Павелъ Муратовъ. Каждый День. 26 марта 1931. Политграмота

Встрѣчаю моего пріятеля. «Читали?» — говоритъ онъ. — «Оказывается, типическій П. М., по выраженію „Послѣднихъ Новостей“, виноватъ въ томъ, что такіе замѣчательные сыны русскаго отечества, какъ Александровъ, терпятъ нынѣ невзгоды изгнанія»… — «Ну, это», — пошутилъ я, — «еще не столь большая вина. Реституція (излюбленное словечко „Послѣднихъ Новостей“) той роли, какую играли прежде въ русской интеллигенціи, въ силу непроходимой ея наивности, журналисты подобнаго рода, меня не особенно прельщаетъ». — «Но вы вѣдь будете спорить по поводу Ганди и хитлеровскихъ звѣрствъ?» — «Не собираюсь, занятіе безполезное»…

***

«Да, занятіе безполезное. Какой тутъ вообще можетъ быть споръ, если говорится, что П. М. ничего не знаетъ въ тѣхъ политическихъ вопросахъ, о которыхъ онъ пишетъ, и если сужденіе это высказывается отъ имени г. Александрова, устанавливая очевидно тѣмъ самымъ, что г. Александровъ въ этихъ вопросахъ все знаетъ. И въ концѣ концовъ, если хотите, это такъ: онъ дѣйствительно знаетъ все то по этому поводу, что можетъ узнать, то есть все то, что можетъ вмѣстить его умственное пространство. Помѣстить туда что либо иное немыслимо просто непросто за недостаткомъ мѣста! Возражать же что либо противъ той политграмоты, которой заполнено это мѣсто — безполезно. Тутъ все заранѣе разъ навсегда извѣстно. Если, напримѣръ, революція, то, значитъ, это хорошо. Соглашеніе съ Ганди означаетъ признаніе англичанами индійской революціи. Значитъ, П. М. долженъ тутъ непремѣнно сказать — увы, а г. Александровъ обязанъ тутъ непремѣнно крикнуть — ура. Убійство хитлеровцами коммуниста колеблетъ государственный порядокъ. Избіеніе полиціей сына Вильгельма ІІ весьма укрѣпляетъ государственный порядокъ.

Если случится убійство хитлеровца, то это — законная народная месть. Фашистская милиція — это солдатчина и торжество грубой силы. Точно такая же милиція соціалъ-демократическая есть дивная и доблестная организація. Такіе примѣры можно продолжить до безконечности»…

***

«И не подумайте», — добавилъ я, – «что я иронизирую на тему о логической непослѣдовательности. Какая ужъ тутъ логика, логика тутъ не при чемъ». Политграмота эта есть только нѣкоторая заученная фразеологія, потребная для облеченія въ газетныя слова симпатій и антипатій, которыя чувствуются кожей, а не постигаются умомъ, какъ это напрасно (и можетъ быть искренно) воображаетъ г. Александровъ. И тутъ ужъ ничего не подѣлаешь. Тутъ всякія мысли и слова безполезны”.

«Ну, я удивляюсь вашему спокойствію», отозвался мой пріятель. — «Меня эти господа все-таки иногда раздражаютъ своей самоувѣренностью. Время отъ времени ихъ не мѣшаетъ газетно посѣчь». — «Вотъ ужъ этого я не сдѣлаю», — отвѣтилъ я. — «Какъ знать, еще доставишь, пожалуй, такимъ образомъ кому-нибудь своеобразное удовольствіе! А это, право, не входитъ въ мои намѣренія».

Павелъ Муратовъ.
Возрожденіе, № 2123, 26 марта 1931.

Visits: 19