Часъ ночи: слабый шумъ винтовъ по носу. Черезъ нѣсколько минутъ затихъ по тому же направленію.

1 час. 30 мин.: открытъ на 10 минутъ кислородъ.

2 часа 30 мин.: болѣе сильный шумъ винтовъ справа по носу. Быстро приближается. Разбудили командира. Повидимому, большой грузовой пароходъ. Благополучно прошелъ въ нѣсколькихъ стахъ метрахъ по правому борту.

3 час. 16 мин.: едва слышны отдаленные взрывы слѣва по борту.

3 часа 25 мин.: еще нѣсколько слабыхъ взрывовъ по тому же направленію.

3 часа 50 мин.: открытъ на 10 минуть кислородъ.

4 часа: смѣна вахты.

Эти лаконическіе, но для подводника многозначущія строки прочелъ въ вахтенномъ журналѣ только что вступившій на вахту молодой офицеръ германской подводной лодки «U. 62». Послѣ труднаго и опаснаго похода у англійскихъ береговъ лодка проводила ночь на отдыхѣ, лежа на днѣ. Это единственный способъ для подводной лодки, оперирующей у непріятельскихъ береговъ, отдохнуть, т. к. держаться подъ водой утомительно, требуетъ усилій со стороны значительной части немногочисленной команды, уже переутомленной, и траты драгоцѣнныхъ запасовъ электрическаго тока изъ аккумуляторовъ; подняться же на поверхность — это большей частью значитъ уже быть въ бою. Поэтому часто германскіе командиры клали свои лодки на твердое песчаное дно не на слишкомъ большой, но на достаточной глубинѣ, чтобы съ одной стороны лодка не была бы раздавлена на тяжестью, воды, а съ другой не была бы замѣчена съ поверхности дозорными судами, а особенно авіонами, которые своимъ внимательнымъ, пронизывающимъ воду окомъ видятъ насквозь на глубину до 20-30 метровъ, если море спокойно и вода достаточно прозрачна. Вотъ и лежитъ себѣ спокойно, въ полной безопасности уставшая отъ боевъ и походовъ подводная лодка на днѣ моря.

Тутъ вѣчная ночь. Солнце, жизнь, война, весь міръ ушли въ какую-то нирвану. Здѣсь царство сна. Въ полутьмѣ, на тускломъ фонѣ нѣсколькихъ замасленныхъ и закопченныхъ электрическихъ лампочекъ чернѣютъ сложные, замысловатые, для непосвященнаго взора безсмысленные контуры моторовъ, изогнутыхъ трубъ, клапановъ, большихъ и малыхъ манометровъ, всевозможныхъ рычаговъ и разныхъ діаметровъ колесъ, шестерней и валовъ. Воздухъ тяжелый, легкія дышатъ съ трудомъ. Полная, какъ бы сдавленная чѣмъ-то страшнымъ тишина. Тишина гробовая. Но только прислушаешься, начинаютъ пробуждаться какіе-то совсѣмъ неясные, едва слышные звуки. Тикъ, тикъ, тикъ съ каждымъ мгновеніемъ все яснѣе доносится паденіе куда-то въ темноту капель съ влажнаго отъ тяжелаго духа и холодной забортной воды потолка. На носу или на кормѣ — не разберешь — что-то тихо стучитъ, потомъ вдругъ перестаетъ. Все слышнѣе изъ разныхъ угловъ доносится равномѣрное. ускоренное дыханіе спящихъ. Вотъ можно разобрать затаенный, совсѣмъ не человѣческій, а глухой, сдавленный, какъ будто доносящійся изъ преисподней голосъ. То переговариваются вахтенные. Когда глаза привыкнутъ къ полумраку, нетрудно замѣтить ихъ фигуры въ централь номъ посту, въ тѣни у «мамаши», какъ называють на германскомъ подводномъ флотѣ большой электро-жироскопическій компасъ, въ отличіе отъ «дочерей» — такихъ же, но маленькихъ компасовъ, связанныхъ съ нею проводами и послушно повторяющихъ всѣ ея движенія и указанія, безъ которыхъ лодка потерялась бы въ морѣ, какъ въ лѣсу звѣрь безъ инстинкта. «Дочери» разбросаны по всѣмъ частямъ лодки и должны замѣнять «мать», если она будетъ ранена или выведена изъ строя.

