Притокъ богатствъ, подъемъ національнаго чувства послѣ побѣды надъ испанской Армадой, придавали англійской жизни бурный, стремительный темпъ. Создавался новый стиль — стиль ренессанса. выявляемый не только архитектурой, внутреннимъ убранствомъ, роскошными одѣяніями придворной знати, но и литературой и научной мыслью. Литтонъ Стречи, недавно умершій знаменитый біографъ Елизаветы Англійской, справедливо отмѣчаетъ, что сочетаніе этихъ новыхъ вѣяній со старыми пережитками феодальнаго строя, создавало въ психологіи людей того времени невѣроятные контрасты, столкновеніе непримиренныхъ душевныхъ страстей, рѣзкіе переходы отъ жестокости къ сентиментализму, отъ утонченныхъ формъ жизни къ самымъ грубымъ и примитивнымъ.
Великій драматургъ Бенъ (Веніаминъ) Джонсонъ — одинъ изъ наиболѣе характерныхъ и любопытныхъ представителей этой «веселой старой Англіи» елизаветинскаго періода.
Онъ родился въ Лондонѣ въ скромной и бѣдной семьѣ, и въ дѣтствѣ своемъ помогалъ своему отчиму, каменщику, въ укладываніи кирпичей. Люди, знавшіе поэта въ періодъ его славы, вспоминали, какъ онъ мальчикомъ работалъ надъ укладкой большой кирпичной стѣны Линкольнъ-Иннъ (сохранившейся до нашихъ дней). Въ рукѣ у него была лопатка, а изъ кармана неизмѣнно торчала книжка какого нибудь греческаго или латинскаго автора, которыхъ онъ продолжалъ изучать въ перерывѣ работъ. Дѣло въ томъ, что благодаря протекціи знаменитаго археолога Кендена и его собственному усердію, молодому Бену удалось получить стипендію въ Вестминстерской школѣ продолжающей и по настоящее время считаться однимъ изъ лучшихъ разсадниковъ классическаго образованія въ Англіи.
Свое знакомство съ народнымъ бытомъ Бенъ Джонсонъ могъ существенно расширить послѣ того, какъ онъ (20 лѣтъ отъ роду) сдѣлался членомъ бродячей труппы актеровъ, съ которой долго ѣздилъ по ярмаркамъ въ крытомъ фургонѣ. Здѣсь, въ этой актерской средѣ онъ и нашелъ свое призваніе. Пріобрѣтя въ провинціи нѣкоторую извѣстность, онъ былъ приметъ антрепренеромъ Генсло въ лондонскую труппу лорда-адмирала, гдѣ его вскорѣ перевели на работу «драмодѣла». Тѣ же самыя функціи выполнялъ, какъ извѣстно, въ труппѣ лорда-камергера не кто иной, какъ Вильямъ Шекспиръ…
Преисполненная самыхъ необыкновенныхъ приключеній жизнь Джонсона до послѣдняго времени оставалась столь же мало извѣстной русскому читателю, какъ и его произведенія, которыя современники его не безъ основанія приравнивали къ шекспировскимъ. Московское издательство «Академія» выполнило весьма полезное культурное начинаніе, выпустивъ недавно весьма тщательный и удачный переводъ нѣкоторыхъ главнѣйшихъ драматическихъ произведеній Бенъ Джонсона и снабдивъ ихъ обстоятельной вступительной статьей И. А. Аксенова [*]).
Бенъ Джонсонъ былъ человѣкомъ огромнаго роста, съ лицомъ изможденнымъ морщинами, съ выразительными глазами и необыкновенно зычнымъ голосомъ. По темпераменту своему онъ былъ забіякой, задирой, пожалуй даже «скандалистомъ» (порода, столь знакомая намъ, русскимъ, и почти совершенно вышедшая изъ европейскаго обихода). Вино было для него «пятой народной стихіей» и онъ поглащалъ его въ доброй компаніи въ неограниченномъ количествѣ. Любимымъ его мѣстопребываніемъ были лондонскія таверны, преисполненныя чадомъ, дымомъ и веселой руганью и столь художественно изображенныя имъ въ «Варфоломевой Ярмаркѣ». Здѣсь подъ вывѣской «Митры», «Трехъ Журавлей» «Сирены», «Солнца» и «Чорта», просиживалъ онъ долгіе часы, окруженный толпою поклонниковъ, товарищей и соперниковъ по ремеслу, и разглагольствовалъ на литературныя, философскія и политическія темы, не щадя никого и ничего своими ѣдкими, сатирическими выпадами. «Льстить я неспособенъ, даже подъ угрозой смерти», — заявлялъ неукротимый Бенъ, — «я готовъ скорѣе потерять друга, чѣмъ лишиться возможности сострить на его счетъ».
