П. П. и А. В. Карташевым

О смерти Чехова я узнал на рыбной ловлѣ, под Владиміром-на-Клязьмѣ. Сопровождавшій утреннюю почту знакомый почтарь из Судогды остановил тарантас на плавучем мосту, полюбопытствовал, как рыба, и, закуривая, сказал: «еще не читали? Чехов помер». Извѣстіе не было неожиданным: уже по газетам чувствовалось, что конец близок. Мы поговорили о покойном. Почтарь читал «веселые» его разсказы, вспомнил «Винт», «Сирену», еще что-то…

— «Душа отдыхала. Придешь со службы, поѣшь и сейчас что-нибудь из Чехова. И такое, знаете, успокоеніе нервов… сразу и заснешь».

— «Царство ему небесное…» — воздохнул ловившій со мной николо-мокринскій дьякон, и на его испитом, дергавшемся лицѣ изобразилась искренняя печаль. — «Вы „Архіерея“ прочитайте, ничего подобнаго никто не писал».

Он вытащил фунтоваго соменка и не сказал свою приговорочку при удачѣ — «ловись, рыбка большая маленькая».

— «Это как бы в его память: любил рыбку ловить покойник».

Continue reading →

Visits: 19

Въ орфографіи послѣвоеннаго «Возрожденія».

---

Тяжелая умолкла лира,
И в мірѣ хаос и разброд.
Но сквозь года, глухой и сирый,
Все тот же голос мнѣ поет.

Орфей, утратив Евридику,
Нисходит тихо в тихій ад,
И словно отгул пѣсни дикой
Стихи загробные звенят.

— Орфей, Орфей, оставь надежду,
Ты Евридику не найдешь —
Утрачен драгоцѣнный слѣд.
— Гдѣ истина, гдѣ Бог, гдѣ ложь? —
Смежает ночь над міром вѣжды.
Отвѣта нѣт. Не будет. Нѣт.

Глѣб Струве
Возрожденіе, 1949, тетрадь 5

Visits: 27

Отъ редактора. — Дается въ орфографіи послѣвоеннаго «Возрожденія».

---

…«Как звѣзды ясныя в ночи». Это стихи Тютчева. Да, звѣзды. «Любуйся ими — и молчи». Но стихи рождены жизнью. Тютчевскіе стихи и особенно изошли из его жизни и судьбы. Может быть, сама жизнь эта есть нѣкое художественное произведеніе?

Ея начало озарено почти волшебно: роскошный дом имѣнія Овстуг (Брянскаго уѣзда, Орловской губерніи). Изящный, ласковый мальчик, очень одаренный, баловень матери. В домѣ смѣсь духа православнаго с французскими вліяніями. — Так и всегда было в барствѣ русском. Говорили в семьѣ по-французски, а у себя в комнатѣ Екатерина Львовна, мать поэта (урожденная графиня Толстая), читала церковно-славянскіе часословы, молитвенники, псалтыри.

«Юный принц» возрастал привольно. Учился, но нельзя сказать, чтобы умучивался трудом — навсегда осталось широкое, вольготное отношеніе к работѣ.

Continue reading →

Visits: 22