Неутомимый изслѣдователь исторіи великой русской смуты нашихъ дней, С. П. Мельгуновъ, выпустилъ два дальнѣйшихъ тома своей исторіи бѣлаго движенія на Востокѣ. *) Томы эти, озаглавленные «Въ преддверіи диктатуры» и «Конституціонная диктатура», охватываютъ періодъ времени съ сентября 1918 года по лѣто 1919 года, ознаменованное безславнымъ «правленіемъ» уфимской директоріи, переворотомъ 18 ноября, первыми успѣхами новаго режима и переломомъ счастья, предрѣшившимъ катастрофу.

Нѣкоторыя главы этихъ томовъ уже извѣстны читателямъ «Возрожденія», въ особенности интереснѣйшая по сопоставленію множества версій глава о самомъ переворотѣ. Кстати сказать, предварительное напечатаніе этихъ главъ въ газетѣ послужило на пользу исторіи: откликнулось нѣсколько лицъ, давшихъ автору дополнительныя свѣдѣнія, коими онъ не преминулъ воспользоваться при окончательномъ редактированіи своего труда.

Работать надъ исторіей адм. Колчака лицу, принадлежащему къ демократическому лагерю, нелегко. Ибо въ станѣ россійской «демократіи» на этотъ счетъ прочно сложился догматъ. Колчакъ — представитель злѣйшей реакціи, своимъ переворотомъ погубившій дѣло возрожденія демократической Россіи, начатое самарскимъ «Комучемъ» и рожденной въ Уфѣ директоріей. Отсюда — трафаретная въ этихъ кругахъ характеристика Колчака, какъ честолюбца и властолюбца, реакціонера въ душѣ, только по принужденію говорившаго либеральныя слова, но своими дѣлами проявившаго свою «черную» душу, утопившаго въ крови выступленія сибирскихъ свободолюбцевъ, но затѣмъ самого павшаго жертвой невозможнаго режима.

Авторъ принадлежитъ, однако, къ числу мужественныхъ людей, которые не боятся правды. Онъ погрузился въ факты и вынесъ изъ нихъ убѣжденіе, что «демократическій» догматъ о Колчакѣ — абсолютно ложенъ. Онъ безъ обиняковъ сказалъ это въ І томѣ своего труда, за что получилъ строгій репримандъ отъ блюстителя догмата М. В. Вишняка.

С. П. Мельгуновъ не испугался, и второй и третій томы продолжаетъ въ духѣ перваго. Въ предисловіи къ ІІІ тому онъ выражаетъ пожеланіе, чтобы тѣ, кто будетъ критиковать его книгу, свои «возраженія основывали на фактахъ, и фактамъ, имъ приводимымъ, противопоставляли другіе», иными словами, чтобы они дѣйствовали не такъ, какъ г. Вишнякъ, который «пытается аннулировать значеніе приводимыхъ С. П. Мельгуновымъ фактовъ, голословно ихъ отрицая». Пожеланіе С. П. Мельгунова, конечно, не будетъ услышано. Люди, ходящіе въ партійныхъ шорахъ, не снизойдутъ до его просьбы. Догматъ неприкосновененъ, а факты… это вѣдь такіе пустяки!

Какова же основная концепція С. П. Мельгунова? Она, пожалуй, лучше всего сконденсирована въ той характеристикѣ «диктатора», съ которой начинается третій томъ. Авторъ нѣсколько разъ подчеркиваетъ, что психологія адмирала А. В. Колчака ему совершенно чужда. Но это не мѣшаетъ ему дать исполненный горячей симпатіи портретъ того, на кого въ концѣ 1918-го года и въ началѣ 1919 года далеко не только въ одной Сибири возлагались такія надежды.

«Идеалистъ», «мечтатель объ общемъ благѣ», «человѣкъ, одной наружностью внушающій довѣріе», «рыцарь подвига», быстро гнѣвающійся, но готовый съ чрезвычайной легкостью признавать свою неправоту, поклонникъ войны, какъ великаго очищенія, но врагъ насилія и произвола, не политикъ, но по общему складу личности отнюдь не реакціонеръ, совершенно искренно стремившійся въ минуту конечной побѣды передать власть «національному собранію», но отчетливо понимавшій, что во время войны власть не можетъ быть въ рукахъ народа, — таковъ адм. А. В. Колчакъ въ изображеніи нашего автора. «Для Колчака диктатура во всякомъ случаѣ не была чѣмъ-то самодовлѣющимъ. Онъ не держался за власть изъ-за личныхъ побужденій». Онъ не былъ самодержцемъ, «не стремился дѣлать все самъ», что въ трогательномъ единодушіи приписываютъ ему П. Н. Милюковъ и большевицкій прокуроръ Гойхбаргъ.

