Газеты всего міра облетѣло извѣстіе о томъ, что совѣтскому наркоминдѣлу Чичерину, пребывающему уже продолжительное время на излѣченіи въ нѣмецкой санаторіи, грозитъ прогрессивный параличъ.
Извѣстіе это осталось неподтвержденнымъ. Тѣмъ не менѣе оно можетъ быть и точно, въ томъ смыслѣ, что Чичеринъ, какъ это удостовѣряютъ его сослуживцы, давно уже сошелъ съ ума, еще до революціи, начитавшись Маркса, и ничего новаго съ нимъ сейчасъ не происходитъ.
Справку привожу совсѣмъ не ради шутки. По-видимому это именно такъ: Чичеринъ заболѣлъ психозомъ не на совѣтской службѣ, а на совѣтской службѣ онъ оказался потому, что свихнулся.
Категорій совѣтскихъ чиновниковъ три: одни убѣжденные, сознательные коммунисты-партійцы; друріе — преступники, толкаемые на служеніе большевикамъ первой категоріи по нуждѣ, моральному безразличію или расчету; третьи — помѣшанные.
Послѣдніе, можетъ быть, самые опасные.
Насколько страстная и въ то же время методическая работа, носящая всѣ внѣшнія черты напряженной политической работы, прикрываетъ иногда собой органическую душевную болѣзнь, незримую для окружающихъ, — можетъ служить слѣдующій случай изъ судебной практики.
Въ 1907 году я былъ прокуроромъ смоленскаго окружного суда. Время было безпокойное. Шла ликвидація революціи 1905 года. Но террористы не унимались тоже.
Настроеніе было нервное.
Помню комическій случай. Я шелъ разъ съ губернаторомъ H. І. Суковкинымъ по аллеѣ «Блонья» (городского парка). Навстрѣчу намъ попался прилично одѣтый господинъ, несшій какъ святыню, необыкновенно осторожно, кочанъ капусты.
— Знаете, — сказалъ Суковкинъ мнѣ, — я бы не удивился, если бы кочанъ полетѣлъ къ нашимъ ногамъ…
Кочанъ не оказался бомбой и въ насъ не полетѣлъ.
Въ провинціи все узнается: выяснилось, что приличный господинъ пріѣзжій фокусникъ. У него изъ кочана на представленіи вылѣзалъ заяцъ.
…Много заботъ доставляла администраціи, между прочимъ, мужская гимназія. Тамъ было неблагополучно. Гимназисты устраивали учителямъ скандалы. Озорству, выходившему на улицы, не было конца. Гимназистъ сталъ въ Смоленскѣ типомъ уличнаго безобразника, нѣкоторыя происшествія неизмѣнно приводили при разслѣдованіи кь подъѣзду мужской гимназіи…
На губернскаго предводителя кн. И. М. Урусова было совершено покушеніе. Ночью вблизи дворянскаго дома въ него стрѣляли. Промахнулись. По розыску слѣды привели опять къ мужской гимназіи. Стрѣлялъ, видимо, кто-то изъ учениковъ.
Хоронили совѣтника губернскаго правленія, почтеннаго чиновника, не сдѣлавшаго никому зла. Погребальное шествіе проходило мимо гимназіи. Въ это время изъ оконъ ея по адресу покойнаго и сопровождавшихъ его тѣло высшихъ губернскихъ чиновъ раздалась площадная брань…
Почему именно дѣти и подростки, принадлежащіе всѣ къ хорошимъ смоленскимъ семьямъ, обнаруживали наклонности бунтарей и хулигановъ?.. Гимназисты вылетали изъ заведенія пачками, но обнаружить, добраться до настоящаго виновника, передѣлавшаго на свой ладъ гимназію, не представлялось возможнымъ. Онъ гдѣ-то ловко прятался, его не выдавали.
Положеніе было таково, что хоть закрывай заведеніе… Вскорѣ, однако, случилось происшествіе, все раскрывшее…
На святкахъ 1907 года въ Смоленскѣ проѣздомъ должна была дать концертъ пѣвица Кавальери.
Остававшаяся на моемъ попеченіи свояченица одного изъ товарищей прокурора, уѣхавшихъ въ отпускъ, молоденькая барышня, просила ее сопровождать въ концертъ. Она не хотѣла только сидѣть въ первомъ ряду, гдѣ мнѣ по прокурорскому положенію слѣдовало занимать мѣсто въ соотвѣтствіи съ губернскими приличіями. Поэтому я велѣлъ курьеру обмѣнятъ билеты и оказался съ моей дамой въ пятомъ ряду. Концертъ происходилъ въ залѣ дворянскаго собранія.
