Въ морѣ. — Отчаянное положение. — Пересадка на «Кронштадтъ». — «Жаркій» одинъ на буксирѣ. — Входъ въ Босфоръ.

Тревожно и тяжко, какъ больной, метался нашъ «Жаркій» на сѣрыхъ волнахъ, срывая съ нихъ бѣлые гребешки. Качаетъ порядочно. Брызгами соленой воды обдаетъ мостикъ и палубу. А ѣсть почти нечего: сухой хлѣбъ, каша, немного мяса. Особенно трудно приходится женщинамъ и дѣтямъ, не привыкшимъ къ этой тѣснотѣ, качкѣ и непогодѣ. Черезъ всю палубу имъ пройти трудно, почти невозможно.

«Кронштадтъ» идетъ передъ нами ровно-ровно, не качнется. Наши пассажиры ему завидуютъ.

Передъ наступленіемъ темноты одинъ изъ буксировъ лопнулъ. Если лопнетъ второй, мы останемся одни въ темнотѣ. Катера уже оторвались. Такъ какъ команды на нихъ не было, ихъ предоставили собственной участи. Гдѣ ихъ искать тяжелому и неповоротливому «Кронштадту»?

Вѣтеръ свѣжѣетъ, волны растутъ, приближается непогода. Въ одномъ котлѣ уже развели пары, пустили въ ходъ паровой штурвалъ и отопленіе. А то холодъ и мокрота царили на всемъ миноносцѣ. Теперь стало легче.

Какъ мы ожидали, лопнулъ и второй буксиръ. Мы остановились и запрыгали на волнахъ. «Кронштадтъ» не видитъ, удаляется и скрывается въ темнотѣ. Сообщить ему нечѣмъ. Но вотъ, слава Богу, на немъ замѣтили. Онъ поворачиваетъ и возвращается.

«Жаркій», какъ мячикъ, прыгаетъ съ одной волны на другую. Иногда клюетъ носомъ. Всю новую часть команды и пассажировъ укачало совершенно. Жаль на нихъ смотрѣть. Старые «жарковцы», какъ ни въ чемъ не бывало, работаютъ по заводкѣ новыхъ концовъ на «Кронштадтъ». Черезъ часъ снова идемъ. Заведены наши послѣдніе тросы.

Весь день проходить благополучно. Голодно и тѣсно. Къ ночи одинъ изъ буксировъ опять перетерся. Держимся на второмъ. Къ утру перетрется и второй.

Снова «Жаркій» болтается одинъ среди разбушевавшихся волнъ. На этотъ разъ не такъ просто завести буксиры на «Кронштадтъ». Онъ нѣсколько разъ подходитъ къ намъ, но ничего не выходитъ. Вѣтеръ относить въ сторону закидываемый конецъ. А ближе подойти опасно. На такой волнѣ, того и гляди, вдребезги разобьетъ «Жаркаго» о корму «Кронштадта».

Нашъ старый боцманъ, стоя на носу миноносца, съ головы до ногъ обдаваемый волнами, показываетъ чудеса ловкости. Вотъ-вотъ, кажется, унесетъ нашего добраго старика. Вокругъ него промокшая до костей молодежь выбираетъ изъ воды порванные тросы, складываетъ ихъ, чинитъ, заводитъ снова. Промучались 4 часа. Наладили. Пошли дальше. Непогода не унимается. Временами идетъ дождь. За весь день не встрѣтили ни одного корабля.

Въ 4 часа снова одинъ за другимъ лопнули оба буксира. Люди казались до того измученными, что сердце разрывалось снова будить ихъ, звать на работу. Ничего не подѣлаешь. Безъ конца опять продолжались эквилибристическія движения въ темнотѣ подъ напоромъ волнъ.

«Кронштадтъ» проявляетъ все большее нетерпѣніе и все меньшую предупредительность. Грозитъ даже насъ бросить, т. к. иначе у него не хватитъ угля дойти до Константинополя. На этотъ разъ мы рѣшили завести лишь одинъ буксиръ, но болѣе длинный, составленный изъ двухъ срощенныхъ прежнихъ буксировъ и якорной цѣпи. А то наши были слишкомъ коротки и миноносецъ на качкѣ, зарываясь носомъ, рвалъ ихъ всей своей тяжестью. На болѣе длинномъ, отвисающемъ на водѣ, качка не отражается.

