Осенью 1927 года большевицкое правительство переживало величайшую панику въ ожиданіи близкой и неминуемой войны. Жителю Западной Европы это можетъ показаться страннымъ. Какъ будто, ничто въ это время не предвѣщало войны. Наоборотъ, политическая обстановка въ Европѣ была такова, что возможностей войны съ большевиками не было почти никакихъ.
Тѣмъ не менѣе, фактъ остается фактомъ. Съ начала осени 1927 года политбюро было убѣждено, что война близка, что война неотвратима, и что почти нѣтъ шансовъ въ результатѣ военной борьбы сохранить за собою власть въ Россіи.
Въ этомъ фактѣ смѣшано два вопроса: сравнительно второстепенный вопросъ о томъ, какъ большевики своимъ развѣдывательнымъ и дипломатическимъ аппаратомъ были введены въ заблужденіе насчетъ подготовки войны противниками и ея неминуемой близости, и второй очень серьезный вопросъ — какъ расцѣниваетъ большевицкое правительство свои силы и свои шансы на побѣду въ случаѣ войны.
Первый вопросъ, не столь важный, въ то же время необычайно характеренъ для практики работы большевицкаго государственнаго аппарата, и разсказать о немъ очень полезно.
Основную развѣдку заграницей ведетъ ГПУ. Для этой развѣдки оно обладаетъ хорошо налаженной агентурной сѣтью. Когда агентура стала доставлять ГПУ свѣдѣнія о нѣсколько усилившейся военно-подготовительной работѣ въ пограничныхъ странахъ, коллегія ГПУ очутилась передъ необходимостью обо всемъ этомъ доложить въ политбюро. Но одновременно съ такимъ докладомъ надо дать свое заключеніе: представляетъ ли эта подготовительная работа что-либо серьезное или нѣтъ; другими словами — появилась ли опасность войны или нѣтъ?
Подумавши немного, ГПУ рѣшило, что совершенно необходимо сигнализировать въ политбюро острую опасность войны. ГПУ разсуждало такъ: въ общемъ, конечно, неизвѣстно, будетъ ли война или нѣтъ; можетъ быть даже, шансовъ дли нея очень мало. Но если война вдругъ случится, а объ ея опасности заблаговременно не будетъ доложено въ политбюро, то все это для ГПУ можетъ окончиться трагически. Политбюро, которое никогда не ошибается и никогда не бываетъ виновато (по той простой причинѣ, что надъ нимъ въ вопросахъ политики практически не стоитъ никто, кто бы могъ контролировать или судить его дѣйствія), немедленно должно будетъ установить для партіи виновника того, что къ войнѣ не готовы. Конечно, при этомъ политбюро никогда не скажетъ: «мы виноваты, мы не предвидѣли». Политбюро завопитъ: «Какъ! А почему насъ не предупредили? Кто долженъ былъ насъ информировать? Кто вѣдаетъ развѣдкою заграницей? ГПУ! Подать сюда ГПУ!» И поскольку человѣческая жизнь не особенно высоко цѣнится въ большевицкой Россіи, политбюро, для публичнаго сложенія съ себя передъ партіей политической отвѣтственности за военныя неудачи, ничтоже сумняшеся, возьметъ и разстрѣляетъ коллегію ГПУ…
Коллегіи ГПУ рисковать этимъ не хотѣлось. Гораздо осторожнѣе и безопаснѣе заранѣе поднять шумъ объ опасности войны, когда намѣтились всего только первые ея признаки.
Вотъ почему въ концѣ лѣта 1927 года ГПУ стало представлять въ политбюро паническіе доклады. Въ Польшѣ реорганизована артиллерія, значитъ — Польша экстренно готовится къ войнѣ. Генералъ Франшэ д-Эсперэ пріѣхалъ въ Варшаву, значитъ — вырабатывается совмѣстный планъ военныхъ дѣйствій съ французами, сговариваются о формахъ поддержки Польши французскимъ генеральнымъ штабомъ на случай войны и координируютъ военную подготовку всѣхъ лимитрофовъ.
Въ политбюро сидятъ не Богъ вѣсть какіе умные люди. Отнестись къ информаціи ГПУ критически они оказались не въ состояніи. Вдругъ всѣ повѣрили, что война вотъ-вотъ разразится, и впали въ панику.
На пленумѣ ЦК партіи, происходившемъ въ августѣ 1927 года, поставили докладъ Чичерина «О международномъ положеніи». Главное, что хотѣли услышать отъ наркома по иностраннымъ дѣламъ: какъ оцѣниваетъ возможности войны совѣтская дипломатія?
Чичеринъ своимъ докладомъ доказалъ, что онъ совсѣмъ не глупъ. Постоянно сталкиваясь съ европейскими дѣлами, онъ и Литвиновъ прекрасно понимали, что войной не пахнетъ. Но тутъ и для Чичерина появилась, наконецъ, возможность значительно повысить свой личный вѣсъ и вліяніе.