— Слышали ли вы, дяденька, разрывы бомбъ до смѣны вахты?

— Ничего не слышалъ, — послѣ нѣкоторой паузы отвѣчаетъ болѣе грубый и низкій голосъ.

— Что могло тамъ гремѣть вдали? — все не унимается первый голосъ.

— Не все ли намъ равно. Одинъ Богъ знаетъ! Эти проклятые британцы день и ночь стараются намъ устроить какую-нибудь неожиданную ловушку. Стоитъ ли на нихъ обращать вниманіе и портить себѣ жизнь, которая можетъ быть болѣе краткой, чѣмъ мы расчитываемъ. А можетъ быть, это какой-нибудь союзный купецъ взорвался на поставленной нами минѣ, а потомъ стали рваться его котлы и палуба *). Или это одна изъ нашихъ сестрицъ такъ успѣшно работаетъ, пока мы отдыхаемъ. Подъ водой всегда что-нибудь случается. Къ этому надо привыкнуть. На первомъ походѣ все кажется страшнымъ.

— Да, дяденька, страшно! Тутъ тихо, какъ въ гробу, а вмѣстѣ съ тѣмъ, какая-то другая жизнь доносится. Какъ будто бы насъ зарыли глубоко, глубоко подъ землю. Отовсюду раздаются таинственные звуки, шумы. Хотя бы знать, откуда они? Не прихлопнутъ ли насъ тутъ?..

— Ты чего добраго полагаешь, что наши друзья англичане какіе-то вездѣсущіе ангелы, которые видятъ и подъ водой. До этого имъ далеко. Повѣрь, что въ эту ненастную ноябрьскую ночь они избѣгаютъ непогоды. Только, конечно, не какъ мы, въ подводной гавани. Они спятъ у себя въ норахъ, и мы тутъ спокойнѣй, чѣмъ въ раю.

— Шиттъ, шиттъ, шиттъ, шиттъ….

Не только молодой матросъ, но и бывалый унтеръ-офицеръ, умолкнувъ, прислушиваются..

— Шиттъ, шиттъ, шиттъ — раздается все сильнѣе, все яснѣе, все ближе рѣзкій, отчетливый шумъ за бортомъ.

— Срочно разбудить командира, справа по борту приближается миноносецъ. Бѣгомъ!.. — уже раздается приказаніе вахтеннаго начальника.

Тутъ и тамъ зажглось нѣсколько электрическихъ лампочекъ. Стало свѣтлѣе и вмѣстѣ съ тѣмъ менѣе страшно. Черезъ минуту мелькнули золотые галуны на рукавахъ. Командиръ уже на своемъ мѣстѣ. Никто ничего не говоритъ.

— Шиттъ, шиттъ, шиттъ… Непріятель скій миноносецъ приближается.

Дѣлать нечего. Надо ждать, пока минуетъ гроза. Онъ вѣдь тамъ наверху ничего
не знаетъ. Какъ можетъ онъ знать, что тутъ въ 40 метрахъ подъ нимъ лежитъ недвижима германская лодка? Если бы онъ узналъ вдругъ почему-либо, тогда все кончено — онъ немедленно забросаетъ ее подводными бомбами, отъ которыхъ спасенія нѣтъ. Подумать только о силѣ разрыва подъ водой 300 фунтовъ наисильнѣйшаго взрывчатаго вещества. Только не двигаться, а то миноносные микрофоны тотчасъ же выдадутъ.

— Принесите карту. Зачѣмъ тутъ шляется миноносецъ въ темную зимнюю ночь?

Карту тотчасъ командиру принесли. Штурманъ отмѣтилъ положеніе лодки краснымъ кружкомъ. Совсѣмъ не мѣсто, гдѣ можно ждать встрѣчи съ миноносцемъ. А онъ тутъ, каналья!..

— Шиттъ, шиттъ, шиттъ… Съ такой силой почти надъ головой гремятъ его винты, что ничего не слышно ни въ рубкѣ, ни въ центральномъ посту. Ну, слава Богу, наконецъ, пошло но убыль, удаляется, все тише, потомъ столь непріятный для уха подводника звукъ утихаетъ вдали. Снова тишина на днѣ моря, лишь остались неразгаданные вопросы: кто это былъ, куда спѣшилъ, съ какими намѣреніями?..

