Революціонеры, доктринеры и реалисты. — Взрывъ нетерпѣнія и разумное начало. — Символъ германской государственности. — Гинденбургъ и дѣвочка съ цвѣтами. — «Кельна дымныя громады». — О рейхсверѣ.

Депутатовъ нынѣшняго рейхстага [1] можно раздѣлить на три, приблизительно равныя по численности, категоріи. Революціонеры (хитлеровцы и коммунисты), доктринеры (націоналисты Гугенберга и соціалъ-демократы) и реалисты (буржуазный блокъ, отъ отколовшихся консерваторовъ до прежнихъ демократовъ — включительно).

Власть въ рукахъ реалистовъ. Всѣ ихъ усилія сейчасъ направлены къ тому, чтобы заручиться поддержкой лѣвыхъ доктринеровъ, соціалистовъ, болѣе гибкихъ и парламентски болѣе приспособленныхъ, чѣмъ правые, — и это несмотря на всѣ, передъ выборами казавшіяся непримиримыми, разногласія, которыя лежатъ между буржуазнымъ блокомъ и германской соціалъ-демократіей. Не удайся эта комбинація, реалисты — во всякомъ случаѣ, правое ихъ крыло — войдутъ въ блокъ съ Гугенбергомъ и Хитлеромъ, справедливо надѣясь прибрать къ рукамъ революціонеровъ.

— И въ томъ и въ другомъ случаѣ, — говорилъ мнѣ депутатъ, членъ католическаго центра, — само положеніе приведетъ къ логическому выводу. Успѣхъ хитлеровскаго движенія — лишь взрывъ нетерпѣнія, жажда того, чтобы скорѣе сбылись всѣ наши чаянія. Мы же, представители тѣхъ, которые твердо знаютъ, что сбудутся они, но знаютъ также, что лучшій залогъ нашего успѣха — слѣдовать политикѣ, которая подсказывается самимъ ходомъ вещей. Постепенно, мало по малу мы получимъ все. И при этомъ такъ, что даже наши внѣшніе враги этого не замѣтятъ: все произойдетъ естественно, само собой. И повѣрьте, всякій политикъ, ответственный за судьбы страны, будетъ съ нами заодно, даже если онъ хитлеровецъ.

Неожиданно мой собесѣдникъ добавилъ:

— Сейчасъ, напримѣръ, вопросъ о «коридорѣ» можно считать фактически разрѣшеннымъ, — только не надо объ этомъ кричать. Почему бы намъ не оставить прусскихъ земель еще нѣсколько мѣсяцевъ или даже годовъ подъ властью поляковъ — разъ и на небесахъ и на землѣ рѣшено, что онѣ вновь будутъ нашими? Зачѣмъ зря озлоблять враговъ, — мы слишкомъ великая нація, чтобы заниматься такими пустяками!

А на соціалистическомъ митингѣ я слышалъ растрепанную докторшу, въ пенснэ, кричащую прикованной къ ея словамъ аудиторіи:

— Будемъ спокойны, будемъ выдержаны, будемъ молчаливы, и мы получимъ все, вы понимаете, — все, что Тревиранусъ имѣетъ неосторожность требовать вслухъ.

***

Въ Германіи есть одинъ человѣкъ, который символизируетъ политику реалистовъ; онъ проникнутъ ею, несмотря на то, что все его прошлое и, очевидно, и личныя симпатіи, казалось бы, включаютъ его въ лагерь правыхъ доктринеровъ, націоналистовъ, консерваторовъ. Этотъ человѣкъ — президентъ германской республики, фельдмаршалъ фонъ Гинденбургъ-Бенкендорфъ.

Выбранъ онъ быль противъ лѣваго кандидата, противъ политики, получившей названіе «локарнской». Но уже тогда ощущалось, что выбранъ онъ былъ, въ первую очередь, какъ подлинный выразитель всей Германіи.

Берлинскій кабатчикъ, активный соціалистъ, разсказывалъ мнѣ:

— Вы знаете, передъ выборами президента, — я испыталъ одно изъ самыхъ болѣзненныхъ душевныхъ переживаній въ моей жизни. Мой долгъ былъ голосовать за Маркса. Но всю войну я провелъ на фронтѣ. Не могъ же я подать свой голосъ противъ того, кто велъ Германію къ побѣдѣ. Вѣдь какъ никакъ, а на Гинденбурга мы всѣ молились въ тѣ годы. Такъ вотъ, весь вечеръ передъ выборами я просидѣлъ здѣсь за этимъ прилавкомъ, — думалъ. А на утро не пошелъ вовсе голосовать. Это было сильнѣе моего разума.

И многіе поступили такъ же какъ я. А менѣе сознательные соціалисты, тѣ прямо голосовали за Гинденбурга…

И вотъ что еще примѣчательно. Гинденбургъ, которого къ концу войны всѣ уже считали чисто декоративной фигурой, успѣхи же приписывались Людендорфу, — оказался, на посту президента республики, дѣятельнымъ, вліятельнымъ, желѣзной воли политикомъ. А всего лишь какъ чисто декоративною фигуру его возвели на зтотъ постъ. Людендорфъ же за эти годы растратилъ въ суетныхъ рѣчахъ, въ суетныхъ дѣяніяхъ большую долю своей популярности.