Какъ непохожа эта фигура на того «мрачнаго реакціонера», какимъ изображаютъ А. В. Колчака «правовѣрные демократы»! А, между тѣмъ, С. П. Мельгуновъ не только рисуетъ общій обликъ покойнаго Верховнаго Правителя, но убѣдительно подтверждаетъ его на всемъ пространствѣ своего труда.

Были, конечно, и при Колчакѣ административный произволъ, насилія, жестокія репрессіи. Но, во-первыхъ, многое, очень многое дѣлалось вопреки волѣ «диктатора», который часто бывалъ безсиленъ, но, когда могъ, выступалъ умѣряюще. А, во-вторыхъ, возможна ли гражданская война безъ извѣстныхъ эксцессовъ? Какъ будто нѣтъ, вытекаетъ изъ труда С. Мельгунова, въ особенности изъ сказаннаго имъ въ первомъ томѣ о дѣятельности Комуча, также не обошедшагося безъ того, что на «демократическомъ» жаргонѣ принято называть «мракобѣсіемъ заскорузлыхъ реакціонеровъ». Исторія нашего времени показываетъ вѣдь, что извѣстная доля несвободы необходимо связана съ осуществленіемъ всякой власти, въ чьихъ рукахъ бы она ни была, въ особенности, если эту власть приходится защищать съ оружіемъ въ рукахъ. Нелогично было бы одни и тѣ же способы самозащиты власти «допускать» или «не допускать» въ зависимости отъ того, кѣмъ они примѣняются. Стоитъ ли, впрочемъ, говорить о логикѣ, когда имѣешь дѣло съ людьми въ «партійныхъ шорахъ»?

Возвращаюсь къ основному тезису С. П. Мельгунова. Онъ подробно просматриваетъ внутреннюю политику адм. А. В. Колчака и приходить къ тому результату, что эта политика была максимумомъ либерализма, допускавшагося условіями времени. Печать имѣла возможность даже рѣзко критиковать правительство, и репрессіямъ подвергались лишь явные эксцессы. Законъ 2 февраля 1919 года о выборахъ въ городскіе самоуправленія былъ прямо либераленъ. Отсрочка дѣятельности земскихъ учрежденій была вызвана тѣмъ, что «земства 1917 года имѣли мало общаго съ подлиннымъ земскимъ самоуправленіемъ», а были «скорѣе политической школой, въ значительной степени партійной». Земельная декларація 8 апрѣля 1919 года была «во много разъ демократичнѣе того, что предлагалось на югѣ партіей к.-д. во главѣ съ самимъ Милюковымъ». Сибирскую общественность, которую «подчасъ невысоко приходится расцѣнивать», верховный правитель отнюдь не игнорировалъ.

Чего же не хватило адмиралу Колчаку, чтобы побѣдить? Трехъ вещей, вытекаетъ изъ труда С. П. Мельгунова: власти, способныхъ помощниковъ и единодушія въ общественности.

Диктатору не хватило власти! Какъ будто парадоксъ! Но это несомнѣнно такъ. Адм. Колчакъ появился не въ пустомъ пространствѣ, а въ средѣ, въ которой дѣйствовали силы, съ коими нельзя было не считаться. Чехословацкія войска не были ему подчинены, а ихъ способъ охранять Сибирскую ж. д. игнорируя потребности русской власти, былъ таковъ, что передъ верховнымъ правителемъ подчасъ вставалъ вопросъ — не эвакуировать ли ихъ на Дальній Востокъ. Но, главное, были атаманы, не только атаманъ Семеновъ въ Забайкальѣ, но рядъ мелкихъ атамановъ вплоть до самаго центра — Омска. Противъ этихъ атамановъ адм. Колчакъ не могъ рѣшительно выступить: для этого у него не было достаточно надежной военной силы. А цѣлый рядъ печальныхъ фактовъ, (въ особенности декабрьскія убійства въ Омскѣ, сразу омрачившія настроеніе), были дѣломъ рукъ «атамановъ». Атаманы же безчинствовали подчасъ въ деревнѣ, тѣмъ вызывая возстанія въ тылу, оказавшіяся для адмирала Колчака столь же роковыми, какъ для генерала Деникина.