Наркомъ по иностраннымъ дѣламъ прекрасно ее использовалъ. Онъ сдѣлалъ хитроумно построенный докладъ, въ которомъ вовсе не отрицалъ того, что коварные имперіалисты готовятъ войну противъ несчастной страны трудящихся: наоборотъ, онъ подробно перечислилъ самые разнообразные шаги, которые, будто бы, предпринимаются въ этомъ направленіи различными странами. По его докладу, получалось такъ, что правительства подавляющаго большинства странъ только тѣмъ и занимаются, что изо всѣхъ силъ куютъ мечи для уничтоженія большевицкой власти въ Россіи (увы! какъ далека эта картина отъ дѣйствительности!) Мало того. Уже, будто бы, почти совершенно готовъ военный блокъ лимитрофовъ противъ СССР, и ему, Чичерину, извѣстны не только эти приготовленія, но извѣстны и всѣ тайныя нити этой закулисной механики, извѣстно, гдѣ находится самый центръ, самая душа антибольшевицкой работы.
Имѣя собственную, отнюдь не малую, закулисную механику, пленумъ ЦК охотно повѣрилъ Чичерину, когда тотъ таинственно сообщилъ, что война съ большевиками куется въ Англіи, и что теперешнее англійское правительство — ширма, за которой нѣсколько непримиримыхъ враговъ большевизма, являющихся истинной властью въ Англіи, а по существу и во всемъ мірѣ, готовятъ всеевропейскій союзъ для военной борьбы съ большевиками.
«Кто сейчасъ у власти въ Англіи? — спрашивалъ Чичеринъ, и отвѣчалъ: — Это отнюдь не Болдвинъ, отнюдь не Чемберленъ, въ неутомимомъ преслѣдованіи котораго такъ спеціализировалась совѣтская печать; и даже не Джойнсонъ Хиксъ. У власти сейчасъ въ Англіи закулисный тріумвиратъ: Черчилль, Эмери и Биркенхэдъ. Всѣ они непримиримые и принципіальные враги большевизма. Безспорнымъ главой тріумвирата является Черчилль, онъ-то и является какъ разъ душою подготовляющагося противобольшевицкаго похода».
Дальше слѣдовала у Чичерина подробная персональная характеристика каждаго изъ членовъ этой «тройки», причемъ, надо отдать справедливость Чичерину, онъ въ чрезвычайно вѣрныхъ тонахъ далъ высокую оцѣнку уму Черчилля, его превосходному ораторскому таланту и исключительной принципіальности въ большевицкомъ вопросѣ.
Когда я, пріѣхавъ въ Европу, встрѣтился съ тѣмъ книжно-газетнымъ ворохомъ чепухи, который написанъ про Черчилля, тогда только я оцѣнилъ взглядъ Чичерина на Черчилля, хотя конечно, приписывая Черчиллю чуть ли не диктаторскую власть въ Европѣ, Чичеринъ не правъ; здѣсь онъ ищетъ такого же закулиснаго хозяина, какимъ въ Россіи является Сталинъ, и не догадывается, что хозяина-то въ Европѣ и нѣтъ.
«Такъ вотъ, — докладываетъ Чичеринъ, — Черчилль руководитъ всѣми этими далеко продвинувшимися впередъ приготовленіями. Собственно, мы наканунѣ войны. Но…»
Это «но» и составляло не лишенный остроумія чичеринскій козырь. «Хотя война готовится, и война неизбѣжна, но мы, наркоминдѣлъ, но я, Чичеринъ, искусными дипломатическими мѣрами можемъ ее оттянуть на неопредѣленное время. За то, что оттяжка длительна (на года), и что она удастся, мы вамъ ручаемся».
Хорошо зная, что шансы на войну ничтожны, Чичеринъ могъ ручаться. Получалось чрезвычайно хорошо. «Вотъ видите ли, господа члены ЦК, я у васъ десять лѣтъ на побѣгушкахъ, вы все время наркоминдѣлъ, какъ и всѣ прочія совѣтскія министерства, ни въ грошъ не ставите, а между тѣмъ, отъ меня, отъ моего умѣнія сейчасъ зависитъ, удастся ли оттянуть войну или не удастся, то есть править вамъ страной или погибнуть».
Такъ Чичеринъ очень удачно выставилъ себя въ роли спасителя отечества и на нѣкоторое время сталъ крупной фигурой въ СССР.
Разумѣется, всѣ эти соображенія Чичерина вовсе не уменьшили паники въ большевицкой верхушкѣ. Насколько паническія настроенія были сильны, видно изъ того, что въ преніяхъ по докладу Чичерина боролись только двѣ точки зрѣнія: считать ли войну вѣроятной или неизбѣжной, и подавляющимъ большинствомъ голосовъ пленумъ ЦК постановилъ считать войну неизбѣжной.
Правда, въ теченіе ближайшихъ двухъ-трехъ мѣсяцевъ, усиленно копаясь въ заграничныхъ дѣлахъ и пережевывая различную информацію, политбюро поняло, что возможности войны не такъ ужъ велики. Тогда сообразили, что въ августѣ черезчуръ перепугались. Примѣрно въ октябрѣ успокоились, но рѣшили, что лучше всего будетъ изображать «умное лицо» и, вовсе не отмѣняя августовскихъ паническихъ резолюцій, дѣлать видъ, что въ нихъ переборщили нарочно, чтобы быстрѣе поставить на рельсы дѣло военной подготовки страны. Мнѣ, читавшему въ это время всѣ секретные матеріалы ЦК, нетрудно было замѣтить всѣ бѣлыя нитки, которыми была шита эта игра.
Б. Бажановъ
Возрожденіе, №1299, 1928
Views: 23