Трогательная замѣтка въ «Сендей Таймсъ»:

«Р. Макдональдъ предполагаетъ въ ближайшемъ будущемъ отойти отъ политики и посвятить остатокъ своей жизни сельскому хозяйству. Для этой цѣли премьеръ присмотрѣлъ уже въ нѣсколькихъ миляхъ отъ Лосьемаута помѣстье Гордонстаунъ».

Какъ часто это теперь наблюдается: крупный государственный работникъ, проведшій всю сознательную жизнь въ угарѣ политической борьбы, отдавшій свои нервы, свои мысли соціальнымъ задачамъ, отходитъ въ изнеможеніи въ сторону, мѣняетъ громады городскихъ домовъ на деревенскій пейзажъ, асфальтъ улицъ на вспаханную землю полей…

И начинаетъ сажать въ огородѣ картофель. Разводить розы.

Эта потребность у всѣхъ болѣе или менѣе честныхъ общественныхъ дѣятелей на склонѣ лѣтъ непреодолима. Тутъ не только стремленіе къ отдыху. Цѣлый комплексъ разнообразныхъ мотивовъ, подчасъ не вполнѣ даже осознанныхъ. Влеченіе къ землѣ, къ капустѣ, къ незабудкамъ, къ безгрѣшнымъ цвѣтамъ, у которыхъ такъ правдиво названіе:

— Плю же те вуа, плю же т-эмъ… [1]

Объясняется это, прежде всего, конечно, тѣмъ, что каждый достаточно умный и достаточно гордый человѣкъ во-время начинаетъ понимать, когда ему нужно сходить со сцены.

Вѣдь нѣтъ ничего на свѣтѣ печальнѣе зрѣлища: старецъ теноръ, упорно продолжающій изображать Ромео. Выжившій изъ ума писатель, потѣшающій публику глубокомысленной чепухой своихъ афоризмовъ. Потерявшій память профессоръ. Лишенный быстрой оріентировки въ событіяхъ политикъ.

А уйти вовремя, пожалуй, самый большой талантъ, какой только Богъ даетъ человѣку.

Во-вторыхъ, на склонѣ лѣтъ для дѣятеля искренняго, честнаго, работа на огородѣ или въ саду является лучшимъ способомъ продумать свою прошлую жизнь, подвести кое-какіе итоги.

Земля подъ лопатой хруститъ, комья покорно ложатся одинъ за другимъ, испуганные черви торопливо скользятъ въ сторону, чтобы не погибнуть въ расцвѣтѣ силъ и карьеры.

А бывшій спасатель отечества нажимаетъ желѣзо ногой, охватываетъ древко рукой, размѣренно наклоняется, благоговѣйно кладя поклоны передъ божественнымъ тѣломъ земли, и думаетъ:

— А нужно ли было отечеству, чтобы его спасалъ именно я?

— А быть можетъ, отечество только выиграло бы, если бы я принялся за посадку картофеля на тридцать лѣтъ раньше?

Для людей сравнительно равнодушныхъ къ религіи, работа на землѣ носитъ даже характеръ покаянія и исповѣди. Нигдѣ закоренѣлый современный государственный дѣятель не признается самъ себѣ въ своихъ заблужденіяхъ такъ чистосердечно, какъ здѣсь, у лона земли. При видѣ цвѣтовъ, невинныхъ, прекрасныхъ, благоухающихъ, чутко благодарныхъ за воду, за удобреніе, за удаленіе лишнихъ вѣтвей, естественно приходитъ на умъ:

— А я? Былъ ли я кому либо благодаренъ? И благодаренъ ли мнѣ кто-нибудь?

При видѣ нѣжныхъ всходовъ испанскаго лука, при видѣ сѣмядолей фасоли, упорно пробивающихъ корку земли, такъ легко задать себѣ честный вопросъ:

— А я? Нужно ли было мнѣ вообще пробиваться?

Земля — въ наше время городской сутолоки, искусственной взвинченности, ненужныхъ шумовъ, излишняго говора — земля сейчасъ для отходящихъ отъ суеты нѣчто въ родѣ духовника. Въ концѣ жизненной тряской дороги манитъ мистикой мудрыхъ молчаній. Проявленіемъ творческихъ силъ безъ шума, безъ крика, безъ напряженій тщеславія.

Такимъ образомъ, я вполнѣ понимаю Макдональда. Какъ понимаю и всѣхъ другихъ старѣющихъ дѣятелей, идущихъ къ природѣ,

Но не понимаю я только одного. Почему нынѣшніе политики не садятся на землю раньше наступленія старости?

Прежде, въ древнія времена, напримѣръ… Люцій Квинкцій Цинцинатъ, будучи еще крѣпкимъ и сильнымъ, тихо занимался огородничествомъ. сѣялъ хлѣбъ, подрѣзывалъ мечемъ вѣтви фруктовыхъ деревьевъ, чтобы получить урожай крупныхъ плодовъ. Но какъ только нападали на Римъ эквы, римляне сломя голову неслись къ нему, слезно молили:

— Цинцинатъ! Спаси отечество! Вернись къ общественной дѣятельности!

И тотъ, только послѣ внутренней борьбы, съ чувствомъ большой горечи, соглашался.

А теперь? Теперь зачастую сидитъ политическій дѣятель въ столицѣ. Занимается высокой политикой. Народъ намекаетъ… Иногда даже проситъ:

— Цинцинатъ! Сядь на землю! Ступай подрѣзывать вѣтви деревьевъ!

Но Цинцинатъ упирается. Суетится, гремитъ. Шумитъ до тѣхъ поръ, пока не заставятъ насильно уйти, или пока не приблизится старость съ ея мистикой овощей и цвѣтовъ.

Между тѣмъ, какъ полезно было бы его своевременное согласіе для отечественнаго земледѣлія!

[1] Чѣмъ больше тебя вижу, тѣмъ больше люблю (фр.)

Андрей Ренниковъ.
Возрожденіе, № 2407, 4 января 1932.

Visits: 30