стараясь развеселить ее, занять смѣшными исторіями, анекдотами.

А когда уходили, долго дружески трясли ее за руку, совѣтовали держаться молодцомъ, не болѣть. А она попрежнему виновато улыбалась, слабымъ голосомъ благодарила за посѣщеніе. И, протягивая руку Павлу Андреевичу, растроганно произнесла:

— А вамъ, Павелъ Андреевичъ, особенно благодарна я за пирамидонъ.

А. Ренниковъ.
Возрожденіе, №1947, 1 октября 1930.

Visits: 16

И. Е. Рѣпинъ былъ уже давно для людей моего поколѣнія (для поколѣній младшихъ — тѣмъ болѣе) лицомъ историческимъ. Судьба его невольно наводитъ на мысль о судьбахъ нашей (впрочемъ, недавней) исторіи.

Никогда русскіе люди не обращались такъ мыслью къ русской исторіи, какъ теперь, оказавшись въ эмиграціи, и никогда по этому предмету не высказывалось столько разнообразныхъ, столько противорѣчивыхъ мыслей! Мнѣ все же кажется, что при крайней пестротѣ этихъ мнѣній — они поучительны. Въ самой противоположности печатно высказываемыхъ взглядовъ заложенъ всегда полезный для читателя урокъ объективности.

Вотъ почему я рѣшаюсь на нѣкоторыя сужденія объ исторической судьбѣ Рѣпина, которыя къ тому же не такъ ужъ и личны, ибо раздѣлены многими людьми моего поколѣнія и моей, если такъ можно выразиться, дороги…

***

Рѣпинъ былъ однимъ изъ двухъ наиболѣе непосредственно одаренныхъ русскихъ живописцевъ второй половины 19 столѣтія (другимъ былъ В. И. Суриковъ). Но вотъ въ творчествѣ Рѣпина эта живописная одаренность видна лишь иногда, лишь, какъ это ни странно, — случайно!

Передъ однимъ портретомъ Рѣпина семидесятыхъ годовъ (Софіи Ментеръ), помню, стоялъ я, не вѣря своимъ глазамъ… Боже, какія возможности, думалъ я, какой русскій Ренуаръ или русский Манэ!.. Но что же случилось съ Рѣпинымъ, что объ этихъ возможностяхъ (увы, лишь изрѣдка и какъ бы украдкой осуществленныхъ) очень немногіе среди даже близкихъ къ искусству людей подозрѣвали? Объ этомъ спросите каждаго, кто писалъ и будетъ писать о Рѣпинѣ. Желая писать о художникѣ, онъ невольно долженъ писать о вставшей между художникомъ и его искусствомъ помѣхѣ.

***

Этой помѣхой явился въ высшей степени неудачный «соціальный заказъ» его эпохи. Не будемъ смѣяться надъ словомъ соціальный заказъ. Въ концѣ концовъ, соціальному заказу, т. е., иначе говоря, вкусу общества, невольно отвѣтствуетъ всегда художникъ. Сложность положенія заключается въ томъ, что художникъ есть въ высшей степени своенравное и своеобразное существо! Его меньше губитъ соціальный заказъ на что-либо совершенно вздорное, скажемъ, на розовый цвѣтъ, нежели соціальный заказъ на самыя благородныя гражданскія чувства.

Приведу примѣръ двухъ живописцевъ конца 18 вѣка, Фрагонара и Греза. Оба они были художниками весьма одаренными и, кромѣ того, весьма образованными. Но вотъ поглядите, какъ мало повредилъ Фрагонару «соціальный заказъ», я уже не стану объяснять, на какіе именно мотивы, и какъ окончательно испортилъ Греза «соціальный заказъ» на похвальнѣйшія, въ общемъ, чувства жалости къ простому народу и умиленія передъ природными его добродѣтелями.

