С. Варшавскій. Украинскій языкъ или малороссійское нарѣчіе. Письмо из Праги

Пытаться переубѣждать украинскихъ самостійниковъ — дѣло безнадежное и безполезное.

Но знакомить нашу національно-мыслящую молодежь съ подлинной исторіей такъ называемаго украинскаго вопроса нужно и важно.

Вотъ почему можно только привѣтствовать Русскій народный университетъ въ Прагѣ за то, что онъ сдѣлалъ этотъ вопросъ темой одной изъ очередныхъ лекцій.

Прив.-доц. И. О. Панасъ, которому была поручена эта лекція, избралъ предметомъ своего изслѣдованія «Записку Академіи Наукъ объ украинскомъ языкѣ», столь широко, какъ извѣстно, использованную самостійниками для своихъ цѣлей.

Прежде всего лекторъ установилъ, что «записки» Академіи Наукъ объ украинскомъ языкѣ… вовсе не было.

Былъ докладъ особой комиссіи, образованной при Академіи, но Академія, какъ учрежденіе, ни въ лицѣ своего общаго собранія, ни въ лицѣ хотя бы одного изъ своихъ отдѣловъ, коллективнаго сужденія по вопросу объ украинскомъ языкѣ никогда не высказывала.

Исторія образованія упомянутой комиссіи и ея работъ представляетъ значительный интересъ и не лишена политической пикантности.

Гоненія противъ малороссійской печати приняли характеръ опредѣленной системы въ началѣ шестидесятыхъ годовъ въ связи съ попытками поляковъ вернуть себѣ независимость и использовать для этой цѣли центробѣжныя теченія, намѣчавшіяся на Украинѣ.

Но правительство, вмѣсто того, чтобы бороться съ извѣстными политическими теченіями, начало преслѣдовать малороссійскій языкъ и малороссійскую литературу, чѣмъ возстановило противъ себя массу малороссійскаго населенія и укрѣпило позицію политическихъ сепаратистовъ.

Мѣропріятія правительства, относящіяся къ 60-мъ, 70-мъ и 80-мъ годамъ прошлаго вѣка, шли именно этимъ неправильнымъ путемъ и дошли до запрещенія перевода Евангелія на малороссійскій языкъ. Ошибочность этой политики была, однако, осознана вполнѣ къ концу 1904 года, и комитетъ министровъ, обсуждая предначертанія къ усовершенствованію государственнаго порядка, намѣтилъ отмѣну распоряженій, тормозившихъ развитіе малороссійскаго языка и литературы.

Но прежде чѣмъ рѣшиться на эту мѣру, комитетъ министровъ счелъ необходимымъ запросить мнѣніе Россійской Академіи Наукъ, президентъ которой, вел. кн. Константинъ Константиновичъ, находилъ своевременнымъ пересмотръ прежней политики въ либеральномъ направленіи.

И вотъ именно тогда и была образована при Академіи особая комиссія подъ предсѣдательствомъ академика Корша и при секретарѣ академикѣ Шахматовѣ.

Этой комиссіи пришлось работать въ революціонной обстановкѣ, предшествовавшей и сопровождавшей изданіе конституціоннаго манифеста отъ 17 октября 1905 г.

Естественно, что эта атмосфера не могла не отразиться на общемъ характерѣ работъ комиссіи.

Но кромѣ общей обстановки, на работы комиссіи повліяло особое, весьма любопытное обстоятельство.

Академикъ Коршъ, поставленный во главѣ комиссіи, оказался… ярымъ украинофиломъ, въ такой степени ярымъ, что одинъ украинскій поэтъ воспѣлъ его въ своихъ виршахъ, какъ «завзятаго украинца».

Этого мало: украинскіе сепаратисты получили доступъ къ предсѣдателю академической комиссіи и оказывали на нее рѣшительное давленіе.

Такъ и создался пресловутый документъ, который украинцы называютъ «запиской» Россійской Академіи Наукъ, и который они постарались широко использовать для своихъ цѣлей.

Ссылки на авторитетъ Россійской Академіи сдѣлались виднымъ козыремъ въ игрѣ самостійниковъ.

А между тѣмъ Академія, какъ таковая, своего мнѣнія объ украинскомъ языкѣ вовсе не высказывала, да и не имѣла повода высказать, ибо рѣчь шла только о желательности «отмѣнить стѣсненія малороссійскаго печатнаго слова».

Но то обстоятельство, что записка господъ академиковъ объ украинскомъ языкѣ оказалась, такъ сказать, порочной въ своемъ зачатіи, еще не рѣшаетъ вопроса о значеніи этого языка.

Для этого надо обратиться къ изученію предмета по существу.

Соболевскій, Даманскій, Ягичъ, Корскій и тотъ же Шахматовъ, принимавшій участіе въ составленіи пресловутаго доклада, а также рядъ нѣмецкихъ и славянскихъ лингвистовъ, съ знаменитымъ чешскимъ ученымъ Нидерле во главѣ, въ многочисленныхъ капитальныхъ трудахъ отвергли всѣ изощренія украинскихъ ученыхъ и доказали, что украинскій языкъ это не болѣе, какъ нарѣчіе русскаго языка.

Нельзя забывать, что русскій литературный языкъ въ значительной степени обязанъ своимъ развитіемъ прежде всего южно-русскому (малороссійскому) нарѣчію не только въ томъ смыслѣ, что такіе писатели, какъ Гоголь и Короленко внесли въ него вѣянія своего родного края, но и въ болѣе глубокомъ историческомъ смыслѣ: грамотные люди Кіевщины первые подвергли обработкѣ церковно-славянскій языкъ, первые стали писать вирши и сдѣлали безцѣнный вкладъ въ общую культурную сокровищницу, которая въ позднѣйшій періодъ стала пополняться работами сѣверно-русскихъ элементовъ.

Аудиторія, въ которой было немало украинцевъ, внимательно слушала. Украинцы съ возраженіями не выступали.

Только когда лекторъ говорилъ о томъ, что самъ Шевченко свой завѣтный дневникъ писалъ на русскомъ языкѣ, одинъ украинецъ буркнулъ съ мѣста:

— Писалъ, но потомъ бросилъ.

Проф. М. В. Шахматовъ, И. А. Яворскій и Н. М. Могилянскій дополнили докладъ И. О. Панаса цѣнными замѣчаніями.

Въ заключеніе отмѣчу заявленіе одного студента, кавказскаго горца, Н. А. Багаева, который съ горечью воскликнулъ:

— Странное дѣло! Когда Россія была сильна, всѣ хотѣли быть русскими, а теперь русскихъ не стало.

Этимъ восклицаніемъ г-ну Багаеву удалось выразить настроеніе большинства аудиторіи, и она ему горячо аплодировала.

С. Варшавскій
Возрожденіе, №1002, 29 февраля 1928

Visits: 43