Гинденбургъ показалъ себя истинно надпартійнымъ человѣкомъ. Онъ, фельдмаршалъ императорской арміи, оставилъ при себѣ начальника канцеляріи своего предшественника — соціалиста, — статсъ-секретаря Мейснера, онъ сумѣлъ стать непререкаемымъ авторитетомъ для германской соціалъ-демократіи, въ нужную минуту онъ не колеблясь клалъ на вѣсы свою волю и сумѣлъ стать оплотомъ здоровой германской государственности. Онъ разсудилъ, что ни внѣшнее, ни внутреннее положеніе страны, — какъ бы ни волновались несерьезные люди, не требуютъ экстраординарныхъ мѣръ, ни формальной диктатуры, что какъ бы то ни было, а Германія все растетъ, крѣпнетъ и достигаетъ всего, что требуетъ германскій народъ.

Такъ, кажется, и вижу его теперь — какимъ представился мнѣ онъ разъ на экранѣ, въ одной изъ безчисленныхъ кинематографическихъ лентъ, показывающихъ его поѣздки, парады и пріемы въ президентскомъ дворцѣ.

Какой-то нѣмецкій городъ. Холодно должно быть и вѣтеръ. Поднятъ воротникъ фельдмаршала. Стоить онъ, руки въ карманахъ, опустивъ глаза въ одну точку.

Маленькая дѣвочка передъ нимъ, говоритъ комплиментъ, робко протягиваетъ цвѣты — видно чуть не плачет отъ волненія. Фельдмаршалъ даже не улыбнулся — какъ усталъ отъ жизни этотъ человѣкъ! Взялъ букетъ, передалъ, вѣрнѣе, сунулъ въ руку адъютанту и пошелъ дальше, все глядя внизъ. А кругомъ восторженно кричали, махали платками.

Ни радости, ни славы не нужно уже ему. Онъ тоже боролся, тоже страдалъ, но теперь онъ обрѣлъ поистинѣ олимпійское спокойствіе, — не смутятъ его ни страсти, ни сомнѣнія. Лишь бы все было такимъ же какъ онъ — могучимъ и незыблемымъ.

И показалось, — онъ, это преодоленный германскій хаосъ.

Не характерны ли развѣ эти слова, произнесенныя будто бы въ его окруженіи:

«Въ хитлеровскомъ движеніи хорошая сторона. Оно обновитъ, омолодитъ политическія партіи, германскій государственный строй, приспособитъ его къ новымъ вѣяніямъ. Но это и все. Отъ хитлеровской истерики ничего не останется».

***

Германія все еще въ хаосѣ. Не нашли себя, не оформили, не кристаллизовались въ ней еще ни юныя ея надежды, ни мощь, ни разумное начало, ни гнѣвъ — одно смѣняетъ другое. Страну наибольшаго какъ будто порядка не выразить никакой схемой, — такъ все въ ней зыбко, перемѣнчиво, такъ бурлитъ она въ глубинахъ. И такъ-же какъ до войны вырисовываются въ ней — то ликъ Вертера, то — знакъ силы — пробуждающій ужасъ и восторгъ образъ желѣзнаго канцлера, то мудрость, то дѣтская наивность, то экстазъ, то мелкій неуклюжій расчетъ, — и главное — ничто въ отдѣльности не установилось ни въ какомъ отношеніи къ другому. Вѣчно сумрачный германскій геній. Возносятся къ небесамъ, на самомъ порогѣ имперіи — «Кельна дымныя громады»…

Но во всемъ, что клокочетъ, мечется и горитъ въ современной Германіи, выступаетъ одно — мощь.

+++

— Въ Германіи, — говоритъ мнѣ одинъ изъ крупнѣйшихъ нѣмецкихъ промышленниковъ, Арнольдъ Рехбергъ (о немъ еще рѣчь впереди), злѣйшій противникъ большевиковъ и пропагандистъ сближенія съ Франціей), — нѣтъ правительства, а есть рейхсверъ.

Въ этихъ словахъ несомнѣнно доля преувеличенія, но есть и доля правды. Рейхсверъ дѣйствительно обладаетъ исключительной, въ себѣ самомъ заключающейся силой. Этой силой двигали и вправо и влѣво.

Прежде рейхсверомъ правилъ самолично генералъ фонъ Зектъ. Теперь онъ сошелъ со сцены, пересталъ уже быть кандидатомъ въ диктаторы, — съ тѣхъ поръ, какъ сыгралъ на проигранную карту — пройдя въ рейхстагъ по списку народной партіи — пересталъ быть великимъ молчальникомъ, сфинксомъ, который, казалось многимъ, долженъ стать подлиннымъ вождемъ германскаго народа.

Рейхсверъ сейчасъ какъ будто совсѣмъ автономенъ. Но обращаясь къ нему, мы подходимъ вплотную къ самой сущности наиболѣе волнующаго насъ вопроса въ германской политикѣ — германо-совѣтскимъ отношеніямъ.

Л. Любимовъ.
Возрожденіе, №1955, 9 октября 1930.

(Продолженіе слѣдуетъ.)

[1] Напечатано: «рейхсвера».

Visits: 19