***

Рѣпинъ принялъ соціальный заказъ отъ современнаго ему русскаго общества. Онъ поплылъ, увлекаемый потокомъ отчасти искренняго, отчасти фальшиваго народничества, тѣмъ потокомъ, который сорвалъ со своихъ якорей корабль Россійской имперіи, неся въ несуществующіе «просторы», какъ это не разъ отмѣчалъ на страницахъ нашей газеты А<лександръ> С<алтыковъ>, не только революціонныхъ мечтателей, не только радикальныхъ интеллигентовъ, но и славянофильствующихъ государственныхъ дѣятелей, и охранительныхъ политиковъ, — не только какую-нибудь тамъ скромную редакцію «Русскаго Богатства», но и гатчинскій или царскосельскій дворъ, не только Толстого, но и Побѣдоносцева…

***

Здѣсь люди нашего поколѣнія имѣютъ право отмѣтить, что тотъ рѣзкій культурный переломъ, который могъ бы пересоздать (но, къ сожалѣнію, не пересоздалъ) русское общество на рубежѣ двухъ столѣтій, шелъ одинаково вразрѣзъ съ тогдашней Россіей офиціальной и съ тогдашней Россіей подпольной, стремившейся опрокинуть офиціальную Россію. Ими обѣими онъ не былъ оцѣненъ и не былъ понятъ.

Власть не видѣла того, что люди, оказавшіеся на переломѣ двухъ столѣтій и занимавшіеся такими «сторонними дѣлами» — какъ философія, поэзія, музыка и живопись, хранили и выражали гораздо вѣрнѣе, чѣмъ она сама, традицію императорской Россіи. А дѣятели переворота, мечтавшіе «о европейскихъ порядкахъ», не замѣчали того, что эти «эстеты» были, въ сущности, единственными тогда русскими европейцами. И вотъ, когда настало время для міра узнать дѣйствительное величіе Россіи, весь міръ рукоплескалъ ему, представленному самовольнымъ посольствомъ русской книги, русской сцены и русской пѣсни…

***

Этихъ рукоплесканій не выпало на долю И. Е. Рѣпина. Вина въ томъ не его. Можно ли упрекать его за то, что движеніе конца вѣка и начала вѣка не сдвинуло его съ мѣста такъ, какъ не сдвинуло оно, въ общемъ, съ мѣста всей подмороженной и умаленной нашей страны!

Рѣпинъ назвалъ шарлатанами чудеснѣйшихъ французскихъ мастеровъ и усумнился въ достоинствѣ тѣхъ славныхъ венеціанцевъ, коихъ долженъ былъ бы онъ быть братомъ. Но то были времена, когда на вершинѣ россійскаго общественнаго зданія Левъ Толстой «отрицалъ» Шекспира. А въ нѣсколько болѣе удаленныхъ отъ неба его «этажахъ» историкъ русской культуры украшалъ свой трудъ плохой фотографіей московскихъ верхнихъ торговыхъ рядовъ.

Павелъ Муратовъ.
Возрожденіе, №1951, 5 октября 1930.

Visits: 12

«Весь СССР» — это справочникъ-путеводитель по бывшей Россіи, выпущенный московскимъ издательствомъ «Трансреклама НКПС». Внѣшне онъ производитъ удовлетворительное впечатлѣніе, — изданъ на хорошей бумагѣ, въ отличномъ переплетѣ. Бросается въ глаза отсутствіе иллюстрацій и традиціонныхъ графикъ; вмѣсто картъ — схематичные маршрутные наброски. Такова оцѣнка внѣшняго вида книги, расчитанной, безъ сомнѣнія, не на рядового потребителя, а на рекламу въ международномъ масштабѣ.

Содержаніе справочника дѣлится на нѣсколько отдѣловъ, изъ которыхъ наиболѣе существенные — экономическій, съ обстоятельнымъ матеріаломъ адресно-справочнаго характера и подробнымъ обзоромъ всѣхъ достиженій совѣтскаго строительства; далѣе идетъ отдѣлъ информаціонный съ перечнемъ перевозочныхъ средств страны, курортовъ, минеральныхъ водъ, научныхъ учрежденій, «добровольныхъ обществъ» (о-во борьбы съ алкоголизмомъ, ОСО-авіахимъ, о-во спасенія на водахъ) и, наконецъ, издательствъ вродѣ «Нарпитъ», «Кубучъ», «Кирья», «Кюльвая». — Справочникъ заканчивается «отдѣломъ маршрутовъ по союзу СССР» — своего рода бедекеръ по руинамъ Российской имперіи.

«Весь СССР», какъ и слѣдовало ожидать, пестритъ безвкусными сокращеніями по правиламъ совѣтской терминологіи и обильно приправленъ не менѣе приторными цитатами изъ Ленина, Карла Маркса, Энгелъса, Цеткиной и др.

