«Война перестала быть для современнаго міра тою время отъ времени обозначающейся откуда-то извнѣ угрозой, которой она бывала раньше. Страхъ войны сдѣлался совершенно неотвязной мыслью, сидящей внутри насъ самихъ и питающейся собственными соками, какъ всѣ подобнаго рода кошмары… Кажется иной разъ, будто наша эпоха живетъ предчувствіемъ, что уничтожить ее однажды дикій взрывъ насилія! Самый пацифизмъ нашего времени есть только форма и быть можетъ даже наиболѣе отчаянная форма этой нынѣшней всеобщей одержимости страхомъ войны».
Такія строки найдетъ читатель на первыхъ двухъ страницахъ новой книги, нѣсколько странно названной «Конецъ Приключеній», итальянскаго историка и политическаго мыслителя Гульельмо Ферреро. Авторъ — просвѣщенный гуманистъ, по симпатіямъ своимъ демократъ, республиканецъ. Точнѣе сказать, республиканскую форму, демократическій общественный строй считаетъ онъ благопріятнѣйшими въ условіяхъ современности для развитія или хотя бы только для поддержанія гуманистической цивилизаціи. Какъ далеки, однако, его очень широкіе взгляды на исторію и на современность отъ всяческой партійной узости, отъ шаблона либеральной доктрины, отъ азбучныхъ утвержденій обыкновенной радикальной «политграмоты»! Какое большое наслажденіе, артистическое наслажденіе даетъ самый рисунокъ его мысли — четкій и свободный, вмѣстѣ съ тѣмъ, и полный творческой свѣжести и новизны…
Восемнадцатый вѣкъ, эпоху просвѣщенныхъ монархій Гульельмо Ферреро считаетъ одной изъ высшихъ, счастливѣйшихъ и славнѣйшихъ эпохъ цивилизаціи.
Цивилизація этого вѣка была, по его словамъ, качественной цивилизаціей, въ отличіе отъ цивилизаціи количественной, сложившейся наиболѣе ясно во второй половинѣ девятнадцатаго вѣка и господствующей до сего дня. Не свидѣтельствуетъ ли о глубокомъ различіи двухъ эпохъ прежде всего ихъ отношеніе къ войнѣ и миру!
«Ограниченная численностью вооруженныхъ силъ и скромностью денежныхъ рессурсовъ, умѣряемая законами чести, война восемнадцатаго вѣка является своего рода лишь воинской игрой между вступившими въ споръ монархами. У этой игры есть свои опредѣленныя правила и всегда есть своя совершенно ясная цѣль, напримѣръ, выигрышъ территоріи, разрѣшеніе спора о наслѣдствѣ, завоеваніе трона, достиженіе выгодныхъ условій мира. Тотъ, кто проигрываетъ такую войну — честно платитъ. Но обѣ стороны не желаютъ ослѣпленія побѣдителей и доведенія до отчаянія побѣжденныхъ. Въ восемнадцатомъ вѣкѣ воюющія стороны умѣютъ остановиться во время. Къ войнѣ того времени не должны были примѣшиваться ни страсти народовъ, ни поиски какой-то абсолютной справедливости. Горе воюющимъ, которые берутся за оружіе, чтобы «постоять за правду»! Каждый изъ нихъ вѣдь будетъ убѣжденъ, что правда на его сторонѣ, и они будутъ драться до полнаго изнеможенія, и война не будетъ имѣть конца. Мудрость восемнадцатаго вѣка требовала, чтобы шедшій на войну допускалъ, что резоны его противника столь же для этого противника убѣдительны, какъ убѣдительны его собственные резоны для него самого».
