Любопытная исторія произошла на-дняхъ.

На имя нашей редакціи поступило изъ Клермонъ-Феррана письмо слѣдующаго содержанія:

«М. Г.

Въ ном. 303 вашей газеты помѣщена замѣтка о томъ, что газета Дни съ 1 января прекращаетъ свое существованіе за недостаткомъ средствъ. Мы, группа русскихъ, проживающихъ въ Клермонъ-Ферранѣ, рѣшили поддержать и не дать погибнуть столь большому дѣлу, какъ газета Дни, и посылаемъ собранную нами сумму для этой цѣли.

Не зная, къ сожалѣнію, адреса Дней, мы покорнѣйше просимъ васъ не отказать въ любезности переслать прилагаемый конвертъ съ деньгами на имя А. Ф. