А. Ренниковъ. Гимназистъ Ширяевъ. Съ натуры

Большая перемѣна кончилась. Въ ожиданіи преподавателя ученики спѣшно просматриваютъ текстъ урока, свѣряя его съ подстрочникомъ. Прежде когда-то, въ Россіи, такіе подстрочники можно было достать въ каждомъ книжномъ магазинѣ за пять копеекъ. Но теперь, въ бѣженское время, никто печатныхъ подстрочниковъ не издаетъ, приходится платить бѣшеныя деньги гимназисту восьмого класса Синицину за экземпляръ, оттиснутый на гектографѣ.

— «Въ то время какъ солдаты, построивъ каре, стали защищаться… — торопливо бормочетъ, склонившись надъ партой, Ширяевъ, — на крикъ быстро сбѣжалось около шести тысячъ Мориновъ… Цезарь послалъ, между тѣмъ, на помощь своимъ всю конницу изъ лагеря»…

— Иванъ Александровичъ, вечеромъ дома будете?

— Да… А что?

Ширяевъ поднимаетъ блѣдное, обросшее густой бородой лицо. Растерянно смотритъ.

— Хотимъ съ женой къ вамъ нагрянуть. Елена Сергѣевна приглашала… Сегодня суббота вѣдь.

— Ахъ, да! конечно… Omnem ех castris equitatem… Будемъ очень рады… auxilio misit… Послѣ урока сговоримся.. Хорошо? А то вчера я… не успѣлъ…

— Ну, ну, зубрите. Ладно.

Гимназія, въ которую поступилъ осенью этого года Ширяевъ — одно изъ тѣхъ учебныхъ заведеній, который открыты для дѣтей русскихъ бѣженцевъ гостепріимными сербами. Правда, не для всѣхъ желающихъ хватаетъ мѣста. Но и то слава Богу. Кромѣ того, при пріемѣ нѣтъ излишняго формализма… Правительственный членъ комиссіи, сербскій профессоръ, когда Ширяевъ подавалъ прошеніе о желаніи экзаменоваться для поступленія въ седьмой классъ, — сначала было встревожился. Но затѣмъ вспомнилъ о Россіи, съ состраданіемъ посмотрѣлъ на всклокоченную бороду будущаго ученика, вздохнулъ:

— А вы знаете, м-сье, что у насъ правило: старше девятнадцати лѣть въ седьмой классъ — нельзя?

— Знаю, профессоръ.

— Такъ какъ же?

— Мнѣ какъ разъ девятнадцать. Въ іюлѣ исполнилось.

Въ данномъ Ширяеву разрѣшеніи подвергнуться испытаніямъ для поступленія въ седьмой классъ профессоръ, въ концѣ концовъ, не раскаялся. Хотя на экзаменѣ по физикѣ Ширяевъ старался уклоняться отъ теоретическихъ вопросовъ, налегая главными образомъ на полетъ ядеръ въ воздухѣ, на равенство дѣйствія противодѣйствію во время атаки и на кинетическую теорію распространенія удушливыхъ газовъ, а на зкзаменѣ по русской литературѣ все время сворачивалъ съ Даніила Заточника прямо на Блока и Бальмонта, зато результаты испытанія по географіи совершенно растрогали профессора. На вопросы русскаго преподавателя, — что испытуемый можетъ сказать про Центральную Африку и рѣку Конго, Ширяевъ любезно отвѣтилъ:

— О, очень много… Если у васъ есть часокъ свободного времени, могу разсказать, какъ мы въ позапрошломъ году работали на притокѣ Конго — Касаѣ — на брилліантовыхъ пріискахъ. Съ племенами Бакуба, Лулуа, между прочимъ, хорошо познакомился. А отъ Басонго и по Санкуру тоже плавалъ… До Лузамбо. Желаете?


Преподаватель Петръ Евгеньевичъ бодрой походкой вошелъ, сѣлъ за кафедру, записалъ, кого нѣтъ въ классѣ.

— Ширяевъ, пожалуйте.

Держа въ рукѣ четвертую книгу Цезаря «De bello gallico», Иванъ Александровичъ молча пробрался съ «камчатки» впередъ, покорно сталъ возлѣ кафедры, открылъ 27-ю главу.

— Съ какого мѣста урокъ?

— Cum illi orbe facto, Петръ Евгеньевичъ.

— Хорошо. О чемъ говорилось раньше, знаете?

— Да… Триста воиновъ съ транспортовъ Цезаря, отбитыхъ непогодой отъ остальной возвращавшейся изъ Британіи эскадры, высадилось… Въ области Мориновъ… Ну и вотъ, Морины напали.

— Такъ. Читайте текстъ.

Иванъ Александровичъ, медленно, спотыкаясь на длинныхъ словахъ, не всегда произнося «ае» какъ «э», дошелъ, наконецъ, до отчеркнутаго въ книгѣ мѣста. «Paucis vulneribus acceptis complures ex iis occiderunt» — вытирая со лба выступившія мелкія капли, облегченно закончилъ онъ. И затѣмъ началъ переводить.

— Ну вотъ, отлично, отлично… — съ довольнымъ видомъ откинулся на спинку стула Петръ Евгеньевичъ. — Теперь скажите, Ширяевъ: что особеннаго вы замѣтили во всемъ вами прочитанном?

— Ablativus absolutus, Петръ Евгеньевичъ.

— Гдѣ?

— Paucis vulneribus acceptis.

— Paucis?.. Да, вѣрно. И «orbe facto» тоже… Но я спрашиваю не про грамматическія особенности, а про мысль. Что говорятъ про эту 27-ю главу комментаторы Цезаря? Помните?

— Не знаю, Петръ Евгеньевичъ.

— Я же въ прошлый разъ разсказывалъ, кажется. Нехорошо!

— Меня не было на прошломъ урокѣ, Петръ Евгеньевичъ.

— Ага. Очень жаль. Ну такъ вотъ, имѣйте въ виду: въ исторіи военнаго искусства сраженіе съ Моринами, такъ сказать, классическій случай. Подумайте сами: пѣхота, численностью въ триста человѣкъ, отражаетъ натискъ шеститысячнаго непріятельскаго отряда, въ которомъ главнымъ образомъ дѣйствуютъ кавалерійскія части. Геній Цезаря, какъ видите, вдохновляетъ его войска и тогда, когда онъ не присутствовалъ лично. Момзенъ въ своей «Римской исторіи» указываетъ, напримѣръ, что Цезарь въ умѣніи держаться противъ болѣе сильнаго непріятеля превосходитъ даже Наполеона. А Наполеонъ — это не шутка. Вы, впрочемъ, легко можете сообразить; 300 римскихъ солдатъ съ одной стороны и 6000 Мориновъ — съ другой. Одинъ противъ двадцати. Повторите же, что я сказалъ, Ширяевъ.

— Что повторить Петръ Евгеньевичъ?

— О подвигѣ. Вообще. И мнѣніе Момзена… Въ частности.

— Простите, Петръ Евгеньевичъ, но не повторю.

— Что такое?

— Не согласенъ… Съ комментаріями.

Петръ Евгеньевичъ всталъ. Негодующе поправилъ пенснэ.

— Ширяевъ! Прошу повторить! Немедленно! — тонкимъ голосомъ выкрикнулъ онъ. — Не забывайте, что васъ противъ правила приняли! Съ бородой!

— Хорошо, — покраснѣвъ, угрожающе захлопнулъ книгу Цезаря Ширяевъ. — Я повторю, но при условіи: если вы выслушаете про высадку нашихъ дроздовцевъ у Хорловъ. Или, если хотите, другой случай: какъ горсточки марковцевъ, алексѣевцевъ и корниловцевъ въ пѣшемъ строю раскатали кавалерійскій корпусъ Жлобы. Вы сами отлично знаете, какъ мало насъ было. А корпусъ Жлобы, хотя и большевицкій, почище Мориновъ все-таки!


Звонокъ прозвонилъ одинъ разъ — къ перемѣнѣ. Прозвонилъ второй разъ — къ уроку. А передъ доской, на которой были помѣчены нѣмецкія колоніи Сѣверной Тавріи и проведены изь разныхъ пунктовъ длинныя бѣлыя стрѣлы, стояла восторженная гудящая толпа семиклассниковъ во главѣ съ Петромъ Евгеньевичемъ. И вдохновенный басъ Ширяева гремѣлъ на весь классъ и ближайшую часть корридора:

— Ну и метались они, канальи, съ сѣвера на югъ и съ юга на сѣверъ до тѣхъ поръ, пока почти полностью не были уничтожены. Только штабъ вмѣстѣ со Жлобой, къ сожалѣнію, успѣлъ ускользнуть. Но мнѣ съ моимъ батальономъ нельзя было идти въ погоню. Не хотѣлъ обнажать фланговъ.

А. Ренниковъ.
Возрожденіе, №307, 5 апрѣля 1926

Views: 19