Говорятъ, что иногда бываетъ полезно что-то увидѣть собственными глазами, чтобы понять «идею». Вотъ почему, нисколько не принадлежа къ охотникамъ до докладовъ или сообщеній, я все же попалъ на евразійское собраніе, гдѣ говорилось о фашизмѣ, о большевизмѣ и евразійствѣ.
Евразійство я узрѣлъ на этомъ собраніи въ образѣ профессора Карсавина, — съ большимъ умѣніемъ говорить и пріятнымъ голосомъ, звучавшимъ почти ласково въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, — излагавшаго довольно все-таки непозволительныя мысли… Впрочемъ, собранію «единомышленниковъ» (едва ли, однако, кто-нибудь изъ присутствовавшихъ докладѣ дѣйствительно сумѣлъ бы мыслить карсавинскими узорами) мысли эти не казались, какъ будто, непозволительными. Что же, русскій человѣкъ 1928 года ко всему привыкъ и не то «все пріемлетъ», не то просто «ужъ ничего не понимаетъ» и никакая «идеологія» до него не доходитъ изъ всѣхъ, какими зачитываютъ его и отчитываютъ.
Во время доклада, признаюсь, я думалъ о вещахъ постороннихъ. Какія-то «воспоминанія» не давали мнѣ покоя, все казалось, что гдѣ-то уже я видѣлъ этотъ зрительный образъ евразійства, представшій въ обликѣ профессора Карсавина. Придя домой, я вспомнилъ вотъ гдѣ: на иконѣ Страшнаго Суда, надъ розовымъ зміемъ ада, развернувшимъ свои кольца, въ плотной группѣ людей, съ недовѣріемъ взирающихъ на обращенный къ нимъ призывъ Предтечъ… Тамъ, среди видныхъ ересіарховъ въ мантіяхъ и странныхъ колпачкахъ, — выдѣлялись точно такія же лица «мыслительской аскезы», такіе же глаза и бороды, и такъ же, должно быть, пріятно и ласково въ иныхъ мѣстахъ звучали нѣкогда тѣ голоса, какъ звучалъ только что этотъ голосъ. И рѣчь тѣхъ была, вѣроятно, такъ же «красна», такъ же полна лукавой мудрости и мудраго лукавства. Въ концѣ концовъ, это — довольно величественный даже, «міровой» типъ, и, пожалуй, нужны для христіанскаго смиренія такіе отрицательные примѣры того, «куда заводитъ умъ» человѣка.
Ручаюсь, что y знаменитѣйшихъ ересіарховъ были точь въ точь такія мягкія интонаціи въ словесныхъ доказательствахъ (до того «сильныхъ», что даже выговорить ихъ немягко — неловко), какой-то даже «конфузъ» передъ неотразимостью своихъ собственныхъ доводовъ. Сказано, молъ, скромно и чуть ли не мимоходомъ, но ужъ такъ, велико и замѣчательно откровеніе, что немедленно царства и народы покорятся.
А вѣдь и впрямь въ виду имѣется «покореніе царствъ и народовъ» въ самомъ буквальномъ смыслѣ. Подумайте только, о чемъ идетъ рѣчь. Фашизмъ отличенъ на практикѣ, да вотъ не умѣлъ создать идеологіи. Большевизмъ еще того лучше на практикѣ и даже идеологія у него имѣется, но эта идеологія — заблужденіе (здѣсь голосъ «докладчика» дѣлается особенно ласковымъ). А потому мы, евразійцы, обладающіе истинной идеологіей, желаемъ «унаслѣдовать» кое-что изъ понравившейся намъ практики фашизма, а въ особенности желаемъ получить большевицкое наслѣдство, на каковой предметъ нынѣ и предъявляемъ права.
Совершенно въ томъ же стилѣ разсуждали древніе ересіархи: отдай мнѣ міръ, потому что я знаю истину. А истиной казалась имъ все та же «игра ума», въ которой не менѣе ихъ искусенъ и профессоръ Карсавинъ. И ставка въ этой «игрѣ» всегда непремѣнно серьезная, «міровая». Карсавинъ желаетъ выиграть ни больше, ни меньше, какъ… Россію. При этомъ замѣтьте, совершенно, такъ сказать, «даромъ». Игра ума именно и прельстительна тѣмъ, что она безъ проигрыша. Какъ никакъ, фашисты трудились много, горячо дѣйствовали, жертвовали собой, да вѣдь и большевикамъ самый рѣшительный врагъ ихъ не откажетъ въ усиліяхъ, въ энергическихъ дѣйствіяхъ и даже въ жертвахъ. Но всякія дѣйствія, всякія усилія, всякія жертвы — ничто для евразійскаго ересіарха въ сравненіи съ вѣщаемой имъ теоріей. Фашисты и большевики обязаны уступить свое мѣсто евразійцамъ. Это доказано столь неопровержимо, чго «докладчикъ» стоитъ самъ нѣсколько смущенный полетомъ своей мысли. Такъ, радостно смущенный, слѣдитъ искусный престидижитаторъ за выпорхнувшими на удивленіе публики изъ его рукава двумя голубями подъ куполъ цирка.
