Трудно намъ, старикамъ, привыкать къ новымъ понятіямъ.

Въ особенности къ тѣмъ, которыя сохранили старое обозначеніе, а содержаніе получили совершенно иное.

Кто не помнитъ, напримѣръ, того жуткаго мистическаго чувства, которое возникало у насъ при торжественномъ словѣ «творчество»?

Скажутъ, бывало: «артистъ творитъ… готовится къ выступленію въ «Отелло».

И сразу страшно становилось.

Такъ и представлялось благоговѣйному взору:

Безумно вдохновенный взглядъ. Блѣдное лицо. Всклокоченные волосы. Полное забвеніе обѣда, завтрака, чая. Вокругъ артиста витаютъ музы. Алоллонъ незримо присутствуетъ, усѣвшись въ углу. Діонисъ вакхически суетится вокругъ, придерживая на себѣ виноградныя гроздья. Конь Пегасъ стоитъ тутъ же рядомъ, бьетъ копытами въ полъ, ржетъ и фыркаетъ, гордясь могучимъ сѣдокомъ.

И хотя артистъ, изучая роль, одиноко заперся въ комнатѣ, но широкая публика хорошо знаетъ, что это не одиночество, а общеніе съ изысканнымъ миѳологическимъ обществомъ. Не квартира холостяка, а цѣлый, такъ сказать, бульваръ Монпарнассъ.

Что подразумѣваетъ публика подъ словомъ «творчество» въ нынѣшнее кинематографическое время, опредѣлить уже не такъ легко. Вотъ передо мной выдержки изъ статьи, помѣщенной въ берлинскомъ журналѣ «Литерарише Вельтъ».

Статья принадлежитъ перу современной знаменитости — Чарли Чаплину и подробно разъясняетъ восторженнымъ читателямъ, въ чемъ «тайна моего, Чаплина, творчества».

Творчество, дѣйствительно, совершенно новаго типа. Старикамъ непонятное.

«Въ моемъ комизмѣ нѣтъ ничего таинственнаго» — пишетъ Чарли о своей бамбуковой палкѣ и о брюкахъ штопоромъ. «Мысль о палкѣ является просто счастливой находкой». Что же касается штановъ, то они хотя и не находка, но «являются синтезомъ тѣхъ англичанъ, которыхъ я имѣлъ возможность наблюдать въ Лондонѣ».

«Знаніе природы человѣка, — продолжаетъ далѣе Чаплинъ, — лежитъ въ основѣ моего творчества. Именно поэтому имѣютъ такой шумный успѣхъ фильмы, въ которыхъ полисменъ падаетъ въ водосточную трубу или натыкается на мусорный ящикъ». Кромѣ того, «нужно помнить, что люди обычно довольны, когда непріятность постигаетъ богатыхъ людей». Поэтому «особый успѣхъ имѣетъ моя фильма съ мороженымъ. Я роняю ложечку съ мороженымъ: она черезъ мои брюки скользитъ на полъ, потомъ падаетъ съ балкона внизъ, прямо на голую спину богатой дамы; дама начинаетъ кричать и прыгать. А среди публики два взрыва смѣха: одинъ — отъ моего затруднительнаго положенія, другой — отъ положенія дамы».

Читая эту серьезную статью, помѣщенную въ серьезномъ журналѣ, все время чувствуешь себя странно, встрѣчая слова «творчество», «синтезъ», «анализъ», «художественное изображеніе типа».

Сказали бы намъ этакъ лѣтъ тридцать назадъ на урокѣ словесности, что паденіе полицейскаго въ водосточную трубу есть художественное изображеніе типа.

Или что мороженое на голой спинѣ дамы поддается анализу, а брюки штопоромъ — синтезу.

Вотъ нагорѣло бы преподавателю отъ директора, а директору отъ попечителя округа!

Въ настоящее время, однако, такія художества, какъ выступленія Чаплина, становятся классической основой театральнаго творчества.

Артистъ теперь тоже творитъ, но творитъ совсѣмъ по другому: бьетъ доской по головѣ партнера для углубленія анализа; соединяетъ палки съ брюками въ творческомъ синтезѣ; вдохновляется въ водосточной трубѣ, возносится къ идеалу у сорнаго ящика.

А вся обстановка творчества тоже совершенно другая:

Вмѣсто музъ витаютъ вокругъ этуали. [1] Вмѣсто Феба-Аполлона — прожекторъ «Юпитеръ». Вмѣсто Діониса — содержатель бистро. Вмѣсто Пегаса — автомобиль въ десять лошадиныхъ силъ.

И видя все это, чувствуешь себя такимъ несчастнымъ, такимъ наивнымъ со своей отсталостью. Ощущаешь такую ненужность всего того, что когда-то училъ, когда-то впиталъ въ себя.

Нѣтъ, тысячу разъ правъ геніальный Мейерхольдъ, утверждавшій въ своей студіи передъ революціей, что каждому артисту обязательно нужно быть цирковымъ акробатомъ.

— Идите учиться къ клоунамъ въ циркъ! — звалъ онъ учениковъ и ученицъ, готовившихся къ постановкѣ «Царя Эдипа».

И тогда это казалось немного забавно. А теперь — ничего.

Такъ какъ для нынѣшней публики, дѣйствительно, циркъ есть вещь. А прочее все — гиль.

[1] Étoiles — кинозвѣзды (фр.).

Андрей Ренниковъ.
Возрожденіе, № 860, 10 октября 1927.

Visits: 19