Дѣйствительно, даже его геніальному старшему другу Шекспиру, нерѣдко доставалось за незнаніе географіи и за ко рабли, «пристающіе къ Богеміи». Въ случаѣ необходимости, Бенъ Джонсонъ не стѣсняясь переходилъ отъ словъ къ дѣлу… Писатели Бомонъ и Флечеръ на всю жизнь сохранили воспоминаніе о грандіозномъ побоищѣ между Джонсономъ и Марстономъ, при которомъ имъ довелось присутствовать въ студенческіе годы.
Несдержанный языкъ и необузданный нравъ Бенъ Джонсона создали ему, естественно, большое число враговъ не только среди литературной братіи, но и при дворѣ, и не разъ приводили его къ столкновенію съ судебными властями. Онъ судился верховнымъ королевскимъ судомъ (звѣздной палатой) за оскорбленіе юристовъ, военныхъ, актеровъ и разныхъ другихъ сословій въ его пьесѣ «Стихоплетъ». Сановный герцогъ Нортгемптонъ привлекалъ его къ отвѣту по обвиненію въ «папизмѣ и государственной измѣнѣ». Нѣсколькими годами позже Консисторскій судъ обвинялъ его въ томъ, что «онъ не ходитъ въ церковь и не причащается». Подъ конецъ жизни онъ былъ замѣшанъ въ дѣлѣ Фультона, сразившаго кинжаломъ королевскаго фаворита Букингама: Джонсонъ былъ собственникомъ кинжала, послужившаго орудіемъ этого преступленія.
Съ тюремной обстановкой Джонсонъ ознакомился впервые послѣ представленія комедіи «Собачій Островъ», написанной въ сотрудничествѣ съ Том. Нешемъ и преисполненной «дерзкими и мятежными выпадами противъ предержащихъ властей». Во второй разъ Джонсонъ былъ заключенъ въ тюрьму за дуэль съ актеромъ Габріелемъ Спенсеромъ, имѣвшей для послѣдняго трагическій исходъ. Благодаря содѣйствію друзей Джонсону удалось добиться освобожденія, но на большомъ пальцѣ его лѣвой руки было выжжено клеймо «Т», что должно было читаться: «Годенъ для тайбурнскаго дерева», иначе говоря «висѣльникъ». Въ третій разъ Джонсонъ самъ добровольно отправился въ тюрьму, объявивъ себя солидарнымъ съ писателями Чампеномъ и Марстономъ, которые были арестованы за высмѣиваніе на сценѣ шотландцевъ и шотландскаго акцента короля Іакова Стюарта (преемника Елизаветы). Послѣдовавшее и на этотъ разъ освобожденіе было отпраздновано большимъ пиромъ, на которомъ присутствовала и старуха мать Джонсона. Когда дошла до нея очередь произнести тостъ, она, къ изумленію гостей, предъявила имъ вмѣсто рѣчи бумагу съ ядомъ который былъ ею пр готовленъ для себя и для сына, на случай плохого исхода дѣла.
Всѣ эти злоключенія, однако, лишь одна сторона жизни Джонсона. Они пріобрѣтаютъ совершенно особый интересъ въ сопоставленіи со свѣтскими и придворными успѣхами, выпавшими одновременно на его долю. Геніальный представитель лондонской богемы и завсегдатай кабачковъ былъ вмѣстѣ съ тѣмъ, по характерному для елизаветинской эпохи контрасту — придворнымъ поэтомъ-лауреатомъ и желаннымъ гостемъ въ самыхъ аристократическихъ салонахъ столицы. Къ числу великосвѣтскихъ покровителей Джонсона принадлежалъ не только знаменитый водитель англійскаго флота и основатель первыхъ англійскихъ поселеній въ Сѣверной Америкѣ сэръ Уолтеръ Раллей, самъ авантюристъ въ душѣ, но и вельможный меценатъ лордъ д-Обиньи, графиня Бедфордъ и Ретландъ.
При дворѣ короля Якова Стюарта Бенъ Джонсонъ былъ своимъ человѣкомъ, и его грузная, нескладная фигура рѣзко выдѣлялась въ толпѣ утонченныхъ вельможъ. Бенъ Джонсонъ былъ монопольнымъ поставщикомъ текстовъ для придворныхъ представленій, «масокъ», какъ ихъ тогда называли. Его творчество въ области англійскаго драматическаго искусства, осталось непревзойденнымъ.
***
Какъ и подобаетъ истинному англичанину, Бенъ Джонсонъ питалъ склонность къ путешествіямъ, ради которой онъ покидалъ иногда свой любимый Лондонъ. Еще совсѣмъ молодымъ человѣкомъ онъ записался добровольцемъ въ экспедиціонную армію, направлявшуюся въ Нидерланды, на помощь тамошнимъ протестантамъ, воевавшимъ противъ испанскаго короля. Военныя операціи затянулись: обѣ арміи стояли въ бездѣйствіи другъ противъ друга. Ожиданіе и терпѣніе были не въ характерѣ Джонсона. По примѣру героевъ Иліады онъ вызвалъ на единоборство одного изъ испанскихъ военачальниковъ, побѣдилъ его и, снявъ съ трупа врага оружіе, торжественно вернулся въ свой станъ. Бенъ Джонсонъ во время пирушекъ съ былыми участниками кампаніи любилъ впослѣдствіи вспоминать объ этомъ своемъ подвигѣ.
Вторично онъ посѣтилъ континентъ въ зрѣломъ возрастѣ въ качествѣ воспитателя и наставника молодого Роллея, сына его знаменитаго друга мистера Волте ра Роллея. На этотъ разъ онъ попалъ въ Парижъ, гдѣ принялъ участіе, въ качествѣ человѣка большой учености, въ диспутѣ между протестантами и католиками на тему о «реальномъ присутствіи» (Христоѣа тѣла и крови въ причастіи). Диспутъ этотъ былъ перенесенъ изъ Сорбонны въ трактиръ и закончился грандіознымъ пьянствомъ. Бенъ Джонсонъ отстаивалъ свою точку зрѣнія настолько усердно, что наконецъ впалъ въ безчувствіе и молодой Роллей, нанявъ открытыя носилки, повелъ прогулять гигантское тѣло своего руководителя по улицамъ Парижа…
Наибольшей извѣстностью пользуются путешествіе Бенъ Джонсона въ Шотландію. Прогулку отъ Эдинбурга въ Лондонъ и обратно онъ совершилъ пѣшкомъ къ изумленію всей Англіи. Столица Шотландіи приняла эксцентричнаго поэта съ большимъ почетомъ, пожаловавъ ему званіе своего гражданина. Обѣдъ, данный Бену, обошелся городской казнѣ въ 221 фунтъ стерлинговъ, на 21 фунтъ больше той суммы, которую поэтъ выручилъ отъ всѣхъ своихъ театральныхъ произведеній!
Бенъ Джонсовъ скончался 6 августа 1637 года, окруженный уваженіемъ своихъ согражданъ. Вкладъ, сдѣланный имъ въ англійскую литературу весьма великъ: двѣ трагедіи («Сеянъ» и «Катилина»), рядъ бытовыхъ комедій (въ томъ числѣ знаменитый «Вольпоне», который еще въ прошломъ году съ такимъ успѣхомъ шелъ въ Парижѣ) и много другихъ сатирическихъ и драматическихъ произведеній. Въ бумагахъ Джонсона были найдены три акта неоконченной пасторали «Печальный пастухъ или Робинъ Гутъ». Во всей елизаветинской поэзіи невозможно найти болѣе изящныхъ стиховъ, болѣе нѣжныхъ красокъ.
Онъ былъ похороненъ съ подобающей пышностью въ Вестминстерскомъ аббатствѣ. Вспыхнувшая вновь гражданская война помѣшала сооруженію обычнаго нагробнаго памятника. Въ плитѣ, покрывающей мѣсто его погребенія, рабочій-каменщикъ выбилъ за 18 пенсовъ знаменитую эпитафію, которую знаетъ всякій англичанинъ:
«О, рѣдчайшій Бенъ Джонсонъ!»
К. Грюнвальдъ,
Возрожденіе, № 2467, 4 марта 1932
[*] Бенъ Джонсонъ. Драматическія произведенія. Редакція, вступительная статья и примѣчнія И. А Аксенова. Предисловіе И. И Анисимова. Изд. «Академія» (Москва-Петроградъ).
Visits: 5