Не было, далѣе, у адм. Колчака достаточно способныхъ помощниковъ. Сама Сибирь не выдвинула яркихъ фигуръ, а тѣ бюрократы, общественные дѣятели и даже военные, которые волею судебъ попали въ Сибирь, были, почти безъ исключенія, фигуры даже не второстепенныя. «Какъ члены національнаго правительства въ Москвѣ, эти люди были бы совершенно непріемлемы», — пишетъ одинъ вдумчивый англійскій наблюдатель.

И, наконецъ, адмиралъ Колчакъ не только не встрѣтилъ въ общественности единодушной поддержки, но, наоборотъ, съ самаго начала сталъ одіозной фигурой для наиболѣе вліятельной по мѣстнымъ условіямъ организаціи с.-р. Впрочемъ, эта организація противодѣйствовала не только адмиралу Колчаку, вмѣстѣ съ большевиками руководя крестьянскими возстаніями, но, какъ могла, саботировала предшествовавшую Колчаку директорію, и это несмотря на то, что была въ ней сильно представлена. За подробное развитіе этого тезиса во второмъ томѣ С. П. Мельгунову, конечно, придется претерпѣть много непріятностей со стороны лицъ, и нынѣ вѣрящихъ въ непогрѣшимость эсеровскаго руководства. Интересно будетъ узнать, какъ они будутъ интерпретировать такіе факты, какъ рѣшеніе съѣзда Учредительнаго Собранія образовать «свои» воинскія части, или сохраненіе въ районѣ Уфы власти «совѣта управляющихъ вѣдомствами», подчиненнаго не директоріи, а съѣзду, или резолюцію ЦК партіи отъ 11 октября 1918 года, пытавшаяся «аннулировать вредъ, нанесенный демократіи уфимскимъ совѣщаніемъ». Или будутъ попрежнему начисто отрицать?

Подробное, кажется, слишкомъ даже подробное, изложеніе въ книгѣ работы «общественности» производитъ тягостное впечатлѣніе. Нѣтъ вѣдь никакихъ сомнѣній въ томъ, что эта общественность, почти сплошь партійная или подпартійная, рѣшительно никого собой не представляла. Если относительно лѣта и осени 1917 года можно съ извѣстными оговорками защищать тезисъ о созвучности народныхъ настроеній пропагандѣ с.-p., то очень скоро отъ этой созвучности ничего не осталось. Не то, чтобы измѣнились политическія настроенія народа. Нѣтъ, онъ скорѣе всего просто отошелъ отъ политики, вернулся къ тому состоянію погруженности въ бытовую злобу дня, изъ котораго его вообще не такъ-то легко вывести. Какъ убѣдительно показываетъ С. П. Мельгуновъ въ концѣ второго тома, подлинный народъ около времени переворота былъ уже ко всему равнодушенъ. «Не было въ населеніи ни подлиннаго увлеченія автономной Сибирью, ни достаточной ненависти къ большевизму, ни влеченія къ отвлеченному принципу народовластія. Не прельщало знамя учредительнаго собранія, не было достаточно популярно имя Колчака, и уже совсѣмъ мало интересовала директорія».

Но партійный аппаратъ остался и продолжалъ жить собственной жизнью. Безсильный что-либо творить, онъ могъ только способствовать разрушенію. И эту свою потенцію аппаратъ использовалъ въ полной мѣрѣ, пока не пришелъ къ выводу, что борьба на два фронта ему непосильна и не повернулся поэтому лицомъ… къ большевикамъ…

Исторія дѣятельности партіи с.-р. въ эпоху гражданской войны — одна изъ позорнѣйшихъ страницъ русской исторіи. Эту исторію долженъ знать всякій политически мыслящій человѣкъ, чтобы быть во всеоружіи противъ всякой попытки реставраціи «эсеровщины» Ему слѣдуетъ поэтому нынѣ же прочесть вышедшіе томы труда С. П. Мельгунова и съ интересомъ ожидать выхода послѣдняго, въ которомъ будетъ показано, какъ завершилась трагедія не только адмирала Колчака, но и національной Россіи въ ея сибирскомъ проявленіи.

*) С. П. Мельгуновъ. Трагедія адмирала Колчака. Ч. ІІ и ІІІ. Бѣлградъ. 1930. — О І части въ «Возрожденіи» въ свое время было напечатанъ фельетонъ П. Я. Рысса.

Н. С. Тимашевъ.
Возрожденіе, № 2012, 5 декабря 1930.

Visits: 26