Случай съ рамкой. — Нѣкоторыя данныя и нѣкоторыя причины. — Чай у министра торговли. — «Поѣзжайте въ Краковъ». — Передъ польскимъ пейзажемъ.
Старый знакомый-полякъ мнѣ разсказываетъ:
— Современная Польша напоминаетъ Францію временъ дѣла Дрейфуса.
У меня фотографія Пилсудскаго съ автографомъ. Понесъ исправить рамку. Рамочникъ взглянулъ на фотографію и говоритъ:
— Этой вещи я и касаться не хочу.
Пошелъ къ другому. Тотъ:
— Какая честь! Святыня! Ужъ вы меня извините, а денегъ за работу я ни за что не возьму.
Уяздовскія аллеи — дворцы въ зелени и съ колоннами и статуями богинь у фонтановъ. «Ритцъ» — одинъ изъ самыхъ элегантныхъ дансинговъ въ Варшавѣ. Нужно хоть вечеръ просидѣть вь зтомъ дансингѣ, чтобы понять современную Польшу. Какая тоска! Вотъ танцуютъ двѣ пары — а это разгаръ. За сосѣднимъ столомъ три поляка, по виду помѣщики, молча пьютъ водку. Рѣдко какая дама въ вечернемъ платьѣ.
И это та самая Варшава — «маленькій Парижъ»!
Нѣтъ, не та самая. Всѣ дворцы по Уяздовскимъ аллеямъ, по Новому Свѣту и Краковскому предмѣстью сданы посольствамъ, торговымъ домамъ.
Былъ еще одинъ дворецъ, графини Елены Потоцкой — тамъ собиралось все, что осталось отъ свѣтской Варшавы — но и онъ уже сданъ американцамъ. Помѣщики чуть ли не круглый годъ сидятъ по имѣніямъ, нѣтъ денегь ни у кого.
Нѣкоторыя данныя:
Въ городахъ хлѣбъ продается чуть ли не за ту же цѣну, что въ деревняхъ.
Процентъ опротестованныхъ векселей повысился за май съ 15 до 18.
Торговые векселя сплошь и рядомъ выписываются на суммы въ 30, 50 злотыхъ (100 франковъ — 35 злотыхъ).
Въ маленькихъ городахъ часто нужно потратить нѣсколько часовъ на размѣнъ ассигнаціи въ 100 злотыхъ.
Нѣкоторыя причины:
Денежныхъ знаковъ выпущено на сумму меньшую суммы бюджета. — Заколдованный кругъ. — Увеличеніе выпуска денежныхъ знаковъ вызоветъ неизбѣжно инфляцію, а въ противномъ случаѣ — инфляція вексельная.
Польскія фабрики и заводы работали прежде не только на Польшу, но и на Россію, Австрію и Германію, — теперь границы и пошлины. Бюджетъ на 1930 — 1931 годъ достигаетъ двухъ милліардовъ 940 милл. 900 тыс. злотыхъ, изъ нихъ 827 милл. — т. е. почти треть, падаетъ на армію, причемъ фактически на армію тратится еще больше. Но упрекать въ этомъ правительство не решается серьезно и оппозиція. Очертанія польскихъ границъ, взаимоотношенія Польши со своими сосѣдями говорятъ за себя.
Коренныя причины — міровой кризисъ и отсутствіе крупнаго долгосрочнаго кредита изъ-заграницы.
Если вы спросите оппозиціонера, почему нѣтъ кредита? — онъ отвѣтитъ — иностранцы не довѣряютъ ненормальному, «полковничьему» правленію.
А пилсудчикъ скажеть — общія условія страны… но кредитъ будетъ.
Отрадная вѣсть передъ самымъ моимъ отъѣздомь изъ Польши — наконецъ-то хлѣбъ въ Варшавѣ немного вздорожалъ!
Въ общемъ же жизнь въ Польшѣ незначительно дороже, чѣмъ во Франціи.
Результаты кризиса:
Чудовищные налоги, полное отсутствіе денегъ, маразмъ въ дѣлахъ, апатія, а надо всѣмъ — «полковничья» диктатура, съ которой не хватаетъ ни силъ, ни темперамента по-настоящему бороться.
Чего только не дѣлаютъ поляки, чтобы добиться кредита, наладить, развить торговлю съ заграницей!
Маленькій примѣръ. Чай у министра торговли и промышленности Квятковскаго для иностранныхъ журналистовъ.
Насъ болѣе ста человѣкъ. Министръ подходить кь каждому. И передъ нимъ каждый становится чуть ли не «смирно» — іерархія, дисциплина вошли вь польскую жизнь, нигдѣ на Западѣ вы не встретите такой почтительности къ власти и въ то же время такой внѣшней любезности со стороны власти.
Министръ говоритъ о вывозѣ свиней, птицы, яицъ — вь этой области дѣло обстоитъ наиболѣе благополучно.
Передъ уходомь каждому изъ насъ преподносятъ книгу — великолепное, съ безчисленными иллюстраціями, объемистое изданіе на лучшей бумагѣ «Польское море»: — Гдыня, перспектиыы торговли изъ прорубленнаго польскими топорами «окна» на міровые рынки.