Пять часовъ утра. Побудка. Боевая тревога. На нѣсколько минутъ, какъ растравленный муравейникъ, ожившая, подводная лодка опять погрузилась въ тишину. Заспанные люди замерли по своимъ постамъ. Теперь ярко горитъ свѣтъ. Свѣтло, какъ на солнцѣ. Видны спокойныя, привыкшія ко всему, но утомленныя, блѣдныя лица. «U. 62» сейчасъ поднимется на поверхность, нельзя въ это мгновеніе не быть достаточно осторожнымъ. Нѣсколько секундъ еще слѣпая лодка беззащитна вполнѣ и ей грозитъ смертельная опасность отъ каждаго съ поверхности воды или съ высоты воздуха ее замѣтившаго. Поэтому подъемъ на поверхность въ непріятельскихъ водахъ всегда производится въ полной боевой готовности, чтобы быть въ состояніи, если нельзя уже скрыться, немедленно принять даже неравный бой.

Надо спѣшить. Предстоитъ еще полный опасностей и приключеній боевой день, до разсвѣта необходимо еще хорошенько провѣтрить внутреннія помѣщенія лодки, зарядить аккумуляторы, дойти до мѣста назначенія.

— Продуть 10 тоннъ изъ носовыхъ, — раздается команда, чтобы, облегчивъ лодку, дать ей возможность всплыть.

— Есть продуть 10 тоннъ изъ носовыхъ, — доносится изъ машинныхъ нѣдръ повтореніе приказанія во избѣжаніе всякой ошибки и вслѣдъ за нимъ громкое оглушительное шипѣніе воздушныхъ насосовъ, вытѣсняющихъ воду изъ цистернъ. Но лодка не двигается. Манометръ глубины, упрямо упершись въ цифру 46 метровъ, не сходить съ мѣста. Приходится продуть еще 5 тоннъ. Моторамъ данъ тихій ходъ впередъ. Лодка нервно дрожитъ, а съ мѣста не сходитъ, какъ будто за ночь она приклеилась ко дну, или вся тяжесть лежащаго надъ ней моря не даетъ ей возможности сдѣлать ни малѣйшаго движенія.

— Странно, на картѣ отмѣчено песчаное дно. Неужели насъ засосало иломъ? Всѣ спокойны, молчатъ, но у каждаго невольно промелькнула мысль о той лодкѣ, которую недавно еще засосало иломъ, у себя дома, почти въ порту, и которую, несмотря на всѣ принятыя мѣры, спасти не удалось. Тутъ и мѣръ некому принимать…

Сильнѣе пущены въ ходъ электромоторы, хотя энергіи уже мало въ аккумуляторахъ и ее надо беречь. Стрѣлка манометра глубины дрожитъ, прыгаетъ, но съ 46 метровъ не сходитъ, и хода у лодки нѣтъ.

Кое-кто изъ близъ стоящихъ матросовъ украдкой, съ чуть блестящими глазами поглядываетъ на командира. Онъ спокоенъ, затѣмъ сквозь зубы, едва слышно, процѣживаетъ какое-то сильное морское ругательство. По едва донесшемуся до нихъ шопоту его подчиненные пытаются догадаться, обезпокоенъ ли онъ хоть немного или просто сердится на морской лесокъ. Машины безрезультатно работаютъ уже нѣсколь минутъ, стараясь размыть дно и вырвать лодку изъ засасывающаго ее ила. Продуть еще больше цистерны опасно — того и гляди, какъ мячикъ, выскочишь врагу прямо въ пасть.

— Обѣ машины полный впередъ!

Со все возрастающей силой бьютъ на кормѣ винты о воду. Но смогутъ ли они оторвать лодку отъ засасывавшаго ее морского царства? Не сказочнаго, а темнаго и вѣющаго смертью. Совсѣмъ какъ живое существо «U. 62» тяжело дышетъ, напрягая свои силы, чтобы вырваться на свѣтъ Божій.

