Отъ редактора. — Такъ-то оно вышло, да не совсѣмъ такъ….
Особенностью (и не слишкомъ почетной) нашей эпохи является то обстоятельство, что страной, имѣющей наибольшее вліяніе на жизнь современности, оказывается Америка, страна не первенствующая надъ другими во всѣхъ тѣхъ областяхъ, которыя принято объединять понятіемъ культуры. Это явленіе, можно сказать, въ исторіи новое. Всевозможныя итальянскія вліянія, чувствовавшіяся въ ХѴІ вѣкѣ во всѣхъ углахъ Европы, были прежде своего культурными вліяніями и ХѴІІІ вѣкъ былъ «французскимъ вѣкомъ» вслѣдствіе безусловнаго господства Франціи на разныхъ поприщахъ культурной жизни. Ростъ нѣмецкаго значенія въ XIX вѣкѣ былъ прежде всего ростомъ нѣмецкаго культурнаго самосознанія, и въ одной изъ предшествующихъ статей мнѣ пришлось отмѣтить, что нѣмецкое вліяніе пришло въ Россію не только благодаря военнымъ и экономическимъ успѣхамъ Германіи, но также и благодаря признанію русскими дѣйствительныхъ или воображаемыхъ превосходствъ нѣмецкой «научности».
Германія въ началѣ XX вѣка явно стремилась къ тому, чтобы этотъ вѣкъ сталъ «германскимъ». Съ помощью войны она надѣялась, быть можетъ, нѣсколько форсировать событія. Случилось, однако, иное. Наша эпоха имѣетъ уже и сейчасъ достаточно данныхъ, чтобы назваться «американской»… Могутъ, однако, спросить — въ чемъ же именно выражаетъ себя американское вліяніе въ современной жизни, если оно не можетъ выразить себя въ проявленіяхъ культуры, по той простой причинѣ, что объ американской культурѣ можно говорить лишь съ очень большой натяжкой?
Отвѣтъ на это легко дать достаточно ясный. Американскія вліянія выражаютъ себя въ складѣ ума современнаго человѣка и въ укладѣ современной жизни. Не будучи, какъ мы уже сказали, вліяніями культурнаго типа, они выражаютъ свое участіе въ сложеніи современнаго ума не какими-либо обычными для прежняго культурнаго типа достиженіями — не философскими теоріями, не книгами вообще, и не картинами. Желая понять современный умъ, мы должны искать его «американскую слагаемую» все тамъ же, гдѣ она полнѣе и нагляднѣе всего выражается, а именно въ повседневномъ укладѣ современной жизни.
Въ этомъ укладѣ американскій трудъ господствуетъ количественно (я не стану приводить цифръ, показывающихъ первенство американскаго производства, американской торговли, американскаго капитала) и качественно. Послѣднее надо понимать въ томъ смыслѣ, что американскій типъ труда является повсюду предметомъ подражанія. И это съ наибольшей силой сказывается даже не столько въ трудѣ промышленномъ, сколько въ трудѣ сельско-хозяйственномъ…
Но американскій типъ жизни господствуетъ не только въ трудѣ, а, что еще важнѣе, и въ отдыхѣ. Въ часы «рекреаціи» вся Европа то глядитъ кинематографическіе фильмы, то аплодируетъ спортивнымъ состязаніямъ, то танцуетъ, то слушаетъ радіо или граммофонъ. Это американскій типъ рекреаціи, можетъ быть не Америкой цѣликомъ созданный, но только Америкой пущенный въ широкое обращеніе, въ массовый обиходъ. Со всѣми этими и другими подобными видами рекреаціи Америка поступила такъ же, какъ поступила она съ автомобилемъ: сдѣлала его обязательнымъ для всѣхъ и доступнымъ для каждаго. Чтобы это могло быть дѣйствительно такъ, оставалось только установить градаціи и сорта зрѣлищъ, спорта, танца, автомобиля и механической музыки, соотвѣтственно тѣмъ цифровымъ градаціиямъ денежныхъ средствъ, которыя можно встрѣтить у всѣхъ и у каждаго.