Зала была переполнена. Свободное отъ стульевъ пространство, за ними, было занято толпой «стоявшей» публики. Это была все молодежь, было много воспитанниковъ мужской гимназіи.
Въ антрактѣ, пробираясь въ толпѣ стоявшей за стульями молодежи, я почувствовалъ, что она чѣмъ-то возбуждена и волнуется… Я слышалъ нѣсколько разъ произнесенную фамилію: «Боровиковъ». Настроеніе мнѣ настолько не понравилось, что я собирался подойти къ сидѣвшему въ первомъ ряду губернатору и посовѣтовать ему уѣхать до конца концерта. Но было поздно, концертъ возобновился, на эстраду уже выходила итальянка. Я только замѣтилъ, что въ первомъ ряду, на моемъ мѣстѣ, которое я обмѣнялъ, сидѣлъ какой-то незнакомый мнѣ плотный представительный брюнетъ.
Я вернулся къ своей дамѣ, въ пятый рядъ. Нѣсколько еще номеровъ и концертъ кончился.
Рукоплесканія и вызовы пѣвицы. Мы поднялись и направились къ среднему проходу, чтобы уйти. На эстрадѣ появилась въ третій разъ вызываемая публикой артистка.
И вдругъ я увидѣлъ, что у ней исказилось отъ ужаса лицо. И одновременно грянули два металлическихъ выстрѣла. Сначала можно было подумать, что разрывается на части и мѣдный сосудъ.
Потомъ въ дрогнувшей отъ паники толпѣ я увидѣлъ, какъ по среднему проходу пробѣжалъ человѣкъ, одѣтый въ сѣрую блузу, борясь съ полиціймейстеромъ… Потомъ ихъ что-то заслонило, а затѣмъ я увидѣлъ, какъ сѣрый человѣкъ бѣжалъ обратно къ эстрадѣ, пригнувшись къ землѣ…. А высокій артиллерійскій офицеръ стрѣлялъ въ него изъ браунинга…
Зала собранія мгновенно опустѣла. Публика разбѣжалась. Я оказался около эстрады. Возлѣ нея лежало два трупа. Одинъ трупъ былъ «плотный представительный брюнетъ», сидѣвшій на моемъ мѣстѣ. Къ yему склонилась молодая дама въ черномъ платьѣ и какъ бы собиралась остановить кровь.
Въ двухъ шагахъ лежалъ юноша атлетическаго сложенія въ сѣрой гимназической блузѣ, лѣтъ 15-16. Юноша былъ тоже мертвъ.
Не побѣжалъ вмѣстѣ съ охваченной паникой публикой одинъ корпусной командиръ генералъ Ланге.
Я спросилъ его, а затѣмъ и вернувшагося губернатора Суковкина, ушедшаго еще до выстрѣловъ и услышавшаго ихъ на лѣстницѣ.
— Что случилось?..
Онн мнѣ не могли объяснить. Видѣли то же, что и я. Два трупа у эстрады. Даму я призналъ. Это была госпожа фонъ Кроллау, жена земскаго начальника, служившаго въ сосѣдней могилевской губерніи.
Убитый былъ ея мужъ. Кто же другой?
Выяснилось слѣдующее:
По окончаніи концерта, когда всѣ поднялись, чтобы уходить, и все, въ томъ числѣ и стулья, какъ это всегда бываетъ, смѣшалось, сзади въ передніе ряды пробрался юноша въ сѣрой блузѣ и выстрѣлилъ въ упоръ нѣсколько разъ въ спину еще остававшемуся на своемъ мѣстѣ земскому начальнику Кроллау, убивъ его наповалъ. Съ нимъ вступилъ въ борьбу полиціймейстеръ. Но малый оказался сильнѣе его. Полиціймейстеръ быстро обезсилѣлъ. Злоумышленникъ полѣзъ рукой въ карманъ за другимъ револьверомъ и въ это время присутствовавшій нa концертѣ артиллерійскій поручикъ С. произвелъ изъ имѣвшагося при немъ браунинга нѣсколько выстрѣловъ въ злоумышленика, преслѣдуя его до эстрады.
Мало по малу кое-кто изъ публики вернулся, вернулись и должностныя лица, бывшія на концертѣ. Въ числѣ ихъ былъ и слѣдователь по важнѣйшимъ дѣламъ. Я ему предложилъ приступить къ слѣдствію.
Тутъ же было установлено, что юноша въ сѣрой блузѣ — гимназистъ Боровиковъ. Эго его фамилію произносили въ толпѣ возбужденной молодежи. Кроллау онъ никогда въ жизни не видѣлъ и никакихъ дѣлъ съ нимъ не имѣлъ, такъ какъ вся служба Кроллау протекала въ могилевской губерніи. Мало того: стрѣляя въ спину Кроллау, Боровиковъ по-видимому не могъ даже разобрать, въ кого онъ стрѣляетъ. Онъ стрѣлялъ въ первую попавшуюся спину.