Черезъ два часа работа еще не кончена. Нетерпѣливый «Кронштадтъ» уже семафоритъ, что насъ оставляетъ. Въ спѣшкѣ работа клеится еще хуже. Наконецъ тронулись дальше. Успокоились, завалились спать. Но ненадолго. Меньше, чѣмъ черезъ часъ якорная цѣпъ лопнула, и мы опять заболтались одни среди моря.

Погода все свѣжѣла, волны начинали заливать миноносецъ, средствъ для откачиванія у насъ не было. Въ каютъ-компаніи и кубрикахъ вода стояла уже по щиколодку, переливаясь съ одного борта на другой и плескаясь о встрѣчные предметы. Ее откачивали брандсбойтомъ и ведрами. Но это лишь еще больше утомляло выбившуюся изъ силъ команду.

***

Я спалъ послѣ вахты и заводки буксировъ. Проснувшись отъ необычайнаго шума и взглянувъ въ узкій иллюминаторъ, я не повѣрилъ глазамъ своимъ.

«Жаркій» качался у борта «Кронштадта», ярко освѣщенный его люстрами и прожекторомъ. Была начата перегрузка нашего имущества на транспорты. Оказалось, что «Кронштадтъ» успѣлъ снестись по радіо съ командующимъ флотомъ, доложилъ ему въ чрезмѣрно пессимистическомъ видѣ обстановку и просилъ разрѣшенія оставить «Жаркаго». Скоро пришелъ отвѣтъ: «„Жаркаго“ потопить, принявъ команду и цѣнные грузы».

— Хорошій будетъ намъ нагоняй отъ командира, — была моя первая мысль. — Единственный разъ онъ поручилъ намъ «Жаркаго» и мы его ни болѣе ни менѣе какъ утопили…

Съ «Кронштадта» уже прибыло нѣсколько десятковъ человѣкъ, которые и начали на лебедкѣ поднимать наши грузы. Пассажировъ съ большими усиліями подняли по штормъ-трапу. Дѣтей матросы снесли на рукахъ.

Бѣдная собачка г-жи И., вывезенная ею весной изъ большевицкой Россіи, упала въ воду и была раздавлена между бортами обоихъ кораблей. Эта участь грозила каждому оступившемуся на веревочномъ безконечно длинномъ трапѣ. Хотя «Жаркій» стоялъ съ подвѣтренной стороны, его ужасно качало и было мудрено попасть съ его мостика на болтавшійся въ воздухѣ трапъ.

Наконецъ, наступила и наша очередь, команды миноносца, покидавшей его послѣдней. Взявъ всѣ секретные документы, шифры, печати и иныя книги, я простился мысленно съ «Жаркимъ», на которомъ столько проплавалъ, и поплелся къ мостику. Высоко-высоко надо мной виднѣлась палуба «Кронштадта». Иногда набѣжавшая волна подкидывала насъ на полпути къ ней. Этимъ моментомъ надо было воспользоваться и ухватиться за штормъ-трапъ, послѣ чего миноносецъ опять летѣлъ внизъ, въ темную пучину, а человѣкъ оставался одинъ висѣть въ пространствѣ.

Потерявъ за послѣдніе дни много силъ, я осторожно поползъ вверхъ, придерживаясь одной рукой и стараясь не выронить свой цѣнный грузъ. Посмотрѣлъ вверхъ — конца нѣтъ пути, посмотрѣлъ внизъ — черная вода и на ней немилосердно выворачиваетъ маленькаго, скрывающагося въ волнахъ «Жаркаго». Стало жаль его, закружилась голова. Еще одно усиліе и осталось только перекинуться черезъ фальшбортъ «Кронштадта».

— Еще немного, тутъ свои, — раздался надо мной знакомый голосъ моего лицейскаго товарища Ш. и нѣсколько крѣпкихъ рукъ ухватились за меня.

Перегрузка кончилась благополучно. Но «Жаркаго» мы все-таки не покинули. Отвоевали на «Кронштадтѣ» длинный и хорошій тросъ и завели его на «Жаркаго». Совсѣмъ маленькій, онъ продолжаетъ одинъ, безъ команды прыгать на волнахъ, далеко за «Кронштадтомъ». Вся надежда теперь на Николая Угодника. Если оторвется — погибнетъ на вѣки. Непогода стала дѣйствительно стихать и волненіе улегаться. На высокой кормѣ «Кронштадта» мы ни на минуту не отрывали отъ «Жаркаго» своихъ глазъ. Слава Богу, онъ все идетъ, не отрывается.