Гульельмо Ферреро обозрѣваетъ книги теоретиковъ военнаго дѣла въ восемнадцатомъ вѣкѣ. И онъ приходить къ заключенію, что война восемнадцатаго вѣка, война являющаяся сложнымъ и труднымъ искусствомъ, война не только строго охраняющая жизнь и имущество мирнаго населенія, но дорожащая и каждой отдѣльной жизнью профессіональнаго солдата, однимъ словомъ, не нынѣшняя война кровопролитныхъ многодневныхъ битвъ, но прежняя война маршей и маневровъ — была «однимъ изъ послѣднихъ прекрасныхъ произведеній нашей старинной качественной цивилизаціи».
Французская революція опрокинула старый, построенный на качествѣ міръ. Она создала иную войну, или вѣрнѣе «спустила съ цѣпи войну», разорвавъ всѣ сдерживающіе навыки и понятія, всѣ узы обычая, закона, морали, чести, человѣколюбія. Возникла демократическая война конскрипціонныхъ армій, война на уничтоженіе противника. Практика ея была полностью найдена впервые Наполеономъ, формулы ея были открыты Клаузевицемъ на основаніи изученной имъ практики Наполеона. Это разрушительнѣйшее орудіе было передано въ качествѣ политическаго орудія въ руки Бисмарка. Отъ Бисмарка же прямая «эволюція» ведетъ къ 1914 году, къ той ужасающей формѣ войны, которая и до сего дня никакъ не можетъ окончиться настоящимъ миромъ и живетъ въ сердцахъ людей, какъ непрестанный удручающій страхъ, отравляющій существованіе отдѣльныхъ людей, обществъ, народовъ, государствъ.
Обозрѣвъ теоретиковъ войны восемнадцатаго вѣка, итальянскій авторъ останавливается и на одномъ теоретикѣ мира той эпохи, на нейшательскомъ уроженцѣ Де Ваттелѣ, бывшемъ дипломатомъ и министромъ курфюрста Саксонскаго и написавшемъ толстую и весьма читавшуюся въ свое время книгу о правѣ мира и правѣ войны. Подобно тому какъ теоретики войны восемнадцатаго вѣка стремились къ всевозможнымъ ея ограниченіямъ, Де Ваттель рекомендуетъ всевозможнѣйшія ограниченія мира. Миръ можетъ быть исключительно только сдѣлкой, добровольно принятой обѣими сторонами. Онъ долженъ быть заключенъ въ должный моментъ и такимъ образомъ, чтобы страна, проигравшая войну, охотно пошла на извѣстныя потери, предпочитая ихъ потерямъ худшимъ и большимъ, которыя послѣдовали бы за продолженіемъ войны. Миръ долженъ совершенно исключить изъ обихода переговоровъ идею возстановленія справедливости, ибо побѣжденная сторона все равно никогда не можетъ быть приведена къ искреннему сознанію своей неправоты.
Изъ переговоровъ о мирѣ долженъ быть исключенъ вопросъ объ отвѣтственности за войну и о наказаніи виновниковъ войны. Если условія эти не будутъ соблюдены, то миръ окажется только временнымъ перемиріемъ, подготовляющимъ и обѣщающимъ новую войну… Въ свѣтѣ этой гуманной мудрости восемнадцатаго вѣка, какими варварскими кажутся войны нашего времени и попытки нашихъ мирныхъ переговоровъ!
Отъ примѣровъ исторіи итальянскій писатель переходитъ къ современности. Что же, собственно, ожидаетъ насъ? Неужели новая чудовищная война, во много разъ болѣе страшная, чѣмъ прошлая, въ концѣ концовъ разразится надъ Европой? Неужели увидитъ человѣчество не только войну, направленную къ уничтоженію арміи и истощенію мирнаго населенія, какъ прошлая война, но и войну прямо стремя щуюся къ уничтоженію значительной части мирнаго населенія, въ частности къ уничтоженію всего населенія большихъ городовъ?
