Довѣріе
Было это двадцать одинъ годъ тому назадъ. Я ѣхалъ съ однимъ своимъ старымъ родственникомъ, изъ Москвы въ примосковный губернскій городъ, гдѣ онъ жил долгіе годы, будучи судьей. Лѣтъ мнѣ было не очень много, а онъ бѣлый, какъ лунь, въ старомодной одеждѣ, старосвѣтскими манерами обращалъ на себя въ общей залѣ Курскаго вокзала вниманіе скучавшей въ ожиданіи поѣзда публики.
Судьей онъ былъ долго. Умѣренный либералъ съ элементами прекраснодушнаго идеализма, почти всѣ предсѣдательскія резюме онъ говорилъ всегда съ уклономъ къ оправданію. Очень часто въ его большомъ имѣніи появлялись новые и довольно подозрительнаго вида люди. Оказывалось, что это принятый на службу или оправданный, или… обвиненный и отсидѣвшій. Мы называли его «дѣдушкинъ патронатъ». Адвокаты его любили. Засѣданія онъ велъ всегда мягко, да и, кромѣ того, легче было говорить, когда предсѣдатель «предубѣжденъ» въ пользу оправданія.
До поѣзда оставалось около получаса, когда въ намъ подошелъ господинъ: приземистый, съ прямыми волосами, крупными чертами лица и, какъ будто, въ чемъ то не русскаго типа.
— Здравствуйте, — назвалъ онъ моего старика по имени и отчеству, — куда это изволите ѣхать? А это кто же съ вами?
— Да вотъ къ себѣ возвращаюсь, Федоръ Никифоровичъ, а это сынъ, — и онъ назвалъ моего отца. Его мнѣ, конечно, не назвали.
— А, знаю, знаю, какъ же!
Разговоръ быстро перешелъ на объявленный тогда повый правительственный курсъ кн. Святополкъ-Мирскаго — «весну» и «довѣріе». Голосъ у собесѣдника былъ какой-то особенный, говорилъ онъ образно и увлекательно, и мнѣ запомнился одинъ его разсказъ.
Да, довѣріе это великая вещь! Иногда довѣрять-то, собственно, и не за что, а повѣришь, глядь, человѣкъ и заслужитъ его. Довѣріемъ перевоспитать можно.
У меня съ «довѣріемъ» изъ моей ранней практики интересный былъ одинъ случай. Я только что записался въ сословіе, былъ молодъ и легкомыслененъ. И вотъ, однажды, до зарѣзу надо было мнѣ ѣхать въ Нижній, истекалъ срокъ подачи какой-то бумаги и по почтѣ уже поздно было посылать. Пріѣхалъ я на этотъ самый вокзалъ съ маленькимъ чемоданчикомъ. Лѣтній вечеръ прекрасный, а у меня какъ разъ интересное свиданіе было назначено. Прямо хоть плачь. Хожу по вокзалу и смотрю: нѣтъ ли зпакомыхъ адвокатовъ, ѣдущихъ въ Нижній. Никого! Разрываюсь на двое! Хочется остаться и понимаю, что нельзя, не говоря уже о томъ, что и карьеру свою погублю. Думалъ, думалъ и сталъ въ очередь къ кассѣ. Впереди какой-то господинъ стоитъ прилично одѣтый и поправилось мнѣ его лицо. Дошла до него очередь, и вдругъ слышу — беретъ онъ билетъ 2 класса… до Нижняго Новгорода. Я рѣшился. Вышелъ изъ очереди и прямо къ нему. Да по молодости все ему и разсказалъ о своемъ «отчаянномъ положеніи». Тотъ улыбнулся.
— Давайте, — говорить, — ваши бумаги. Все сдѣлаю, пожалуйста, ие безпокойтесь. — Я обрадовался, отдалъ, на извозчика и домой. Вечеръ былъ на рѣдкость у меня удачный…
Проходитъ нѣкоторое время и получаю я повѣстку съ вызовомъ въ Нижній на засѣданіе. Ну, значитъ, не надулъ меня незнакомецъ. Пріѣзжаю туда, выступаю, удачно. Выхожу изъ зала засѣданія, мнѣ кто-то кланяется. Лицо знакомое и пріятное, а кто, не могу узнать.
— Не узнаете?
— Нѣтъ, простите, не могу припомнить.
— А вѣдь это я бумаги ваши привезъ сюда, вотъ, должно быть, и дѣло теперь выиграете… — чуть попрекнулъ онъ.
— Ахъ, простите, дѣйствительно не узналъ васъ, вижу, что знакомое лицо, но не могъ признать кто, такъ я вамъ благодаренъ, что и сказать не ногу.
— А у меня къ вамъ большая просьба. Не захотите ли отблагодарить меня?
— Конечно, конечно, — сконфузился я, думая, что онъ хочетъ попросить денегъ. Но онъ, вѣроятно, понялъ, и сразу же объяснилъ, чего онъ хочетъ.
— Я слышалъ, какъ изволили говорить сейчасъ и очень мнѣ понравилось. Судьи любятъ пріѣзжихъ изъ столицъ, интереснѣе, чѣмъ здѣшнихъ послушать. Не согласитесь ли выступить по моему дѣлу… моимъ защитникомъ?
— Какъ защитникомъ?
— Да-съ, обвиняюсь я, — и онъ назвалъ предъявленное обвиненіе, не помню, что это было, то ли мошенничество, то ли растрата. Однимъ словомъ, съ присяжными. Ну, я, конечно, согласился. Пошелъ ознакомиться съ дѣломъ и вижу, что мой «симпатичный господинъ» чуть ли не рецидивистъ. Задержался я на нѣсколько дней въ Нижнемъ и выступилъ.
— И знаете? Разсказалъ на судѣ свой случай, конечно, не совсѣмъ такъ, какъ было. Говорилъ, что нѣтъ преступниковъ и нѣтъ святыхъ… и т. д. Оправдали! Вотъ что значить «довѣріе»! Большое это дѣло!
Вошелъ кондукторъ: — На Тулу, Сызрань, Вязьму, второй звонокъ! — Мы простились, сѣли въ вагонъ и поѣхали…
— Кто этотъ господинъ? — спросилъ я.
— Развѣ ты не знаешь? Это знаменитый адвокатъ Федоръ Никифоровичъ Плевако.
Иванъ Бѣленихинъ
Возрожденіе, №293, 22 марта 1926
Views: 27