Не знаю, удачное ли пріобрѣтеніе сдѣлала евразійская теорія въ лицѣ новаго ересіарха. Евразійцы теоретизировали вообще много и «создали обширную литературу вопроса», надо сознаться — довольно скучную. Пока дѣло шло объ экскурсахъ въ область исторіи, этнографіи, географіи, даже, кажется, метеорологіи и почвовѣдѣнія — все это только лишній разъ доказывало, что научная истина вещь весьма растяжимая и при нѣкоторыхъ діалектическихъ способностяхъ можетъ толковаться въ какомъ угодно смыслѣ. И все же надо сказать, что пока евразійство оперировало по части «научнаго обоснованія», оно проявляло рядомъ со смѣшнымъ педантизмомъ и серьезное отношеніе къ «вопросу», и въ рядѣ статей выказывало большое знаніе его отдѣльныхъ сторонъ. Евразійское «самообразованіе» было все же образованіемъ и въ этомъ смыслѣ могло быть полезно для тѣхъ, кто читалъ евразійскіе сборники или участвовалъ въ евразійскихъ кружкахъ.
Но вотъ въ лицѣ профессора Карсавина теорія евразійства принимаетъ «иной аспектъ»: съ далекихъ научныхъ позицій приближается эта теорія къ «актуальности», изъ соціологической теоріи становится политической (или политико-религіозной) идеологіей. Естественно подумать, что, какъ это бываетъ обычно въ подобныхъ случаяхъ, идеологія становится нѣсколько упрощенной формулой теоріи. Куда тамъ! Предполагать это значило бы вовсе не знать особенностей «сложнаго мышленія» новаго евразійскаго ересіарха. У самаго порога активности, у самой, такъ сказать, колыбели евразійской дѣятельной жизни, идеологія евразійская пріобрѣтаетъ благодаря ему такіе сложные «узоры», что просто диву даешься передъ этой курьезнѣйшей игрой ума.
Однако ничего на этомъ свѣтѣ не бываетъ случайнаго. Удачное ли, неудачное ли пріобрѣтеніе сдѣлало евразійство въ лицѣ профессора Карсавина, пріобрѣтеніе это сдѣлано въ силу необходимости, даже своего рода «исторической необходимости». Разъ только евразійство сошло со своихъ отдаленныхъ научныхъ позицій и вознамѣрилось приблизиться къ «актуальности», ему дѣйствительно необходимъ первоклассный мастеръ по части умственнаго хитросплетенія. Вы только вообразите, какая сложная задача предстоитъ идейному руководителю евразійскаго «движенія»: получить и принять наслѣдство отъ большевиковъ (мы знаемъ, какъ любятъ большевики отдавать свое и чужое наслѣдство!) Ясно, что тутъ дѣло весьма тонкое и что какъ ни убѣждай большевиковъ (самыми ласковыми интонаціями голоса), все-таки ни за что не скажутъ они въ одинъ прекрасный день: «Ну, ладно! Убѣдилъ… Получай Россію». Евразійскій ересіархъ видитъ, разумѣется, при всемъ восхищеніи своемъ собственными доводами, что не такъ все это просто. Ему знакомъ, напримѣръ, старый, какъ міръ, «подходъ» къ наслѣдодателю: доказать ему, что, въ сущности между нами и вами никакой нѣтъ разницы. Вы, въ сущности, «не отдавая себя въ этомъ отчета», идете съ нѣкоторыхъ поръ нашимъ путемъ. Не возражайте намъ, что мы христіане… Какъ сказать? Стоитъ посмотрѣть на вещи сложнѣе и тоньше, и, «въ сущности», вы гораздо ближе къ христіанству, чѣмъ «буржуазныя» государства. Это вамъ только напрасно кажется, что вы несовмѣстимы съ православіемъ. Правда, вы матеріалисты. Прекрасно, но это насъ нисколько не пугаетъ ибо, «въ сущности», духъ и матерія одинаково святы. А что касается Карла Маркса, то онъ, «въ сущности», совершенно правильно опредѣлилъ историческій процессъ…
Но не довольно ли говорить за профессора Карсавина, упрощая и огрубляя его мысли (что дѣлать, мыслить такъ тонко и сложно, какъ онъ, я не умѣю)? Ясно, чего онъ хочетъ. Ради какихъ-то, вѣроятно, похвальныхъ съ точки зрѣнія евразійства, цѣлей стремится онъ къ внѣдренію въ большевизмъ. И надо отдать ему справедливость: внѣдряется профессоръ Карсавинъ въ большевизмъ изо всѣхъ силъ самъ и успѣшно внѣдряетъ въ него «ввѣренное ему» евразійство. А что изъ этого внѣдренія выйдетъ далѣе, это… мы увидимъ.
И вотъ, когда послѣ талантливаго ересіарха выступилъ съ возраженіемъ ему «партійный» человѣкъ въ прежнемъ русскомъ стилѣ, соціалистъ-революціонеръ, было чрезвычайно пріятно видѣть въ немъ «претендента» на большевицкое наслѣдство, отнюдь не помышляющаго заполучить это наслѣдство путемъ лукаваго мудрствованія иля мудраго лукавства, но понимающаго, что добыть наслѣдство можно только борьбой, только честнымъ усиліемъ, только подчеркиваніемъ рѣзкой черты, отдѣляющей большевиковъ отъ всякго человѣка, желающаго добра Россіи.
Передъ краснорѣчивымъ хитроуміемъ карсавинскаго евразійства незамысловатыя разсужденія его соціалистическаго оппонента имѣли «элементарное», но очень важное — моральное преимущество. Искуснѣйшій спиритуальный престидижитаторъ показалъ дѣйствительно одинъ очень трудный фокусъ, о которомъ, однако, менѣе всего мечталъ: онъ какъ бы создалъ на моментъ своего доклада «единый фронтъ» русской противобольшевицкой эмиграціи.
Павелъ Муратовъ.
Возрожденіе, № 1057, 24 апрѣля 1928.
Visits: 22