Этотъ вечеръ былъ особенно душнымъ. Раскаленные массивы домовъ мутили воздухъ жаромъ камня и извести. Размягченный асфальтъ одурялъ въѣдливымъ запахомъ. Городъ тяжело дышалъ, изнуренный яростью знойнаго дня.
Владѣлецъ банкирской конторы Яковъ Михайловичъ Перелѣсинъ заперъ дверь на ключъ, провѣрилъ, хорошо ли закрѣплена рѣшетка витрины, ощупалъ карманы — все ли взято съ собой, и устало взглянулъ вдоль тротуара въ прокопченную даль.
— Опять обѣдать не хочется, — грустно подумалъ онъ. — Аппетита отъ жары никакого, въ ресторанѣ, должно быть, дышать нечѣмъ. Не лучше ли пока прокатиться?
Онъ оглянулся, увидѣлъ медленно проѣзжавшее мимо такси и пренебрежительно махнулъ рукой.
— Псс!
Сѣлъ, захлопнулъ дверцу, крикнулъ:
— Буа де Булонь!
Шофферъ Юрій Ивановичъ Топорковъ къ вечеру совсѣмъ изнемогъ. Цѣлый день носился среди шума и грохота, цѣлый день дышалъ испареніями бензина, сидя въ раскаленной коробкѣ, съ ногами набухшими отъ идущаго снизу жара машины…
— Хорошо было бы домой… — грустно думалъ онъ, посадивъ Перелѣсина и направляясь съ нимъ къ авеню дю Буа де Булонь. — Пріѣхать, раздѣться, умыться и пообѣдать. Странно: жара, а все-таки проголодался изрядно. Вотъ закончу этотъ рейсъ и поѣду.
Онъ вспомнилъ, что жена обѣщала сдѣлать окрошку, если достанетъ въ русскомъ магазинѣ квасу, и, пріободрившись, загудѣлъ:
— Крякъ! Крякъ! Крякъ!
Въ лѣсу, около нижняго озера, на шменъ де сентюръ Перелѣсинъ ткнулъ Юрія Ивановича въ спину золотымъ набалдашникомъ палки, приказалъ остановиться.
— Подождите немного здѣсь, — съ трудомъ подбирая французскія слова, проговорилъ онъ. — Я посижу на скамейкѣ въ тѣни, подышу чистымъ воздухомъ.
— Пожалуйста, — отвѣтилъ по-русски Топорковъ.
— Ахъ, вотъ что… Вы русскій?
— Русскій.
— Знаете, навѣрно, меня въ лицо? По моей общественной дѣятельности?
— Нѣтъ. По языку догадался.
Яковъ Михайловичъ сѣлъ на скамейку, вытеръ лицо, помахалъ платкомъ надъ лысиной, удовлетворенно вздохнулъ.
Юрій Ивановичъ тоже вышелъ изъ машины, отошелъ въ сторону, оглядѣлъ лугъ, посмотрѣлъ на виднѣвшуюся вдали группу березъ…. Тоже вздохнулъ.
— Псс! Послушайте!
— Вы мнѣ?
— Да, вамъ. Можетъ быть, хотите посидѣть здѣсь? Пожалуйста. Я не противъ.
— Нѣтъ, благодарю васъ.
— Вы не думайте, что если я пассажиръ, а вы простой шофферъ, я буду въ претензіи. Нисколько. Я по убѣжденіямъ чистѣйшій демократъ, если хотите знать.
— Да, но зато я аристократъ.
Отъ озера потянуло прохладой. Солнце склонилось къ горизонту, бросивъ красный отблескъ на безцвѣтное небо.
Широкій лугъ заигралъ яркой зеленью. Деревья вытянули синеватыя вечернія тѣни.
— Странный вы народъ, аристократы, — послѣ долгаго молчанія проговорилъ съ укоризной въ голосѣ Яковъ Михайловичъ. — Вся Европа, можно сказать, перешла на трудовое положеніе, уважаетъ рабочее движеніе, рабочій вопросъ, а вы до сихъ поръ ничего знать не хотите. Неужели вы, мсье, думаете, что капитализмъ сохранитъ навсегда свои позиціи?
— Да, увѣренъ.
— Эхъ-хе-хе. Какъ жизнь ни учитъ нашу буржуазію, капиталистовъ, дворянство, они все-таки никакъ не сдаются. Значитъ, вы, мсье, за сосредоточенье большихъ капиталовъ въ однѣхъ рукахъ?
— Да.
— И латифундій тоже?
— Разумѣется.
— Боже, Боже! Рабочія партіи вездѣ разрастаются, въ парламентахъ постепенно въ ихъ руки переходитъ полнота власти, избиратели всюду отдаютъ голоса соціалистамъ. А они… Неужели же вы, мсье, не понимаете, что при такой точкѣ зрѣнія каждый изъ насъ, демократовъ, имѣетъ полное право считать васъ эксплоататоромъ?
— Ну, что же. Считайте. Эксплоататоромъ я родился, эксплоататоромъ, очевидно, умру…
Такси неслось въ городъ, утихавшій отъ дневной сутолоки. Раскаленные массивы домовъ облегченно отдавали воздуху жаръ камня и извести. Еще не остывшій асфальтъ одурялъ липкимъ въѣдливымъ запахомъ.
— Тсс! Стойте! — Перелѣсинъ ткнулъ шоффера золотымъ набалдашникомъ палки.
— Вы же просили въ ресторанъ?
— Да, да, но теперь передумалъ. Аппетита до сихъ поръ нѣтъ. Выпью чего-нибудь прохладительнаго.
Яковъ Михайловичъ грузно вылѣзъ изъ автомобиля, досталъ бумажникъ, расплатился, далъ щедро на чай и, сѣвъ за столикъ, сталъ думать о разговорѣ съ шофферомъ.
— Вотъ упорные люди! Житья нѣтъ отъ этихъ крѣпостниковъ! — недовольно вздохнувъ, пробормоталъ, наконецъ, онъ.
А Топорковъ мчался въ гаражъ, гудя на перекресткахъ, налегая на скорости. И пренебрежительно морщился:
— Ну и время… Житья нѣтъ отъ этихъ трудящихся!
А. Ренниковъ.
Возрожденіе, №1925, 9 сентября 1930.
Visits: 21