Извѣстія, доходящія до насъ за послѣдніе дни, ясно свидѣтельствуютъ о томъ психическомъ состояніи, въ какомъ пребываетъ сейчасъ неограниченный властитель Россіи. Это — страхъ, ни на минуту его не покидающій, доходящій до навязчивой идеи. Сталину есть чего бояться: объ этомъ свидѣтельствуетъ послѣдній заговоръ среди высокопоставленныхъ коммунистовъ и красныхъ командировъ. Но Сталинъ боится и того, чего на самомъ дѣлѣ нѣтъ. Онъ приказываетъ своимъ клевретамъ придумывать обвиненья противъ тысячи ни въ чемъ неповиныхъ лицъ и затѣмъ самъ начинаетъ бояться созданныхъ по его предписанію призраковъ. Не символично ли, что въ новѣйшемъ измышленіи Крыленка однимъ изъ главныхъ дѣйствующихъ лицъ оказывается мертвый (П. П. Рябушинскій)?

Итакъ, Сталинъ боится, Сталинъ трепещетъ. Что же? Это такъ естественно. Трепещетъ всякій узурпаторъ, не сумѣвшій привлечь къ себѣ народную любовь и тѣмъ создать для своей власти прочную основу. Любви народной Сталинъ, конечно, не заслужилъ: ея не заслуживаютъ безсудными казнями, попытками насильственно сломать вѣками сложившійся хозяйственный укладъ, возобновленіемъ нероновскихъ гоненій противъ вѣры!

Но все же: почему боится Сталинъ? Вѣдь попрежнему у него въ рукахъ аппаратъ ГПУ, попрежнему, какъ показываетъ недавній партійной съѣздъ, господствуетъ онъ въ партійномъ аппаратѣ, продолжающемъ послушно выбрасывать наверхъ тѣхъ, кто сейчасъ угоденъ «красному вождю», и немедленно низвергать всѣхъ, кто перестаетъ ему нравиться. И развѣ не утѣшительны для него цифры партійной прослойки въ красной арміи, нынѣ на одну треть укомплектованной коммунистами?

Чтобы понять источникъ его страха, нужно точнѣе представить себѣ, на чемъ именно держится его власть. Послѣ статей Б. Г. Бажанова, два года тому назадъ напечатанныхъ въ «Возрожденіи», никому въ эмиграціи болѣе не тайна, что власть Сталина носитъ своеобразную форму секретародержавія. Сталинъ господствуетъ надъ любой партійной организаціей потому, что его людьми замѣщены всѣ секретарскіе посты, а каждая партійная организація построена такъ, что она цѣликомъ находится въ рукахъ секретарей. О каждомъ неблагополучіи въ партійномъ низу соотвѣтствующій секретарь доноситъ по партійному начальству, и отступникъ немедленно низвергается во прахъ.

Въ свою очередь, партійный аппаратъ держитъ въ своихъ рукахъ всѣ остальные аппараты — совѣтскій, профсоюзный, кооперативный и т. д. Во всѣхъ — высшіе посты замѣщены коммунистами, и коммунистическое большинство дано во всѣхъ коллегіальныхъ органахъ, которымъ, по конституціямъ, декретамъ, уставамъ и положеніямъ, надлежало бы первенствовать. И, наконецъ, эти наполненные коммунистами аппараты непосредственно начальствуютъ надъ населеніемъ, которому, по конституціи, принадлежитъ первенствующая роль.

Итакъ аппаратъ власти построенъ по такой схемѣ, что меньшинство, иногда сводящееся къ одному человѣку, начальствуетъ надъ значительной группой людей. А эта группа, подчиненная своему меньшинству, въ свою очередь оказывается меньшинствомъ въ средѣ гораздо болѣе обширной массы, которой она, подъ руководствомъ свыше, правитъ. Повторенная нѣсколько разъ, схема приводитъ отъ одного человѣка — Сталина, къ стопятидесятимилліонному народу. Одинъ наверху правитъ, 150 милл. внизу повинуются, а между ними — сложная система рычаговъ, изъ которыхъ большіе, болѣе близкіе къ верху, пускаютъ въ ходъ десятки, а то и больше, меньшихъ и болѣе близкихъ къ массѣ рычажковъ.