Еще нѣсколько усилій и, наконецъ, она оторвалась ото дна, все быстрѣе поднимается; вотъ застучали горизонтальные рули и, сдѣлавъ въ свою очередь немалое усиліе, удержали лодку на глубинѣ въ 20 метровъ. Сигнальщикъ слушаетъ въ подводный микрофонъ. Это — ухо подводной которое замѣняетъ ей подъ водой глазъ. Ничего не слышно, можно подниматься безъ боязни. Стрѣлка ожившаго, радостно запрыгавшаго манометра показываетъ уже 12, 10,8 метровъ. Первая вахта, одѣтая въ непромокаемыя голландки, готова у трапа, какъ только люкъ будетъ отдраенъ, выскочить па палубу и занять свои мѣ
ста у орудій и пулеметовъ.

Люкъ открыть. Живительные потоки свѣжаго морского воздуха врываются въ лодку. Съ ними вмѣстѣ и холодныя струи воды, показывающія, что тамъ на поверхности еще свѣжая погода. Штурманъ быстро поднимается наверхъ, его темная тѣнь на секунду загораживаетъ болѣе свѣтлый фонъ ночи, потомъ быстро исчезаетъ. Съ палубы доносится его бодрый голосъ.

— Кругомъ никого не видно, погода нѣсколько лучше, чѣмъ вчера, нордвестъ 6 балловъ, море волнуется.

Это и чувствуется по начинающейся, еще чуть замѣтной, качкѣ. Командиръ и вся первая вахта уже на мокрой палубѣ. Остальная команда, согласно уставу, должна еще нѣсколько минутъ не покидать своихъ мѣстъ внутри лодки. На случай неожиданной тревоги и необходимости срочно погрузиться. Но на этотъ разъ никакая опасность не грозитъ. Все тихо и пусто вокругъ. Однѣ лишь волны, гонимыя вѣтромъ, безконечной чередой бѣгутъ другъ за другомъ, покрываясь изрѣдка то тутъ, то тамъ серебряными гребешками. Люди расходятся и быстро залѣзаютъ въ свои койки. Мощныя вѣтрогонки уже гонять свѣжій воздухъ по всѣмъ помѣщеніямъ лодки. Отъ него и спится лучше, и отдыха больше. Пущены въ ходъ оба дизельмотора — одинъ для зарядки разрядившихся за ночь аккумуляторовъ, другой для хода. Повернувшись по новому курсу, «U. 62» не спѣша направляется къ назначенному ей для новыхъ боевыхъ операцій мѣсту. Изъ открытаго люка поднимается острый ароматъ варящагося на электрической плитѣ кофе. Въ 7 час. настоящая побудка, уборка, завтракъ. На востокѣ уже алѣетъ первый отблескъ кровавой зари. Сидя у носовой пушки, нашъ ночной пріятель досказываетъ своему юному другу страшную сказку. Какъ прошлой осенью, подъ вечерь, изъ Зеебрюгге одновременно было выслано въ походъ 12 лодокъ. Всѣмъ надо было подъ миннымъ загражденіемъ пройти черезъ Ламаншъ.

— …Только мы опустились подъ воду, по разнымъ направленіямъ, стали мы слышать подводные взрывы. Не то, что въ эту ночь. Чѣмъ дальше, тѣмъ ближе, тѣмъ сильнѣе. Наша маленькая, сама наполненная минами лодка каждый разъ содрогалась. И въ первую минуту не было возможности опредѣлить, мы ли это рвемся на минахъ, или наши сосѣди гибнутъ. Никто не смѣлъ говоритъ, а каждый молча про себя считалъ, сколько уже погибло товарищей… Вдругъ на носу раздается царапаніе. Умолкаетъ. Думаемъ, показалось. Нѣтъ, еще. Сильнѣе. Скользитъ вдоль всего лѣваго борта съ легкимь, но всю душу захватывающихъ шумомъ. Сомнѣній нѣтъ. Мина скользитъ вдоль нашего борта. Машины мгновенно остановлены, чтобы лопасти винтовъ не запутались бы въ минрепѣ *) и не вызвали бы взрыва и нашей мгновенной гибели на днѣ моря…

…Тѣмъ временемъ совершенно разсвѣло. Батареи заряжены, свѣжій запасъ воздуха набранъ, надо спѣшить погружаться.

— А про лодку — въ другой разъ доскажу…

*) Когда тонетъ корабль, котлы рвутся отъ соприкосновенія съ забортной водой, а палубы отъ воздуха, который собирается часто подъ ними.

**) Тросъ, которымъ мина держится на своемъ якорѣ.

Сергѣй Терещенко.
Возрожденіе, № 2507, 13 апрѣля 1932.

Visits: 15