Павелъ Муратовъ. Каждый День. 5 января 1930

«Всякая малость можетъ навести на поучительныя размышленія»… Вотъ еще одинъ примѣръ этого всѣми испытаннаго правила жизни. Въ газетѣ, которую пріятно читать за завтракомъ, (въ отлично составленномъ, кстати сказать, съ газетной точки зрѣнія «Пари Миди») — очень популярный въ Парижѣ журналистъ, г. Морисъ де Валеффъ, остритъ что-то по поводу преимуществъ такъ называемой насильственной смерти надъ такъ называемой естественной. Тема его статейки для насъ не существенна, любопытны тѣ «историческіе примѣры», которые онъ приводитъ. Заговоривъ о политическихъ убійствахъ, онъ (по его мнѣнію естественно) обращается къ исторіи Россіи (недавней!) и разсказываетъ слѣдующіе удивительные случаи.

«Однажды вечеромъ послѣ обѣда въ Зимнемъ Дворцѣ Николай II съ Царицей и своими гостями спускался изъ столовой въ гостиную, когда вдругъ верхняя часть лѣстницы, на нижней ступенькѣ которой онъ находился, взлетѣла на воздухъ».

«Однажды утромъ Александръ II брился передъ своимъ туалетнымъ приборомъ, когда онъ увидѣлъ вдругъ отраженную въ узкой полоскѣ зеркала занесенную надъ его головой руку его камердинера, вооруженную кинжаломъ. Александръ II былъ человѣкомъ геркулесовой силы: онъ схватилъ эту руку налету, вывернулъ ее, и повернулъ кинжалъ въ грудь своего убійцы».

Еще и другіе подобные «историческіе примѣры» приводитъ г. Морисъ де Валеффъ, но не довольно ли этихъ двухъ?

***

Зачѣмъ, скажите ради Бога, зачѣмъ нужна иностранцамъ эта экзотическая концепція Россіи, русской исторіи, русскаго Двора? Французскій журналистъ, который сообщаетъ эти невѣроятные эпизоды, очевидно вѣритъ, что все это «правда», или, если хоть и не вѣритъ, что правда, то все же полагаетъ, что разсказъ его находится въ границахъ правдоподобнаго. Вотъ тутъ заключается очень важный пунктъ. Границы «правдоподобнаго» для Россіи въ представленіи иностранцевъ раздвинуты такъ широко что онѣ вмѣщаютъ самыя неслыханныя вещи. Толкуйте имъ послѣ того о большевицкой жестокости! Для экзотической страны, какой имъ кажется Россія, «моральная мѣра» является все же совсѣмъ иной, чѣмъ она была бы для европейской страны.

***

Я не разъ думалъ о томъ, какимъ образомъ эта экзотическая концепція Россіи уживается у приличныхъ иностранцевъ рядомъ съ ихъ знаніемъ русской литературы?

Французы и англичане, читающіе «Анну Каренину», повѣсти Тургенева, романы Достоевскаго, разсказы Чехова — отлично видятъ, что тамъ нѣтъ рѣшительно ничего экзотическаго. Но какъ только тѣ же французы и англичане попадаютъ «на зарубку» Двора, революціи, казаковъ и нигилистовъ, — они мгновенно теряютъ малѣйшее чувство мѣры, и мгновенно какая-то лубочная, грубо размалеванная Россія вытѣсняетъ въ ихъ представленіяхъ подлинную Россію, узнанную ими и какъ будто бы даже понятую въ нашей литературѣ.

***

Чья тутъ вина? Приходится сказать, что вина насъ самихъ, т. е. вина того поколѣнія, которое въ борьбѣ съ былымъ политическимъ строемъ Россіи «апеллировало» слишкомъ усердно къ европейскому общественному мнѣнію, не отдавая себѣ отчета въ томъ, какъ именно можетъ сложиться это мнѣніе и какую оно можетъ принять форму. Въ разгарѣ политическихъ страстей боровшіеся съ императорской Россіей безбожно сгущали краски — это, пожалуй, естественно и за это ихъ нельзя было бы судить строго, если бы дѣятельность ихъ ограничилась предѣлами Россіи. Но они часто жили въ Европѣ, часто обращались къ Европѣ. Они не отдавали себѣ отчета въ томъ, что сгущенныя краски кажутся всегда наиболѣе яркими и наиболѣе привлекаютъ посторонній и равнодушный, въ общемъ, взглядъ. Увы, онѣ и наиболѣе запоминаются… Мы видимъ теперь воочію, какъ крикливо плакатное изображеніе Россіи «образца 1905 года» до сихъ поръ споритъ въ представленіи даже разумныхъ иностранцевъ съ ея лучшими портретами, написанными нашими лучшими мастерами слова.

Павелъ Муратовъ
Возрожденіе, №1678, 5 января 1930.

Visits: 14