***

«Кронштадтъ» представлялъ собой маленькій своеобразный городокъ, или еще скорѣе, муравейникъ. Вся верхняя палуба, особенно, когда погода исправилась, была полнымъ полна народомъ. За развѣшанными въ разныхъ направленіяхъ одѣялами, шинелями и полотенцами, за разставленными ящиками и сундуками, да и безъ нихъ, устроились отдѣльныя семьи или группы людей. Спали на чемъ попало, чаще всего на палубѣ. Чтобы куда-нибудь пройтись, или кого-нибудь разыскать, нужно было перейти черезъ безчисленное количество ногъ, преодолѣть немало препятствій и разспросить безконечное число лицъ. Во внутреннихъ помѣщеніяхъ, пожалуй, еще хуже. По трапамъ сновали праздные, выбитые изъ колеи люди, не могущіе найти себѣ ни покоя, ни мѣста. Всѣ громадныя мастерскія и трюмы сверху до низу были переполнены гнѣздящимися между самодѣльными перегородками людьми. Изъ какого-нибудь угла доносились звуки мелкой перебранки изъ-за чайника или захваченнаго лишняго квадратнаго дециметра палубы, казавшіеся, однако, въ этой обстановкѣ чрезвычайно существенными. Но большинство бѣженцевъ, которые были уже не новички въ подобныхъ обстоятельствахъ, дѣловито и умѣло устроившись, были вполнѣ довольны своей участью, спокойно и часто не безъ юмора переносили свое беззаботное положеніе.

Некоторыя дамы умудрились даже довольно уютно устроить свои углы, развѣсивъ на простыняхъ и одѣялахъ фотографическія карточки. Посѣщая другъ друга, дѣлились влечатлѣніями, опасеніями, тяжелыми думами. Чаепитіе у большинства занимало почти весь день. У камбуза, передъ раздачей пищи, у крановъ горячей воды и у другихъ мѣстъ стояли безконечныя очереди. Но это мало кого раздражало, а скорѣе наоборотъ нарушало однообразіе трюмной жизни. Съ разныхъ сторонъ, вполголоса, будто боялись нарушить чей-то покой, раздавались грустныя хоровыя пѣсни.

Ночь прошла спокойно, а съ утра на горизонтѣ стали темнѣть возвышенности, обрамляющія Босфоръ и столь хорошо извѣстныя нашему флоту въ теченіе всей войны. Берегъ все приближается, началъ ужъ обозначаться и Босфоръ. Къ нему вѣеромъ съ разныхъ сторонъ подползали наши невзрачные, разныхъ типовъ и величинъ корабли. Горы были голыя, красновато-желтыя, некрасивыя и очень мрачныя. Въ зимнюю пору нашъ крымскій берегъ, не говоря уже о кавказскомъ, куда пригляднѣе.

Въ полдень, наконецъ, мы стали втягиваться въ Босфоръ. На берегу, наблюдая за необычайной картиной приближенія такого страннаго флота, собрались толпы жителей, которые привѣтливо махали платками, фесками, флагами, полотенцами, а изъ оконъ иногда цѣлыми простынями. Несчастье, одинаково сурово обрушившееся на обѣ стороны, сблизило русскихъ и турокъ.

У Каваки «Кронштадтъ» сталъ на якорь. Это карантинъ. Осмотра никакого не было. Прибылъ врачъ. Ему сказали, что заболѣваній нѣтъ, повѣрилъ и уѣхалъ. Намъ разрѣшили двинуться дальше въ бухту Модъ, гдѣ собирался русскій флотъ, но приказали поднять желтый карантинный флагъ. Вѣроятно это была одна изъ мѣръ, принятыхъ, чтобы изолировать насъ отъ берега.

Скоро на шлюпкѣ къ намъ прибылъ ст.-лейт. М., но вопреки нашимъ ожиданіямъ, онъ никого не бранилъ. Мы снова перебрались на «Жаркаго» и стали срочно приводить въ порядокъ его поистинѣ ужасный видъ.

Сергѣй Терещенко.
Возрожденіе, №1990, 13 ноября 1930.

(Продолженіе слѣдуетъ).

Visits: 17