На вчерашнемъ файвъ-о-клокъ у Анны Викторовны разговоръ все время вращался вокругъ квартирнаго вопроса.

Сравнивали домохозяевъ и квартирныхъ хозяекъ французскихъ, нѣмецкихъ, сербскихъ, болгарскихъ и чешскихъ.

— Нѣтъ, господа, — увѣренно говорила Вѣра Степановна, — самыя несносныя хозяйки все-таки сербскія. Я три года прожила въ Югославіи и скажу вамъ, что страшнѣе этихъ старухъ ничего нельзя себѣ вообразить. Три года, кажется, небольшой срокъ, а знаете, сколько мы съ Котикомъ квартиръ перемѣнили? Двадцать восемь! Въ Новомъ Саду, когда жили тамь, буквально кочевали изъ одного дома въ другой. Поселились сначала у какой то вдовы Іовановичъ… Недѣлю дожили, и вдругъ хозяйка заявляетъ: «Будьте добры, господжо, въ концѣ мѣсяца освободите комнату. Вашъ мужъ много курить, у меня отъ табачнаго дыма портятся драпировки на окнахъ». Перебрались мы съ Котикомъ въ другой домъ, думали, будетъ спокойнѣе, но новая хозяйка черезъ нѣсколько дней опять скандалить: «Вы много, господа, дома сидите. Я предполагала, что оба будете служить, приходить только вечеромъ, а оказывается, весь день только и дѣлаете, что ерзаете на креслахъ и пружины продавливаете. Очистите кучу!» Переѣхали мы съ Котикомъ черезъ некоторое время въ Бѣлградъ, получили работу, обрадовались, что вотъ, въ столицѣ условія въ квартирномъ отношеніи приличнѣе. И что бы вы думали? Черезъ недѣлю — недоразумѣніе. «Почему васъ по вечерамъ дома никогда нѣтъ? — злобно спрашиваетъ хозяйка. — Мой домъ не ночлежный пріютъ. Прошу васъ или вечеромъ дома сидѣть или совсѣмъ убираться!» Перебрались мы отъ этой вѣдьмы на Пуенкарову улицу, но и тамъ условія не лучшe: хозяйкины платья висятъ въ нашемъ шкапу, бѣлье хозяйкиной дочери лежитъ на нашемъ комодѣ… Живешь и не знаешь, гдѣ твоя территорія, гдѣ хозяйская. Рѣшили, наконецъ, поселиться въ большомъ новомъ домѣ, построенномъ по всѣмъ правиламъ европейскаго комфорта. — Ну, — говорю я Котику, — теперь, кажется, отдохнемъ. Центральное отопленіе, вода, лифтъ. — И что получилось? Вздумали какъ-то подняться на лифтѣ, а домохозяинъ увидѣлъ и скандал закатилъ. «Я, — кричитъ, — не для того лифтъ ставилъ, чтобы квартиранты на немъ ѣздили. На лифтѣ я только своимъ дѣтямъ позволяю кататься, да и то только по воскресеньямъ!»

— Эхъ, Вѣра Степановна, — устало произнесъ Дмитрій Ивановичъ, когда сосѣдка окончила свою горячую рѣчь, — слушаю я васъ, слушаю и думаю: что такое сербскіе хозяева сравнительно съ болгарскими? Дѣти! У меня вотъ въ Варнѣ былъ такой случай… Жилъ я на окраинѣ въ маленькой старой хибаркѣ. И какъ-то испортилась у меня выходная дверь. Отъ дождей, что ли, отъ старости, но, чтобы запереть, нужно поднимать ее на петляхъ вверхъ, полчаса, не меньше, возиться. Заявляю я объ этомъ хозяину, прошу починку произвести — а тотъ въ усъ не дуетъ. Позвалъ я тогда жандарма, показалъ что и какъ, жандармъ согласился со мной, сдѣлалъ хозяину внушеніе и тотъ по виду смирился. Пришелъ на слѣдующій день, снялъ съ петель дверь и унесъ. Проходитъ часъ, я сижу. Проходитъ два — я сижу. Уйти нельзя — вся комната настежь, а сидѣть тоже не могу — работа не ждетъ. Бѣгу я къ хозяину въ сосѣдній дворъ. «Ну что, Стоянъ, какъ съ дверью?» «А я отдалъ ее мастеру». — «А гдѣ мастеръ?» — «Ушелъ вмѣстѣ съ дверью». — «А какой его адресъ?» «Не знаю». Повѣрите ли, три дня послѣ того я около зіяющаго входа торчалъ днемъ и ночью, глазъ не смыкалъ. Вещей и немного и дрянь порядочная, но для того развѣ я остатки отъ большевиковъ спасъ, чтобы ихъ въ Варнѣ раскрали?

