И. Е. Рѣпинъ былъ уже давно для людей моего поколѣнія (для поколѣній младшихъ — тѣмъ болѣе) лицомъ историческимъ. Судьба его невольно наводитъ на мысль о судьбахъ нашей (впрочемъ, недавней) исторіи.

Никогда русскіе люди не обращались такъ мыслью къ русской исторіи, какъ теперь, оказавшись въ эмиграціи, и никогда по этому предмету не высказывалось столько разнообразныхъ, столько противорѣчивыхъ мыслей! Мнѣ все же кажется, что при крайней пестротѣ этихъ мнѣній — они поучительны. Въ самой противоположности печатно высказываемыхъ взглядовъ заложенъ всегда полезный для читателя урокъ объективности.

Вотъ почему я рѣшаюсь на нѣкоторыя сужденія объ исторической судьбѣ Рѣпина, которыя къ тому же не такъ ужъ и личны, ибо раздѣлены многими людьми моего поколѣнія и моей, если такъ можно выразиться, дороги…

***

Рѣпинъ былъ однимъ изъ двухъ наиболѣе непосредственно одаренныхъ русскихъ живописцевъ второй половины 19 столѣтія (другимъ былъ В. И. Суриковъ). Но вотъ въ творчествѣ Рѣпина эта живописная одаренность видна лишь иногда, лишь, какъ это ни странно, — случайно!

Передъ однимъ портретомъ Рѣпина семидесятыхъ годовъ (Софіи Ментеръ), помню, стоялъ я, не вѣря своимъ глазамъ… Боже, какія возможности, думалъ я, какой русскій Ренуаръ или русский Манэ!.. Но что же случилось съ Рѣпинымъ, что объ этихъ возможностяхъ (увы, лишь изрѣдка и какъ бы украдкой осуществленныхъ) очень немногіе среди даже близкихъ къ искусству людей подозрѣвали? Объ этомъ спросите каждаго, кто писалъ и будетъ писать о Рѣпинѣ. Желая писать о художникѣ, онъ невольно долженъ писать о вставшей между художникомъ и его искусствомъ помѣхѣ.

***

Этой помѣхой явился въ высшей степени неудачный «соціальный заказъ» его эпохи. Не будемъ смѣяться надъ словомъ соціальный заказъ. Въ концѣ концовъ, соціальному заказу, т. е., иначе говоря, вкусу общества, невольно отвѣтствуетъ всегда художникъ. Сложность положенія заключается въ томъ, что художникъ есть въ высшей степени своенравное и своеобразное существо! Его меньше губитъ соціальный заказъ на что-либо совершенно вздорное, скажемъ, на розовый цвѣтъ, нежели соціальный заказъ на самыя благородныя гражданскія чувства.

Приведу примѣръ двухъ живописцевъ конца 18 вѣка, Фрагонара и Греза. Оба они были художниками весьма одаренными и, кромѣ того, весьма образованными. Но вотъ поглядите, какъ мало повредилъ Фрагонару «соціальный заказъ», я уже не стану объяснять, на какіе именно мотивы, и какъ окончательно испортилъ Греза «соціальный заказъ» на похвальнѣйшія, въ общемъ, чувства жалости къ простому народу и умиленія передъ природными его добродѣтелями.

***

Рѣпинъ принялъ соціальный заказъ отъ современнаго ему русскаго общества. Онъ поплылъ, увлекаемый потокомъ отчасти искренняго, отчасти фальшиваго народничества, тѣмъ потокомъ, который сорвалъ со своихъ якорей корабль Россійской имперіи, неся въ несуществующіе «просторы», какъ это не разъ отмѣчалъ на страницахъ нашей газеты А<лександръ> С<алтыковъ>, не только революціонныхъ мечтателей, не только радикальныхъ интеллигентовъ, но и славянофильствующихъ государственныхъ дѣятелей, и охранительныхъ политиковъ, — не только какую-нибудь тамъ скромную редакцію «Русскаго Богатства», но и гатчинскій или царскосельскій дворъ, не только Толстого, но и Побѣдоносцева…

***

Здѣсь люди нашего поколѣнія имѣютъ право отмѣтить, что тотъ рѣзкій культурный переломъ, который могъ бы пересоздать (но, къ сожалѣнію, не пересоздалъ) русское общество на рубежѣ двухъ столѣтій, шелъ одинаково вразрѣзъ съ тогдашней Россіей офиціальной и съ тогдашней Россіей подпольной, стремившейся опрокинуть офиціальную Россію. Ими обѣими онъ не былъ оцѣненъ и не былъ понятъ.

Власть не видѣла того, что люди, оказавшіеся на переломѣ двухъ столѣтій и занимавшіеся такими «сторонними дѣлами» — какъ философія, поэзія, музыка и живопись, хранили и выражали гораздо вѣрнѣе, чѣмъ она сама, традицію императорской Россіи. А дѣятели переворота, мечтавшіе «о европейскихъ порядкахъ», не замѣчали того, что эти «эстеты» были, въ сущности, единственными тогда русскими европейцами. И вотъ, когда настало время для міра узнать дѣйствительное величіе Россіи, весь міръ рукоплескалъ ему, представленному самовольнымъ посольствомъ русской книги, русской сцены и русской пѣсни…

***

Этихъ рукоплесканій не выпало на долю И. Е. Рѣпина. Вина въ томъ не его. Можно ли упрекать его за то, что движеніе конца вѣка и начала вѣка не сдвинуло его съ мѣста такъ, какъ не сдвинуло оно, въ общемъ, съ мѣста всей подмороженной и умаленной нашей страны!

Рѣпинъ назвалъ шарлатанами чудеснѣйшихъ французскихъ мастеровъ и усумнился въ достоинствѣ тѣхъ славныхъ венеціанцевъ, коихъ долженъ былъ бы онъ быть братомъ. Но то были времена, когда на вершинѣ россійскаго общественнаго зданія Левъ Толстой «отрицалъ» Шекспира. А въ нѣсколько болѣе удаленныхъ отъ неба его «этажахъ» историкъ русской культуры украшалъ свой трудъ плохой фотографіей московскихъ верхнихъ торговыхъ рядовъ.

Павелъ Муратовъ.
Возрожденіе, №1951, 5 октября 1930.

Visits: 13