Л. Любимовъ. Въ странѣ хаоса, мощи и дисциплины. 1. Новый Берлинъ

Выйдя съ вокзала «Цоо»… — Новая Америка! — Порядокъ, блескъ, великолѣпіе. — «Весь міръ въ одномъ домѣ». Дворецъ современности. — «Положеніе Германіи трагично». — Кризисъ или благоденствіе?.. —«Подходите къ Германіи съ германской мѣркой»

Пріѣхавшаго изъ Парижа въ Берлинъ — впервые за эти шесть лѣтъ — и сошедшаго съ поѣзда на вокзалѣ «Цоо» — ожидаетъ несомнѣнно изумленіе. Сколько бы ни наслышался онъ о перемѣнахъ послѣинфляціонной Германіи — дѣйствительность превзойдетъ его ожиданія.

Уже спускались сумерки. Въ сіяніи вечернихъ огней явился мнѣ снова Берлинъ. Такъ ожидалъ я увидѣть знакомую картину: «Гедехтнискирхе», сѣрую и громоздкую, оживленный «Курфюрстендаммъ», берлинскую сѣрую толпу, массивные, гогенцоллернской безвкусицей отмѣченные, дома… И вотъ ничего почти не ѵзналъ въ первое мгновеніе. Лишь церковь не измѣнилась. А кругомъ — огромныя галлереи словно изъ свѣтлаго гранита высѣченныхъ стро еній, громадные кафэ, аршинныя буквы рекламныхъ прнзывовъ, то потухающія, то вновь сверкающія огнями красными, лиловыми, синими… Ново все, чисто, богато, и новымъ кажется даже воздухъ на улицѣ. Толпа сытая, нарядная, въ которой каждый кажется одѣтымъ въ новый костюмъ; и такъ увеличилось движение, что думаешь, оно уже скоро достигнетъ парижскихъ размѣровъ. Великолѣпные полицейскіе, въ сверкающихъ узкихъ киверахъ, мановеніемъ руки останавливающіе, чтобы дать проходъ пѣшеходамъ, «Бенцы», «Мерседесы», «Опелы», автобусы-гиганты и летящіе среди газоновъ трамваи.

А въ шумахъ улицы — гудки собственыхъ машинъ, не рѣжущіе слухъ, какъ въ Парижѣ, а гармоническія, отрывки мотивовъ.

Великолѣпіе — вотъ что бросилось мнѣ сразу въ глаза. И первое мое впечатлѣніе было:

Новая Америка.

***

Да, дѣйствительно, — будто новая Америка, — и въ положительномъ при этомъ смыслѣ. Еще подъѣзжая, я былъ пораженъ великолѣпіемъ домовъ для рабочихъ. А затѣмъ, послѣ прогулки по новымъ кварталамъ, первое впечатлѣніе еще усилилось.

«Ней Вестендъ» — шесть лѣтъ тому назадъ тутъ былъ лѣсъ, и сейчасъ еще лѣсъ за послѣдними строеніями. На мѣстѣ прежнихъ деревьевъ — огромные дома, тяжелые, кубическіе, съ балконами въ зелени, добротные, сѣрые, желтые, кирпичнаго цвѣта, дома-ящики.

На «Райхсканцлерпляцъ» — окраииѣ совсѣмъ еще недавно — гигантское кубистическое строеніе: «Телефункенъ», принадлежитъ знаменитому «А.Э.Г.» и написаны зажигающіяся ночью горделивыя слова:

«Здѣсь строится новый центръ Берлина».

Все дальше на западъ, все новое и новое! «Унтеръ-денъ-Линденъ», «Фридрихштрассе», — тамъ лишь торговля, а вечеромъ тихо и пустота. Но и «Курфюрстендаммъ» устарѣлъ — дальше, дальше!

Какая чистота! Никто не броситъ газету на тротуаръ… Какой порядокъ! Никто не пройдетъ черезъ улицу, пока не разрѣшитъ полицейскій.

И кажется, всюду — блескъ и великолѣпіе.

Шумно, и тысячи огней въ вечернемъ Берлинѣ. Залитъ свѣтомъ «Курфюрстендаммъ». До утра идетъ веселье въ безчисленныхъ кабарэ «Вестена».


Кафэ «Фатерландъ», на «Потсдаммерпляцъ». Вы входите, остаетесь тамъ часъ — не увидѣли и половины, а убѣждены, что ничего подобнаго нѣтъ на свѣтѣ.

«Весь міръ въ одномъ домѣ» — такая надпись красуется въ кафэ. Оно создано именно съ этимъ заданіемъ. И десятки тысячъ людей, которые ежедневно бываютъ въ немъ, должны чувствовать себя, несомнѣнно, въ какомъ-то сказочномъ царствѣ.

Несчетное число залъ. Залъ пальмовый — тропическій; турецкій — подобіе мечети; мюнхенскій — пивной; рейнскій — терасса передъ панорамой рѣки и замковъ; итальянский, испанскій, мексиканскій, венгерскій… Подаютъ — «евнухи», «ковбои», «цыгане»…

Безвкусно все это? Есть, конечно, доля безвкусицы, но не она — главное. Все здѣсь необыкновенно богато и потому уже прежде всего добротно.

Вы прочтете въ роскошно изданномъ «Путеводителѣ по кафэ «Фатерландъ», что на его постройку понадобилось болѣе милліона рабочихъ часовъ, что однихъ поваровъ въ немъ работаетъ болѣе восьмидесяти человѣкъ при ста двадцати помощникахъ и т. д., и т. д. Чего только въ немъ нѣтъ! Безчисленные лифты — въ кафэ восемь этажей — библіотеки, парикмахерскія, ванны, читальни, мало того — кинематографъ, театръ, билліардныя, турецкія курильни…

И вотъ, въ этотъ будній день кафэ биткомъ набито. Весело всѣмъ и льется несчетными литрами пиво, и осушаются одна за другой тысячи и тысячи узкихъ темныхъ бутылокъ рейнскаго вина. И такъ какъ у пришедшихъ сюда, чтобы наслаждаться жизныо, воображеніе въ болъшинствѣ не слишкомъ требовательное, то имъ, вѣроятно, кажется, что они дѣйствительно какъ бы побывали въ Италіи, въ Мексикѣ, въ Венгріи, курили изъ длинныхъ трубокъ въ стамбульской кофейнѣ и пили вино на берегу Рейна.

И темпъ жизни на первый взглядъ американскій — работа и работа. Лишь вечеромъ веселится нѣмецъ. Днемъ онъ работаетъ надъ созданіемъ великолѣпія и мощи своей страны.

Въ томъ же «Путеводителѣ» въ кафэ «Фатерландъ» написано:

«Это кафэ — культурный памятникъ работающему и идущему впередъ Берлину».

***

Не только западъ застроился. Застроились и сѣверъ, и югъ, и востокъ. Вокругъ Берлина по всѣмъ мѣстамъ, которыя нѣкогда были глухими окраинами, огромные, сверкающіе чистотой дома-ящики.

Новая Америка… Типичнѣйшее, быть можетъ, ея здѣсь выраженіе — магазинъ «Карштадтъ», полтора года тому назадъ законченный.

Издали словно не магазинъ, а дворецъ современности, не современности даже, а будущаго.

Вплотную — словно фасадъ готическаго собора. Вверхъ, вверхъ стремятся его очертанія, огромныя плоскости, нѣтъ тяжести, но гнетущее однообразіе.

Четыре тысячи человѣкъ работаютъ въ немъ. Въ самый магазинъ ведетъ подземная желѣзная дорога. Вы выходите изъ поѣзда, подымаетесь и оказываетесь въ нижнемъ этажѣ «Карштадта». Наверху лѣстницы васъ встрѣчаютъ приказчики.

А на «Тауэнцинштрассе» — магазинъ, гдѣ цѣны всѣмъ предметамъ — 25 и 50 пфенниговъ, и продаются: перчатки, абажуры, носки, воротнички, запонки, кастрюли, искусственные цвѣты, кошельки…

Новые великолепные кинематографы, стадіоны, заводы, огромные рестораны-вокзалы, десятки километровъ за эти годы построенныхъ линій подземныхъ желѣзныхъ дорогъ… И всюду умѣнье обставлять жизнь всѣми удобствами! Въ каждомъ большомъ кинематографѣ, въ каждомъ большомъ магазинѣ вы найдете читальню и закусочную съ грудами развѣшанныхъ сосисокъ.

И такъ во всей Германіи.

***

Что это — благоденствіе, процвѣтающая страна, изобиліе?

Скажите такія слова берлинцу — онъ сочтетъ васъ за сумасшедшаго.

— У насъ ужасающін кризисъ, — отвѣтитъ онъ, — никогда еще за послѣдніе годы Германія не была въ такомъ трагическомъ положеніи.

Кризисъ… Вотъ этимъ лЬтомъ я былъ въ Варшавѣ. Помню, лишь вышелъ съ вокзала, лишь попалъ на варшавскую улицу, такъ почувствовалъ, что кризисъ и тоска царятъ въ Польшѣ. А здѣсь…

Но въ Германіи вѣдь болѣе трехъ милліоновъ безработныхъ, вѣдь о томъ, что въ ней кризисъ, никто уже не споритъ, признали это даже и ея враги. Да, но то, что творится кругомъ! И странно, что это противорѣчіе словно и не приходитъ никому здѣсь въ голову.

Въ чемъ же дѣло? Какъ почувствовать, какъ нащупать въ этомъ кафэ «Фатерландъ», въ этихъ огромныхъ магазинахъ, на этихъ великолѣпных улицахъ, въ этихъ великолѣпныхъ домахъ, въ клокочущей, радостной какъ будто жизни Берлина — кризисъ, трагическое положеніе Германіи? Развѣ что-нибудь измѣнилось за послѣдніе два года — съ тѣхъ поръ, какъ начался кризисъ? И если не благоденствіе, то, что же выражаетъ этотъ внѣшній блескъ германской столицы?

И кажется, нѣтъ возможности разобраться въ первые дни въ этихъ вопросахъ. А между тѣмъ, не только для нѣмцевъ, но для русскихъ въ Берлинѣ они не существуютъ. Ничего нѣтъ во всемъ этомъ для нихъ удивительнаго: естественно, такъ и должно быть. Или мы въ Париж такъ привыкли къ внутреннему во всемъ порядку, къ ясности, къ тому, что плохое — плохо, а хорошее — хорошо? Или непонятна уже намъ германская стихія!

Берлинскій старожилъ, русскій, говоритъ мнѣ:

— Къ Германіи надо подходить съ германской мѣркой.

И слышу я еще отъ него:

— Въ Германіи царствуетъ сейчасъ хаосъ.

Попробуемъ другую мѣрку, попробуемъ понять эти нелѣпо, какъ будто, звучащія слова.

Л. Любимовъ.
Возрожденіе, №1943, 27 сентября 1930.

(Продолженіе слѣдуетъ.)

Views: 22