Реконструкція народнаго хозяйства и проведеніе въ жизнь пресловутой пятилѣтки составляютъ основу для экономическаго обзора справочника. Пятилѣтній перспективный планъ народнаго хозяйства, поставившій цѣлью превращеніе страны изъ аграрно-индустріальной въ индустріально-аграрную, является той направляющей осью, вокругъ которой обращаются всѣ построенія и умозаключенія составителей «Всего СССР». Эти достиженія госпланового строительства «впервые проводимаго въ жизнь за всю исторію человѣчества» (добавимъ, — на наше несчастье, именно въ Россіи), не являются для насъ новостью. Они выразились въ исчезновеніи съ рынка предметовъ первой необходимости, въ стихійномъ бѣгствѣ крестьянъ изъ колхозовъ, вздорожаніи жизни, паденіи промышленности, обнищаніи страны и т. д. На этомъ фонѣ «гигантскія по своимъ техническимъ замысламъ» предпріятія, электроцентрали и заводы, «построенные на основѣ новѣйшихъ достиженій науки», лишній разъ свидѣтельствуютъ о беззастѣнчивой лжи и развязности совѣтскихъ крикуновъ.

Чтобы составить себѣ опредѣленное представленіе о работѣ большевиковъ на территоріи Россіи, достаточно заглянуть въ «отдѣлъ маршрутовъ». Уже бѣглый обзоръ новыхъ политическихъ и административныхъ образованій въ СССР говоритъ о поистинѣ сатанинской изобрѣтательности кремлевскихъ дѣльцовъ, поставившихъ себѣ цѣлью расчленить русскую землю и оплевать ея прошлое. Въ этой странѣ безъ имени, отмѣченной лишь пятизначнымъ клеймомъ, все, имѣющее отношеніе къ ея славному прошлому, тщательно подчищено и подмѣнено липкими псевдонимами, воровскими и партійными кличками.

«Маршруты по союзу ССР» составлены примѣнительно къ тѣмъ бывшимъ производственнымъ центрамъ, крупнымъ городамъ и курортамъ, гдѣ еще пульсируетъ жизнь, и которые еще можно поднести интуристу или совѣтскому экскурсанту подъ совѣтскимъ соусомъ. Среди этихъ перелицовокъ, свидѣтельствующихъ о духовномъ босячествѣ ихъ авторовъ и разсчитанныхъ на полное невѣжество окончившихъ вузы, нѣкоторыя заслуживаютъ того, чтобы на нихъ остановиться.

Петербургъ, основанный въ эпоху торговаго капитала, могъ возродиться лишь при совѣтскомъ режимѣ. Этому способствовало также и переименованіе города въ Ленинградъ. Авторъ путеводителя съ удовлетвореніемъ отмѣчаетъ цѣлесообразность новыхъ названій для улицъ, площадей, мостовъ, скверовъ. Площадь Урицкаго (Дворцовая), проспектъ 23 октября (Невскій), улица Дзержинскаго (Гороховая), Карла Маркса, Либкнехта, Володарскаго, Розы Люксембургъ, — какое доказательство мощи правительства СССР! — Площадь Урицкаго вошла въ исторію лишь послѣ того, какъ здѣсь было совершено покушеніе Соловьева на имп. Александра II-го, Зимній Дворецъ — послѣ взрыва, организованнаго Халтуринымъ. Упадокъ, царившиій въ окрестностяхъ Петербурга, смѣнился быстрымъ ростомъ вслѣдъ за переименованіемъ Гатчины въ Красногвардейскъ, Царскаго Села — въ Дѣтское, Павловска — въ Слуцкъ (!). Кронштадту удалено особое вниманіе, какъ игравшему крупную роль «въ укрѣпленіи революціонныхъ традицій во флотѣ».

Москва… То же впечатлѣніе большой клоаки съ нечистотами: «Огромное политическое значеніе Москвы въ международномъ масштабѣ характеризуется въ основномъ тѣмъ, что она мѣстопребываніе коминтерна и профинтерна, мѣсто конгрессовъ III интернаціонала». Главное достоинство Москвы въ томъ, что революціонное движеніе всегда находило здѣсь откликъ. Въ Москвѣ же сложили головы вожди «революціонныхъ крестьянскихъ массъ»: Степанъ Разинъ 6 іюня 1671 г., Пугачевъ 11 января 1775 г. Далѣе слѣдуетъ описаніе московскаго возстанія 1905 года со штабъ-квартирой на мебельной фабрикѣ Шмидта на Прѣснѣ. Въ октябрьскіе дни 1017 г. узломъ борьбы является Кремль, 28 октября красный 56 пѣхотный полкъ, «замученный четырехдневными дежурствами», сдается бѣлымъ; но мѣткая стрѣльба тяжелой артиллеріи съ Воробьевыхъ горъ рѣшаетъ побѣду большевиковъ.