Я сижу на террасѣ дворца предсѣдателя совѣта министровъ. Отлогій паркъ, клумбы за клумбами и высокія деревья. Со мною одинъ изъ «полковниковъ», близкихъ къ Славеку. Здѣсь бесѣда съ пилсудчикомъ доставляетъ мнѣ особое ощущеніе. Съ этимъ дворцомъ, съ этой террасой связаны у меня воспоминанія почти еще дѣтскихъ лѣтъ. Здѣсь жили мы въ 1914 — 1915 гг., когда отецъ мой быль помощникомъ генералъ-губернатора.
Все тѣ же задаю я вопросы.
— Но что же дальше? Вѣдь не можетъ вѣчно такъ продолжаться? Или снова, когда наступитъ бюджетная сессія, маршалъ поставить Бартеля во главѣ правленія, а послѣ сессіи замѣнитъ его Славекомъ или Свитальскимъ?
— Да нѣтъ же, выходъ будетъ найденъ. Но посудите сами — мы тщательно изслѣдовали, чѣмъ намѣревался заниматься сеймъ и увидѣли — ничѣмъ реальнымъ, государственнымъ, а лишь интригами и антиправительственной борьбой. На что нуженъ такой сеймъ!
— Все болѣе слышно о готовящемся переворотѣ, — говорю я. — Быть можетъ, правильно указываютъ, что сейчасъ психологическій моментъ, что дѣлать то шагъ впередъ, то шагъ назадъ уже слишкомъ опасно. Васъ упрекаютъ въ томъ, что вы не объявите какой-то новой, эффектной программы. Вѣдь полуфашистскіе проекты новой конституціи, попытки создать національные, полуфашистскіе по духу, союзы молодежи уже не «актуальны», а въ стрѣлковыхъ союзахь обучаютъ всего лишь строю и поклоненію маршалу.
Не подъ вліяніемъ ли воспоминаній, который будитъ во мнѣ эта терраса, я заключаю опасными словами:
— Мнѣ говорили ваши враги, что власть ваша — полицейская, что она не похожа и на русскую генералъ-губернаторскую власть, потому что та была явной и исполняла какія-то опредѣленныя директивы…
Я чувствую, что это сравнение непріятно моему собеседнику и мнѣ вдругъ кажется — не потому ли, что «полковникам» уже часто приходилось слышать его. Но «полковник», сидящій со мною, продолжаетъ любезно улыбаться и говорить:
— Вы все хотите узнать нашу программу. Даю вамъ совѣтъ, изучите раньше программу «Центролѣва», поѣзжайте въ Краковъ, на съѣздъ нашихъ враговъ.
— Но ваша точка зрѣнія?
— Увѣряю васъ: лучшее, что я могу вамъ посовѣтовать — поѣзжайте въ Краковъ…
Въ поѣздѣ. Прекрасные вагоны. Самые лучшіе поѣзда идутъ по линіи Варшава — Краковъ.
Рядомъ со мною сенаторъ Андрей Стругъ — соціалистъ, блестящій, острый писатель, одинъ изъ наиболѣе прославленныхъ въ современной Польшѣ. Разговариваемъ.
— Хорошо, — говорить онъ, — что иностранные журналисты будутъ завтра въ Краковѣ. Вы услышите нашихъ крестьянъ, кричащихъ — «долой Пилсудскаго!»
Сенаторъ Стругъ быль нѣкогда близокъ къ Пилсудскому, близокъ ко всѣмъ, кто нынѣ занимаетъ первые посты въ государствѣ. У нихъ общее прошлое — говорить онъ о маршалѣ и его сподвижникахъ безъ злобы, а съ грустью, едва проскальзывающей.
Красивый выразительный профиль Андрея Струга, съ рѣзкимъ подбородкомъ, сѣдые, густые еще волосы, одухотворенные глаза — на фонѣ быстро бѣгущихъ деревьевъ и телеграфныхъ столбовъ… Гладкій, однообразный пейзажъ между Варшавой и Краковымъ. Лѣсъ, поля, да Богородица или Распятіе на перекресткахь дорогъ.
— Какіе просторы!
Мой собесѣдникъ встрепенулся.
— Да, хорошо, однообразно, но хорошо такъ и у васъ въ Россіи. Какъ прекрасны и воздухъ и воды и лѣсъ на самомъ сѣверѣ, у Архангельска!
— Вы и тамъ были?
— Да, сослали меня…
И снова невольно заговариваетъ о политикѣ.
— Диктатура кончится, — слышу я. — Всѣ, кто ѣдутъ съ нами, можетъ быть, не отдаютъ себѣ отчета ни какъ, ни когда, но увѣрены, что близокъ конецъ.
Вы знаете, вѣдь самое ужасное въ нашемъ положеніи это вѣчная неизвѣстность о завтрашнему днѣ, а въ неизвѣстности вотъ уже пятый годъ держитъ насъ диктатура. Кто же это выдержитъ! Нервовъ не хватитъ, задыхаешься. Грустно объ этомъ говорить…
Въ этомъ поѣздѣ — радіо, — у каждаго сидѣнья трубка. Теперь «часъ Кепуры». Ночь, мы подъѣзжаемъ къ Кракову подъ звуки чудеснаго голоса знаменитаго польскаго пѣвца. Уже поѣздъ остановился, уже вбѣжали носильщики, а мы еще не сняли трубокъ съ головы и на перронѣ все еще звучитъ въ ушахъ арія изъ «Тоски».
(Продолженіе слѣдуетъ.)
Л. Любимовъ
Возрожденіе, №1884, 30 іюля 1930.
Views: 26