Собственно говоря, въ этомъ нѣтъ ничего особеннаго. Всякая «властная организація, въ сущности, строится по тому же типу. Всюду меньшинство управляетъ большинствомъ, и всюду все разрастающимися концентрическими кольцами располагаются менѣе причастные къ власти элементы вокругъ болѣе близкихъ къ ней.

И однако же, по отношенію къ сталинскому секретародержавію возникаетъ вопросъ, который не ставится относительно другихъ властныхъ организацій. Вѣдь обычно власть опирается или на народное довѣріе, иными словами, на внутреннее желаніе массы быть управляемой данной властью, или, по крайней мѣрѣ, на «законное основанье», создающее привычку повиноваться, не спрашивая себя, нужно ли повиноваться и зачѣмъ повиноваться… Но ничего подобнаго нѣтъ въ сталинской деспотіи, и это приводитъ къ недоумѣннымъ вопросамъ: какъ объяснить, что одинъ, Сталинъ, до сихъ поръ неизмѣнно побѣждалъ многихъ, противъ него возстававшихъ? Ужъ нѣтъ ли какой то таинственной силы, стоящей за Сталинымъ и дающей ему легкую побѣду надъ врагами?

Въ обращеніи къ такой гипотезѣ нѣтъ однако, надобности, если нѣсколько уяснить себѣ природу власти. Въ своемъ простѣйшемъ видѣ власть выступаетъ, какъ простое сочетаніе «властвующій — подвластный». Такое сочетаніе непрочно. Въ большинствѣ случаевъ стоитъ подвластному захотѣть, и сочетаніе распалось.

Но, какъ показали блестящія изслѣдованія Зиммеля и С. Франка, все мѣняется при переходѣ отъ сочетанія двухъ къ сочетанію трехъ или большаго числа. Тогда каждый изъ подвластныхъ имѣетъ передъ собою не только властвующаго, но и связь его съ третьимъ и дальнѣйшимъ. Онъ сознаетъ тогда, что не можетъ единоличнымъ рѣшеніемъ разрушить связь, ибо имѣетъ противъ себя большинство, руководимое властвующимъ.

Конечно, если бы всѣ подвластные поднялись одновременно, то большинство было бы на ихъ сторонѣ, и они свергли бы власть, которой больше не хотятъ. Но для этого нужно одновременно подняться, а такую одновременность легко предупредить, провоцируя однихъ на преждевременное выступленіе, а другихъ задерживая угрозами или обѣщаніями.

Такова психологія поддержанія сложившейся власти (другое дѣло, какъ она складывается).

На почвѣ этой психологіи оказывается, что въ соціальной жизни законъ инерціи не менѣе дѣйствененъ, чѣмъ въ мірѣ физическомъ. Въ извѣстные періоды, когда народная стихія приходитъ въ расплавленное состояніе, когда нарушается «порядокъ», когда рушится до тѣхъ поръ державшаяся, часто только по инерціи, власть, — чисто фактическимъ путемъ складываются властныя отношенія. Но силы, въ такой періодъ затраченныя, продолжаютъ дѣйствовать и долго послѣ его окончанія, а именно до тѣхъ поръ, пока не произойдетъ новый порывъ, вновь нарушающій порядокъ, или пока самъ «порядокъ» не переустроитъ себя.

Только по принятіи во вниманіе этихъ общихъ соображеній становится окончательно понятной «механика» сталинскаго единодержавія. Власть Сталина нельзя понять въ качествѣ равнодѣйствующей силъ, сегодня кѣмъ-либо развиваемыхъ. Она покоится на энергіи, затраченной не имъ, еще въ концѣ 17-го года.