Европа не только веселится такъ, какъ веселится Америка. Европа и одѣвается такъ, какъ этого хочетъ Америка. Я не могу сказать, что Европа одѣвается по примѣру Америки. Нѣтъ, я знаю, что американская женщина одѣвается такъ, какъ одѣвается женщина въ Парижѣ. Но не вѣрнѣе ли все-таки было бы добавить, что женщина въ Парижѣ одѣвается именно такъ, какъ хочетъ, чтобы она одѣвалась, женщина въ Америкѣ? Парижъ остается столицей моды, не спорю. Однако онъ становится постепенно столицей американской моды…
Американская мода распространяется не только на развлеченія, на платья. Она внѣдряется съ разныхъ сторонъ въ укладъ жизни, мѣняетъ привычки, навыки, вкусы, понятія объ удобствахъ и необходимостяхъ, Необходимы ли дѣйствительно въ такомъ количествѣ автомобили, удобны ли дѣйствительно высокіе металлическіе многоэтажные дома? Европа не разсуждаетъ: идя вслѣдъ за Америкой, она во множествѣ покупаетъ автомобили и начинаетъ строить высокіе дома. Обь «американизаціи» европейскихъ столицъ всѣ говорятъ, многіе при этомъ вздыхаютъ. Но и тѣ, кто вздыхаетъ, «американизируются» вольно или невольно, ибо такова могушественная волна нашего времени. Вліянія Америки съ каждымъ годомъ чувствуются все сильнѣе и сильнѣе въ Парижѣ, они велики въ Германіи, гдѣ кажется ихъ намѣренно культивируютъ, они замѣтны въ Италіи, они замѣтны, конечно, и въ Англіи, стремящейся сопротивляться имъ. Вліяніе Америки гораздо болѣе значительно, чѣмъ это можетъ показаться на первый взглядъ, въ совѣтской Россіи. Я сильно подозрѣваю, что Америка является тѣмъ единственнымъ «положительнымъ идеаломъ», который можетъ объединить болѣе или менѣе всѣхъ или почти всѣхъ несчастныхъ «гражданъ» совѣтскаго государства.
Мнѣ разсказывали, что автобіографія Форда едва ли не самая популярная книга въ совѣтской Россіи. Большевики «не доглядѣли»? Отчасти «не доглядѣли», а отчасти если бы и доглядѣли, то оказались бы въ противорѣчіи съ самими собой. Большевики сдѣлали очень многое, чтобы превознести Америку и, въ частности, ея «фордовскіи черты» въ глазахъ совѣтскаго обитателя.
Въ теоретизмѣ своемъ большевики разсуждали примѣрно такъ: возьмемъ у капиталистическаго міра высшій достигнутый имъ типъ промышленной организаціи, но, разумѣется, «примѣнимъ его къ цѣлямъ „соціалистическаго строительства“». Этотъ высшій типъ они увидѣли, конечно, въ Америкѣ. И вотъ, много лѣтъ подрядъ, съ тѣмъ упорствомъ, съ какимъ умѣетъ долбить одно и то же совѣтская печать, повторяетъ она различныя варіаціи этого плана. Подневольный читатель, совершенно не вѣрящій, разумѣется, въ «способность большевиковъ осуществить „соціалистическое строительство“», изъ всего этого выноситъ только одно — убѣжденіе въ томъ, что Америка представляетъ собой дѣйствительно высшій хозяйственный типъ современной жизни.
Совѣтскій человѣкъ прекрасно понимаетъ, что даже большевики уважаютъ силу Америки, ея богатство, на которое они даже какъ-то не смѣютъ сколько-нибудь серьезнымъ образомъ покуситься. На улицахъ московскихъ онъ видитъ казенный плакатъ, приглашающій его быть энергичнымъ или заботиться о чистоплотности, «какъ американцы». Повсюду, на каждомъ шагу, ему кричатъ въ уши о дѣловитости, о раціональномъ трудѣ, о раціональной жизни, все это «по образцу Америки». Конечно, тутъ прибавляется, что это надо лишь для того, «чтобы превзойти Америку», но наивную эту прибавку онъ пропускаетъ мимо ушей.
