Меня въ послѣднее время не разъ удивляло одно обстоятельство: почему никто изъ нашихъ крупныхъ авторовъ ни здѣсь, въ эмиграціи, ни тамъ, въ Совѣтской Россіи, не пишетъ драмъ?
Матеріала для комедіи и трагедій сколько угодно.
Смѣло можно написать безсмертную вещь. А никто, между тѣмъ, не желаетъ.
Единственно, кто попробовалъ кое-что сдѣлать въ безсмертномъ направленіи, это Алексѣй Толстой и Евреиновъ. Но у Евреинова изъ «Самаго главнаго», въ концѣ концовъ, получилось «Нѣчто очень неважное». А Толстому не повезло: написалъ великолѣпный «Бунтъ машинъ», поставилъ на сценѣ и неожиданно обнаружилось, что вся вещь цѣликомъ украдена у Чапека.
Только на дняхъ, читая въ газетахъ отчеты о постановкахъ «Ревизора» въ Петербургѣ и «Гамлета» въ Берлинѣ, я понялъ ясно, почему драматурги притихли. Съ «Ревизоромъ» извѣстный совхулигрежиссеръ Мейерхольдъ, какъ оказывается, поступилъ такъ: разбилъ всю пьесу на 15 картинъ и ввелъ новыхъ дѣйствующихъ лицъ: заѣзжаго офицера, какого-то капитана, неизвѣстныхъ супруговъ Максапуровыхъ, еще менѣе извѣстныхъ супруговъ Погоняевыхъ.
А соціалъ-демократическій режиссеръ Эсснеръ въ это время въ Берлинѣ по-мейерхольдовски передѣлывалъ «Гамлета»: королеву изобразилъ супругой Императора Вильгельма ІІ, датскій дворъ—германскимъ дворомъ, вмѣсто Полонія вывелъ Бетмана-Гольвета.
И всю эту чушь торжественно поставилъ въ берлинскомъ Государственномъ театрѣ.
Подобное обращеніе соціалистическихъ и коммунистическихъ режиссеровъ съ покойными авторами не можетъ, конечно, не тревожить уважающихъ себя живыхъ драматурговъ. Написать вещь, имѣющую кратковременный успѣхъ, въ наши дни еще куда ни шло, можно. Если она будетъ ставиться только при жизни автора, положеніе не очень опасно. Необходимо только зорко слѣдить за театральными объявленіями, систематически ѣздить на всѣ постановки, аккуратно бить режиссеру физіономію и писать каждый разъ оправдательныя письма въ редакцію.
Но съ произведеніями безсмертными дѣло обстоитъ гораздо хуже. Всѣмъ извѣстно, напримѣръ, какъ, воспользовавшись смертью Островскаго, совѣтскій соціалистическій (СС) Мейерхольдъ ввелъ въ видѣ интермедіи въ «Грозу» крестный ходъ съ пьяными священниками и заставилъ Несчастливцева въ «Лѣсѣ» искатъ у Аркашки насѣкомыхъ.
Легко ли реагировать на такое непрошеное сотрудничество покойнику? Какъ, спрашивается, бить режиссера и чѣмъ? Спиритическимъ стуломъ?
Писать сейчасъ для будущаго потомства, въ которомъ можетъ появиться цѣлая банда Мейерхольдовъ и Эсснеровъ, въ высшей степени рискованно.
Оставишь міру трагедію «Эдипъ», а міръ изъ него сдѣлаетъ комедію «Нэпъ». Или вдохновишься, напишешь драму «Электру», а давать почему то будутъ оперетту «Электрификація». И, что самое обидное, имя оставятъ:
«Софоклъ», «Электрификація» въ пятнадцати эпизодахъ: 1) Антигона у Макъ Магона, 2) Эдипъ въ Колоннѣ или Домикъ въ Коломнѣ, 3) Филоктетъ и рабфакультетъ…
Общее затишье на нашемъ драматургическомъ фронтѣ, безусловно, объясняется боязнью авторовъ за будущую судьбу своихъ дѣтищъ. При коммунизмѣ и соціализмѣ, когда нѣтъ грани между твоимъ и моимъ, и когда режиссеръ мало чѣмъ отличается отъ налетчика, невозможно защитить безпризорное дитя. И я увѣренъ, что всѣ наши писатели, причастные къ драматургіи, не только боятся возобновлять прежніе опыты, но панически трепещутъ даже за старыя вещи.
А вдругъ возьмутъ и передѣлаютъ «Евреевъ» Е. Чирикова въ «Помѣщиковъ»?… Или «Осеннія Скрипки» Сургучева въ «Случай съ контрабасомъ» ?
А то въ пьесу Арцыбашева «Ревность» вставять главнымъ дѣйствующихъ лицомъ Венеціанскаго мавра.
Иди тогда, доказывай, что ты не верблюдъ и вообще не Луначарскій.
Нѣтъ, лучше воздержаться отъ безсмертныхъ вещей. Не стоитъ писать, себѣ дороже.
А. Ренниковъ
Возрожденіе, №562, 1926
Visits: 27