Достопримѣчательности Москвы: на углу Б. Дмитровки — «Домъ Союзовъ» — (Дворянское Собраніе), «гдѣ въ 24 году стоялъ гробъ Ленина». Мавзолей съ застекляненнымъ гробомъ того же Ленина. Кремлевская стѣна — на Красной площади, со вдѣланными въ нее урнами съ прахомъ Дзержинскаго, Свердлова, Дж. Рида и т. д. Институтъ Ленина, гдѣ идетъ «научная» работа надъ изученіемъ его трудовъ и дѣятельности.

Нижній-Новгородъ возродился къ новой жизни послѣ того, какъ часть его гарнизона въ іюлѣ 1917 г. отказалась идти на фронтъ. Ярославль на черной доскѣ — здѣсь былъ убитъ бѣлогвардейцами тов. Нахимсонъ. Тверь обезсмертила себя подпольной работой Б. Зиновьева и Смирновой еще въ 90 годахъ. Въ Калязинѣ сохранились трактиры съ трогательными названіями «Тверь», «Вѣна». Здѣсь же родился тов. Ногинъ (?). Неоспоримая заслуга Тулы — созданіе большевицкой организаціи еще въ ноябрѣ 1917 г.

Царицыну выпало счастье носить имя Сталинграда лишь потому, что «Сталинъ руководилъ здѣсь боевымъ совѣтомъ фронта»…

Въ заключеніе редакція «Всего СССР» обращается ко всѣмъ съ просьбой присылать свои предложенія, дополненія и исправленія по адресу: Москва, пл. Свердлова. 2-ой домъ ЦИК СССР, ком. 12.

В. А.-К.
Возрожденіе, №1952, 6 октября 1930.

Visits: 21

Умеръ Рѣпинъ… И одолѣваетъ меня чувство тревожнаго огорченія… Когда умираетъ большой человѣкъ, оставляя насъ болѣе одинокими на тайной землѣ нашей, сознаніе осиротѣлости охватываетъ душу. Утрата его — какъ бы потеря защиты близкаго, справедливаго, добраго генія отъ горестей и ничтожествъ жизни сей.

Когда Рѣпинъ былъ живъ, радостно было сознаніе: есть Рѣпинъ. Было менѣе одиноко… И вотъ не стало еще одного великаго сына родной страны, Россіи. Рѣпинъ былъ подлиннымъ живописцемъ, художникомъ-артистомъ. Въ произведеніяхъ Рѣпина — мощь, огромная изобразительная сила: кованная форма, ритмически крѣпкій рисунокъ, пламенный темпераментъ.

Онъ былъ живописцемъ большихъ психологическихъ достиженій, передававшимъ живописью, съ яркостью необыкновенной, характеры, бытовой и духовный обликъ людей. Они живутъ на его холстахъ, предстаютъ намъ живыми, неотразимо впечатляющими, особенными рѣпинскими людьми. Изъ русскихъ художниковъ онъ былъ, пожалуй, наибольшимъ мастеромъ мужскаго портрета, и тѣмъ же непререкаемымъ мастерствомъ отмѣчены и многія его сюжетныя картины: «Грозный», «Николай Чудотворецъ», «Пушкинъ въ лицеѣ» и др. Въ нихъ полетъ истинно художественный.

Но у Рѣпина быль и врагъ: тенденціозность, литературщина. На него имѣлъ вліяніе Стасовъ. Изъ рукъ Стасова чистый сердцемъ Рѣпинъ, художникъ прямодушный, принялъ чашу нашей россійской гражданской скорби, и въ немъ, внутри душевныхъ его переживаній, мукъ и запросовъ, началась борьба. Парящій высоко надъ суетнымъ міромъ художникъ то и дѣло низвергался на землю сь высотъ Аполлона. Честный, ищущій правды Рѣпинъ какъ бы поступалъ на службу къ идейщикамъ своего времени, становился жертвой сентимента, полуистины, фрондирующаго вздора. Заслушался могучій Рѣпинъ-живописецъ фальшивой дудки гражданскихъ плакальщиковъ. Ему казалось, какъ столь многимъ русскимъ «идейнымъ» художникамъ, что главное въ живописи не «какъ», а «что», и въ этомъ «что» должна быть помощь «страдающему брату», гражданскій протестъ. Такъ-то усумнился Рѣпинъ и въ Чинквеченто, и въ Ватиканѣ, заодно признавъ рыночнымъ «ажіотажемъ» и барбизонцевъ, и импрессіонистовъ…