— Я не понимаю васъ, господа, — обидчиво замѣтила по окончаніи рѣчи Дмитрія Ивановича Наталья Владимировна. — Вы разсказываете какія-то исторіи про балканскія страны, а между тѣмъ, у насъ здѣсь, во Франціи, исторіи тоже не лучше случаются. Вотъ вы знаете, напримѣръ, сколько я въ позапрошломъ году при уходѣ съ квартиры за продавленное кресло заплатила? Три тысячи. А сейчасъ у себя въ банлье знаете что я терплю? Хозяйка дома каждый день заходитъ, смотритъ, хорошо ли у меня натерты полы.И мастика, по ея мнѣнію, не та, и щетки не такія, какъ нужно. А вы посмотрите, въ какой паникѣ мои сосѣди Синицыны. Передъ концомъ каждаго терма, когда хозяинъ долженъ притти за деньгами, все семья — какъ одинъ человѣкъ — принимается за чистку съ уборкой. Мебель выбивается, лѣстница красится, садъ подметается… А вы говорите: Болгарія!

— Ну, Наталья Владимировна, если бы вы пожили въ Англіи, вы не то бы еще сказали… — раздался изъ угла чей-то нерѣшительный голосъ.

— Или въ Германіи…

Однако англійскій голосъ изъ угла и нѣмецкій освѣдомитель не успѣли развить своихъ мыслей. Обычно хранившій молчаніе на нашихъ собраніяхъ старый профессоръ Федоръ Андреевичъ почему-то вдругъ встрепенулся, обвелъ разсѣяннымъ взглядомъ присутствовавшихъ и произнесъ:

— А вотъ, если хотите, и я разскажу… Тоже возмутительный случай. Пріѣхали, знаете, мы съ Марьей Семеновной въ городъ, отправились нанимать квартиру и нашли, наконецъ, небольшой отдѣльный домикъ. Видъ у зданія былъ, дѣйствительно. Богъ знаетъ какой. Оконныя рамы прогнили, половицы продавлены, обои ободраны… Зато дешево. Подумали мы съ Марусей, обсудили, какъ быть, и рѣшили весь домъ отремонтировать на свой счетъ. Хозяинъ, конечно, охотно согласился. Перестлали мы полы, рамы новыя вставили. стѣны оклеили, крышу починили. А когда все закончили, приходитъ вдругъ хозяинъ, смотритъ и говоритъ: «А знаете, господа, дома совсѣмъ не узнать. Ей-Богу. Теперь за такой домикъ втрое дороже можно взять. Со слѣдующаго мѣсяца будьте добры платить уже не тридцать, а восемьдесятъ».

— Чего восемьдесят? Марокъ? — удивленно отозвалась со своего мѣста Вѣра Степановна.

— Неужели фунтовъ? — тревожно добавила хозяйка. — Это гдѣ съ вами было, Федоръ Андреевичъ.

— Гдѣ? А въ Россіи, Анна Викторовна.

— То есть какъ въ Россіи? Когда?

— А въ 1903-мъ году. Въ Казани. Когда я, знаете, экстраординарнымъ туда переведенъ былъ. Но каковъ-то хозяинъ, а? Подумайте — вмѣсто тридцати восемьдесятъ. И бываютъ же такіе люди на свѣтѣ!

А. Ренниковъ.
Возрожденіе, №1796, 3 мая 1930.

Views: 20