«Люди, подобные Шахматову»… Сам Шахматов потом говорил Н. К. Кульману: «А знаете, в том, что происходит, отчасти и мы виноваты. Заседание, в котором мы приняли новую орфографию, было по настроению большевицким. Вы были правы, назвавши циркуляр Мануйлова приказом № 1. Мы тоже разрушители».

И что касается Мануйлова — не наступи советское затмение, его циркуляр был бы отброшен самим ходом жизни. Его никто бы не стал исполнять. В лучшем случае, на «мануйловку» перешла бы пара большевицких или эсеровских изданий.

О новой орфографіи. Письмо въ редакцію

Глубокоуважаемый Петръ Бернгардовичъ,

Въ «Послѣднихъ Новостяхъ» напеча­тано открытое письмо ко мнѣ г. Гофма­на по поводу такъ называемой новой ор­фографіи. Я въ одной изъ своихъ по­слѣднихъ статей сказалъ, что не могу принять эту орфографію «уже хотя бы потому, что по ней написано все самое злое, низкое и лживое, что только было написано на землѣ» и въ совершенно естественной горячности обозвалъ ее «заборной, объявленной невѣждой и ха­момъ», и тѣмъ далъ поводъ г. Гофману къ престранному умозаключенію: онъ вообразилъ, что я оскорбилъ ученыхъ, работавшихъ во главѣ съ покойнымъ А. А. Шахматовымъ надъ русской орфо­графіей при Академіи Наукъ!

— «Позвольте увѣрить васъ, говоритъ онъ въ своемъ письмѣ ко мнѣ, что но желаніе поддѣть Васъ руководить мною, а глубокая обида за память людей, по­добныхъ Шахматову, которую Вы нанес ли сами того, конечно, не желая».

Такъ вотъ позвольте и мнѣ увѣрить читателей, которыхъ г. Гофманъ вво­дитъ въ заблужденіе, можетъ быть, и впрямь, не имѣя намѣренія «поддѣть» меня, а единственно въ силу своей из­лишней обидчивости: «люди, подобные Шахматову» приплетены г. Гофманомъ совсѣмъ ни къ чему, я Шахматова и людей, подобныхъ ему, почитаю не мень­ше его. Да не совсѣмъ разумны и про­чія его обиды и соображенія.

Онъ дивится, что я названъ орфогра­фію, истинно «хамски» навязанную Рос­сіи большевиками, заборной. Но какъ же она не заборная, когда именно заборъ и въ точномъ и переносномъ смыслѣ это­го слова такъ долго служилъ ей?

Онъ говоритъ, что новая орфографія явилась «результатомъ» ученыхъ ра­ботъ при Академіи. Но какъ же она мог­ла явиться «результатомъ», когда рабо­ты эти не были закончены къ началу ре­волюціи?

Оиъ указываетъ мнѣ на то, что она была объявлена не большевиками, а Мануй­ловымъ. Но это тоже не имѣетъ отноше­нія къ дѣлу. Всегда очень сожалѣлъ и продолжаю сожалѣть, что Мануйловъ такъ поспѣшилъ въ своемъ революціон­номъ усердіи на счетъ вопроса, который былъ еше далеко не рѣшенъ и остается спорнымъ и до нынѣ (даже и для боль­шихъ ученыхъ въ этой области) но дѣ­ло-то, повторяю, совсѣмъ въ другомъ; въ томъ, что все таки именно «невѣжда и хамъ», то есть большевикъ, приказалъ подъ страхомъ смертной казни употреб­лять только эту орфографію.

Ив. Бунинъ,
Возрожденіе, №522, 6 ноября 1926

Visits: 53