Великій Толстой, писатель земли русской, облачившись въ крестьянскую рубаху и портки, пошелъ пахать землю. Лошаденка бѣлая, хилая, да многострадальная coxa… И вотъ пашетъ Толстой, учитель и труженикъ. Умилительно, но вѣдь и забавно! Такой же кажется и картина Рѣпина, пашущій Толстой.

Наша передовая интеллигенція пришла въ восхищеніе. Профессора задумались, покачивая головами; студенты стали упрощаться; визжали отъ радости курсистки. А крестьяне понимали по-своему, когда случалось имъ услышать о Толстомъ. — «Ишь, — говорили, — самъ сердяга пашетъ, на свой обиходъ садится, на свои харчи». «Нѣтъ, — замѣчаль другой, — это онъ не зря. Понять надо. Онъ начальству показать хочетъ, что вотъ на какомъ одрѣ крестьянинъ хлѣбъ даетъ имъ, барамъ».

Эстеты фыркали. Зато радикалы многознаменательно шептали: начинается! Репродукціи этой картины долгое время расхватывались. Очень понравилась. За что — неизвѣстно. Но понравилась. Не за живопись, нѣтъ — за другое…

Какъ-то разъ спросилъ я Илью Ефимовича — отчего у него пашетъ Толстой, а не просто крестьянинъ? Илья Ефимовичъ отвѣтилъ:

— Толстой хочетъ равенства.

Къ этой философіи уравненія быль чутокъ Рѣпинъ отъ юности. Такъ, на некрасовскіе стихи — «Выдь на Волгу, чей стонъ раздается?.. Этотъ стонъ у насъ пѣсней зовется, то бурлаки идутъ бичевой», — Рѣпинъ написалъ знаменитыхъ своихъ бурлаковъ, изобразивъ ихъ какими-то жалкими, изможденными, какими, конечно, никогда наши волжскіе бурлаки не бывали.

Но тенденціозность его направлена была не только въ сторону скорбей гражданскихъ. Вотъ еще картина съ Толстымъ, значительно позднѣйшая. Толстой на фонѣ цвѣтущихъ яблонь, — кверху поднятая голова, въ радости умиленія дарами земными… Восхищенный Толстой… Это такъ естественно. Но почему всѣ восхищались? Къ чему нуженъ былъ именно Толстой на фонѣ яблонь? Развѣ женщина въ цвѣтущей зелени была бы хуже Толстого? Или виноваты мы, что не утратили способности восторгаться прекраснымъ садомъ, весеннимъ солнцемъ, цвѣтами, и нужно, чтобы художники, словно прощая намъ эту глупость, сказалъ своей картиной: не бойтесь ничего, и вамъ можно, вѣдь Толстой тоже восхищался!

Нѣтъ, правда Рѣпина оказалась другой. Именно тамъ, гдѣ Рѣпинъ тенденціозно указывалъ на истину, онъ куда слабѣе. Подлинно великимъ остается онъ именно въ тѣхъ мѣстахъ своихъ картинъ, гдѣ радуется живописи, какъ чистый художникъ, гдѣ горитъ его энтузіазмъ живописца. — Когда Рѣпинъ радовался, какъ художникъ, онъ бодръ и прекрасенъ («Вечерницы», «Крестный ходъ», «Запорожцы»), и насколько слабѣе въ его творчествѣ то, что въ немъ отъ надуманной идейности.

И все — отъ чистаго сердца. Рѣпинъ хотѣлъ помочь скорбямъ, обличить несправедливость людскую, всѣхъ осчастливить. И развѣ ему не удалось это? Только не живописной проповѣдью, конечно, а великимъ даромъ отъ Бога, и потому останется въ исторіи русскаго искусства Рѣпинъ не только какъ выразитель гражданской cвoeй эпохи, но какъ живописецъ чистой воды на всѣ времена.

Константинъ Коровинъ.
Возрожденіе, №1950, 4 октября 1930.

Visits: 11