Гульельмо Ферраро мало вѣрить въ плодотворность Лиги Націй. Обращаясь къ урокамъ исторіи, онъ видитъ въ сравнительно недавнемъ европейскомъ прошломъ только одну длительную мирную полосу, отъ 1815 года до 1848. Этотъ мирный промежутокъ былъ созданъ столько разъ осмѣивавшимся Священнымъ Союзомъ трехъ императоровъ. Демократъ и республиканецъ, Гульельмо Ферреро имѣетъ мужество это сказать. Не обязана ли этому мирному промежутку Европа девятнадцатаго вѣка въ сущности всѣмъ — процвѣтаніемъ искусствъ и наукъ, быстрымъ ростомъ экономическаго благосостоянія, зрѣлымъ развитіемъ политическихъ учрежденій! Европейскій миръ былъ обезпеченъ такимъ образомъ военнымъ союзомъ трехъ имперій. Другихъ обезпеченій мира не знаетъ пока исторія. Естественно поэтому, что мысль о новомъ союзѣ, какъ объ единственномъ обезпеченіи мира и въ наше время, приходить въ голову итальянскому писателю. Практическое рѣшеніе вопроса, во его мнѣнію, бытъ можетъ гораздо проще, чѣмъ это кажется. Быть можетъ его недостатокъ въ томъ, что оно кажется слишкомъ простымъ. Гульельмо Ферреро предвидитъ, что война въ Европѣ сдѣлалась бы невозможна при условіи заключенія союза и соглашенія противъ войны между четырьмя великими державами — Англіей, Германіей, Франціей и Соединенными Штатами.
На пути къ подобному союзу сейчасъ много препятствій! Ихъ можетъ бытъ сейчасъ даже больше, чѣмъ нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ, когда итальянскій мыслитель писалъ свою книгу. Германія нынѣшняго дня съ трудомъ представляется вошедшей въ систему подобнаго мирнаго союза. Но если практическія возможности ограничили бы подобный союзъ даже лишь тремя великими державами, Франціей. Англіей и Соединенными Штатами — не сдѣлало ли бы существованіе подобнаго тройственнаго союза войну невозможной, ибо въ рукахъ его сосредоточился бы значительный перевѣсъ вооруженныхъ и матеріальныхъ рессурсовъ надъ всѣми другими возможными коалиціями? Идея итальянскаго писателя, такимъ образомъ, если она и покажется кому-либо слишкомъ проста, хороша тѣмъ, что имѣетъ она несомнѣнную практическую силу. За осуществленіе ея можно бороться, этому осуществленію надо содѣйствовать. И прежде всего потому, что никакого другого осуществимаго выхода не видно и что эта «практика» является, быть можетъ, единственной сейчасъ гарантіей противъ грозящей всѣмъ намъ иной, страшной практики…
«То чудовищное, что грозитъ нашей цивилизаціи — это гиперболическая, механическая война, не имѣющая ни ясныхъ причинъ, ни сколько-нибудь ясно очерченныхъ или чѣмъ-либо ограниченныхъ цѣлей, война, не имѣющая никого другого конца, кромѣ разрушительной революціи въ странѣ болѣе слабаго противника… Примѣръ нынѣшней Россіи показываетъ всему міру, во что можетъ превратиться западная цивилизація, если не найдетъ она въ себѣ силъ справиться такъ или иначе съ этой проблемой…
«Въ концѣ концовъ, кто мы такіе? Хозяева ли мы нашей собственной участи? Язычники мы или христіане? Цивилизованные люди или варвары? Господа положенія или его рабы? Мы не знаемъ ничего этого! Все сплошной туманъ, сплошная путаница въ нашихъ душахъ. И предстоитъ ли намъ все же избѣжно пройти сквозь новое средневѣковье, созданное сорвавшимися съ цѣпей дикими механическими силами, которыя мы вызвали къ жизни, но которыми мы не можемъ болѣе управлять? То будетъ, однако, увы, лишь средневѣковье, начиненное однимъ нитроглицериномъ — средневѣковье безъ Джотто, безъ Данте и безъ Христа».
Павелъ Муратов.
Возрожденіе, № 2434, 31 января 1932.
Visits: 21