Боровиковъ жилъ на общей квартирѣ съ товарищемъ-гимназистомъ. Во флигелѣ, на заднемъ дворѣ, было обнаружено нѣчто вродѣ стрѣльбища. Борониковъ упражнялся въ стрѣльбѣ изъ револьвера по мишени, оказавшейся истыканной пулями. Покушался на губернскаго предводителя онъ.
Но выяснилось и другое.
Зачинателемъ всѣхъ безобразій въ гимназіи былъ Боровиковъ. Это онъ, Боровиковъ, завладѣлъ гимназистами и распоряжался ими какъ пѣшками. Гимназисты рабски ему подчинялись. Шли за нимъ на всякое дѣло. Боровиковъ былъ въ гимназіи всѣми признанный вождь. Онъ былъ неугомоненъ, воля работала у него въ одномъ и томъ же направленіи, всегда бунтарскомъ, безобразномъ, преступномъ. Воображеніе у него оказалось изощренное, способность убѣждать, двигать другихъ на поступки самая незаурядная.
Слѣдователь при вскрытіи предложилъ врачу обратить особое вниманіе на полость черепа.
При вскрытіи оказалось, что Боровиковъ страдаетъ хроническимъ воспаленіемъ мозговыхъ оболочекъ.
Я велѣлъ протоколъ вскрытія напечатать въ мѣстныхъ газетахъ.
Неожиданно противъ моего распоряженія опубликовать результаты вскрытія возстало военное начальство.
Ко мнѣ явился бригадный генералъ:
— Вы ставите въ невозможное положеніе С… Оказывается, онъ убилъ больного!..
— Что изъ этого слѣдуетъ, генералъ?… Больной имѣлъ въ карманѣ другой заряженный на шесть камеръ револьверъ… Онъ въ залѣ перестрѣлялъ бы еще нѣсколькихъ человѣкъ. Поступокъ поручика С. актъ обороны другихъ, самый почтенный видъ самообороны, освобожденный по закону отъ отвѣтственности…
— Да вѣдь это былъ сумасшедшій?
— Ну такъ что же?… Сумасшедшій, стрѣляющій куда попало и во что попало, опаснѣе обыкновеннаго преступника, выполняющаго ранѣе намѣченный, опредѣленный, ограниченный рамками извѣстной поставленной себѣ задачи — кругь зла… Если бы Боровиковъ имѣлъ цѣль только убить Кроллау, этимъ ограничился и былъ застрѣленъ поручикомъ С., то это былъ бы состороны послѣдняго самосудъ… А тутъ нельзя было даже обратиться къ защитѣ законной власти, такъ какъ законная власть эта, въ лицѣ полиціймейстера, оказаласъ безсильной совладать съ Боровиковымъ…
Результаты вскрытія были напечатаны въ мѣстной газетѣ. На гимназію произвело сильное впечатлѣніе, что болѣе года она слѣпо исполняла все, что отъ нея хотѣлъ сумасшедшій…
Послѣдствія распубликованія протокола были именно тѣ, какія можно было предвидѣть. Общественное мнѣніе сразу утихло. Оно боится сумасшедшихъ, обществу присущъ инстинктъ самосохраненія въ гораздо большей степени даже, чѣмъ отдѣльному человѣку. Въ гимназіи же произошло прямо чудо. Оно сразу умиротворилась.
Я совѣтую всѣмъ при случаѣ перелистать учебникъ судебной психопатологіи. Въ учебникѣ вы найдете нѣсколько страницъ, посвященныхъ парижской коммунѣ, задавленному въ зачаткахъ французскому большевизму 1871 года. Виднѣйшіе его дѣятели представляютъ собой букетъ паранойиковъ, т. е. прогрессивныхъ паралитиковъ. Исторія нашей революціи можетъ пополнить коллекцію клиническихъ случаевъ.
Въ разсказанномъ мною происшествіи, не подвернись браунингъ офицера С., Боровиковъ предсталъ бы передъ судебнымъ слѣдователемъ съ яснымъ лицомъ и привелъ бы рядъ вѣскихъ объясненій своему поступку: убилъ молъ буржуя, сидѣвшаго въ первомъ ряду, сытаго, хорошо одѣтаго…
А судъ (даже военный, которому Боровиковъ подлежалъ въ силу чрезвычайнаго положенія) умилился бы, можетъ быть, его нѣжному возрасту.
Смертная казнь ему въ виду малолѣтства не грозила.
H. Чебышевъ
Возрожденіе, №1528, 5 ноября 1929
Views: 16