Тогда формально къ власти были призваны совѣты, но они пришли къ власти, насыщенные коммунистами. И эти коммунисты использовали порывъ первыхъ дней, чтобы закрѣпить свое положеніе, чтобы предупредить всякую возможность вытѣснить ихъ съ занятыхъ ими мѣстъ. Если бы сейчасъ заново пустить въ ходъ совѣтскую машину, притомъ освободивъ ее отъ коммунистическаго пресса, то коммунисты оказались бы изъ нея немедленно выброшенными. Но коммунисты и не думаютъ о «пускѣ заново», а продолжаютъ пользоваться «октябрьскимъ» пускомъ, который сразу поставилъ ихъ на выигрышныя мѣста.

То же самое происходитъ внутри партіи. Партія пришла къ власти, насыщенная авторитетомъ Ленина, и еще при его жизни и пользуясь его именемъ, его будущій преемникъ подготовилъ себЬ наслѣдованіе и занялъ рѣшающіе посты вѣрными людьми, дѣлающими «аппаратный переворотъ» почти невозможнымъ. Если бы пустить партійную машину заново, то Сталинъ, по всѣмъ вѣроятіямъ, полетѣлъ бы кувыркомъ. Но онъ и не думаетъ пускать ее заново, а удовлетворяется разъ даннымъ ей ходомъ, который все вновь и вновь выноситъ его наверхъ.

Сталинское секретародержавіе непонятно, прямо немыслимо, если разсматривать его статически. Но оно дѣлается вполнѣ понятно, если взглянуть на него динамически, въ аспектѣ пущенной въ ходъ машины, при условіи занятія всѣхъ командующихъ постовъ нужными людьми.

Длителенъ иногда бываетъ ходъ заведенной машины, но все же когда-то наступаетъ ему конецъ. Такъ и въ соціальной жизни: инерція переворота когда-то исчерпывается, оказывается уравновѣшенной понемногу накопляющимся треніемъ. И вотъ многое говоритъ за то, что такой моментъ приближается въ ходу сталинской машины. Сталину все чаще приходится мѣнять своихъ министровъ, губернаторовъ и командующихъ войсками, ибо длительное оставленіе ихъ на постахъ грозитъ, какъ онъ видитъ, завязываніемъ связей, могущихъ въ дальнѣйшемъ стать опасными самому красному вождю. Но все чаще мѣняя ссвоихъ ставленниковъ, Сталинъ расшатываетъ свой аппаратъ, усиливаетъ треніе и тѣмъ приближаетъ минуту, когда инерція исчерпается. А живетъ онъ вѣдь только инерціей!

И эта возможность исчерпанія Сталину тѣмъ страшнѣе, что вся его власть имѣетъ дѣйствительно только одну единственную основу — секретародержавіе. Говорятъ о ГПУ, о красной арміи… Но какъ держитъ ихъ въ рукахъ Сталинъ? Опять-таки по «партійной линіи», комитетами и секретарями. Перетрется бичева секретародержавія, и въ тотъ же моментъ лопнетъ подчиненіе ему ГПУ и красныхъ войскъ. Нѣтъ сомнѣній, что въ случаѣ удачнаго переворота, эти «силы» стали бы съ безразличіемъ созерцать, какъ бывшій россійскій единодержецъ слѣдуетъ на далекую окраину для занятія поста завѣдующаго виннымъ складомъ или кооперативной лавкой.

Не напрасны страхи Сталина, но тщетны его попытки искоренить источники страха. Ибо того, чтобы палъ Сталинъ хочетъ неумолимый рокъ, неизмѣнная судьба замкнувшагося въ себѣ узурпатора.

Другой вопросъ, что могло бы быть, если бы Сталинъ былъ свергнутъ въ порядкѣ «дворцоваго переворота», который на этотъ разъ, какъ будто бы, былъ совсѣмъ близокъ къ успѣху. Предвидѣть тотъ строй, который тогда сложился бы, конечно, невозможно. Но одно можно сказать съ увѣренностью: хитроумная, слишкомъ хитроумная машина секретародержавія, такъ тщательно слаженная еще шесть или семь лѣтъ тому назадъ, пережить такого переворота не могла бы.

Н. И. Тимашевъ.
Возрожденіе, № 2002, 25 ноября 1930.

Visits: 25