Въ безсмысленныхъ совѣтскихъ учрежденіяхъ отдѣльные толковые люди работаютъ скрѣпя сердце, затаивъ въ душѣ лишь единственную мечту — эхъ, какъ работали бы мы, если бы это была Америка! Въ высокихъ учрежденіяхъ, гдѣ получаются иностранныя газеты, привилегированная молодежь съ жадностью тайкомъ читаетъ колонны цифръ американской биржи. Запершись въ своей комнатѣ, иной одинокій мечтатель играетъ на биржѣ… лишь на бумагѣ, въ воображеніи своемъ совершая геніальные ходы, смѣлыя операціи, въ воображеніи своемъ становясь милліардеромъ!
«Америка — это деньги», такъ думаетъ упорно нищій обитатель нашей разоренной дотла страны. Въ этой ужасной странѣ деньги все-таки единственное спасеніе. Съ такой страшной и грубой силой значеніе денегъ не чувствовалось никогда и нигдѣ и, главное, всѣми, до малыхъ дѣтей включительно. Попробуйте осуждать за это людей, живущихъ въ такихъ условіяхъ: ежемѣсячное жалованіе — 60 руб., сажень дровъ стоитъ 80 руб., на дворѣ — 20 градусовъ мороза.
Да, о деньгахъ больше всего бредитъ нынѣшняя Россія, и у того, кто можетъ не бредить, а все-таки кое-какъ думать, мысль о деньгахъ принимаетъ «американскую» форму. На слѣдующей ступени сознанія является такое окончательное преклоненіе передъ капитализмомъ, такое обожаніе капитализма, котораго никогда не знала Россія. Понадобилось eй для этого пройти коммунистическую науку! Жителю совѣтскому капитализмъ въ его высшемъ американскомъ типѣ кажется страной мечты, страной почти что какой-то «золотой легенды». Но какъ же иначе, развѣ не оттуда, не изъ этой блаженной страны, гдѣ существуетъ такая чудесная, такая заманчивая вещь, какъ матеріальное благополучіе, — развѣ не оттуда приходитъ все то, что хоть немного скрашиваетъ убогую, жалкую и скучную совѣтскую жизнь! И чего не могутъ совсѣмъ воспретить большевики, до того, видно, сильна американская выдумка»… Развѣ не оттуда пришло это счастливое созерцаніе американскихъ фильмовъ, проскакивающихъ контрабандой рядомъ съ неизбѣжной совѣтской чепухой? Развѣ не оттуда пришло радіо съ его контрабанднымъ джазъ-бандомъ, развѣ не оттуда эти почти суевѣрные толки о какихъ-то замѣняющихъ тяжелый трудъ необыкновенныхъ машинахъ, всѣ эти спортивныя команды, въ которыя записываются «совсѣмъ, какъ въ Америкѣ» московскіе мастеровые, всѣ эти модныя платья и розовые чулки у деревенскихъ дѣвушекъ, все это поголовное убѣжденіе, что вотъ, только были бы деньги — «буду не хуже другихъ»…
Иногда больно думать объ этомъ контрабандномъ проникновеніи въ Россію въ довольно грубомъ преломленіи ея «американской мечты». Въ нынѣшнихъ условіяхъ жизни ея «воспитательное значеніе» недалеко ушло отъ того, какое можно наблюдать у полудикихъ народовъ, пришедшихъ въ соприкосновеніе съ третьесортной цивилизаціей и схватившихъ ея худшія черты. И все-таки большевицкая эпоха исполнила въ этомъ смыслѣ своего рода историческую миссію. Она привила Россіи вкусъ къ американской мечтѣ. Вкусъ этотъ, думается, по существу не измѣнится и тогда, когда Россіи будетъ открыта американская дѣйствительность.
Если подходить съ этой точки зрѣнія, то будущее Россіи довольно ясно. Будущая Россія начнетъ свою жизнь подъ знакомъ Америки. Во многихъ, думается, въ очень многихъ отношеніяхъ напомнитъ она Америку въ большей степени, нежели прежнюю, «нашу» Россію. Если только новая Россія будетъ «жива и здорова», она увидитъ такой бурный ростъ капитализма, какого быть можетъ никогда не знала даже Америка. Страна наша въ будущемъ можетъ идти только тѣмъ самымъ экономическимъ путемъ, какимъ создалась Америка. Благосостояніе свое она можетъ возвратить лишь форсированной эксплоатаціей естественныхъ богатствъ. Исторія американскаго богатства, это исторія овладѣнія новыми пространствами. Огромныя пространства востока Россіи притянутъ трудъ, иниціативу, капиталъ, такъ же, какъ сдѣлали это пространства американскаго запада. Не знаю, появится ли на Тихомъ океанѣ и русскій Холливудъ въ сторонѣ отъ русскаго Санъ-Франциско — Владивостока. Но думаю, что Урало-Алтайская область въ будущей Россіи займетъ столь же важное мѣсто, какъ область Средняго Запада, съ ея столицей Чикаго, занимаетъ въ Америкѣ…
«Психологическая почва» для этой русской Америки уже отчасти есть. «Иго капитализма», умѣряемое человѣческими условіями жизни, человѣческой одеждой, общедоступными и общепонятными рекреаціями измученная Россія встрѣтитъ какъ величайшее благо. Люди, знавшіе и помнящшіе прежнюю Россію, не должны ожидать отъ этой новой Россіи прежняго уровня «высшихъ культурныхъ цѣнностей». Эти цѣнности не создаются американскимъ типомъ жизни. Но на примѣрѣ самой Америки, мы видимъ, что если она и не создаетъ этихъ цѣнностей, то умно и часто талантливо и ужъ во всякомъ случаѣ обильно усваиваетъ и поглощаетъ ихъ. Америка «кормится» культурой Европы. Русская Америка оказалась бы въ лучшемъ положеніи, ибо могла бы легче усваивать и съ большей для себя пользой поглощать элементы русской культуры, уцѣлѣвшіе до сего времени подъ пепломъ совѣтской Россіи и сохранившіеся въ эмиграціи. Люди, чувствующіе свою органическую принадлежность къ русской культурѣ, напрасно сомнѣваются иногда въ той роли, которая ожидаетъ ихъ въ новой Россіи, въ «Русской Америкѣ». Роль эта велика и очень почетна. Роль эта и заключается въ сопротивленіи «голому американизму» и въ отстаиваніи національныхъ духовныхъ цѣнностей отъ всесокрушающаго напора матеріальной силы.
Большевики могутъ спросить насъ: желая нашего уничтоженія и предвидя вслѣдъ за этимъ впаденіе Россіи въ нѣкоторую, можетъ быть, даже первоначально очень грубую форму американизма, вы, слѣдовательно, привѣтствуете американизмъ? На это мы могли бы отвѣтить имъ безъ всякаго колебанія. Да, мы страстно желаемъ вашего уничтоженія, хотя бы при этомъ и было суждено Россіи пройти черезъ грубую полосу «русской Америки». Мы, во-первыхъ, вѣримъ, что полоса эта будетъ временной, мы знаемъ, во-вторыхъ, что полоса эта будетъ созидательной.
Разрушенное большевиками до самаго основанія своего матеріальное благосостояніе Россіи можетъ возсоздаться лишь всеобщимъ порывомъ къ матеріальному благосостоянію, лишь волей, энергіей безчисленныхъ иниціативъ, преслѣдующихъ элементарно и узко поставленныя цѣли. Русская идея можетъ воскреснуть въ Россіи, но для этого прежде всего надо вѣдь чтобы суцествовала Россія! Для того, чтобы создалось обиталище русскаго духа, надо чтобы построился русскій домъ. Не станемъ же заранѣе укорять тѣ поколѣнія, которыя будутъ заняты исключительно работой по сооруженію этого дома, въ ихъ увлеченіи матеріальной стороной жизни. Пусть они будутъ казаться намъ «американцами», пусть даже въ значительной степени они и будутъ таковыми. Есть своеобразное величіе въ этомъ созданіи грандіознаго могущества Америки безсчетными усиліями частныхъ интересовъ, отдѣльныхъ починовъ. «Невѣдомый солдатъ» хозяйственной жизни ведетъ подчасъ героическую борьбу за личное свое благополучіе. Бываютъ, однако, эпохи, когда исторія вѣнчаетъ эти его усилія, это его упорство — именемъ національнаго дѣла.
П. Муратовъ.
Возрожденіе, №1683, 10 января 1930.
Visits: 22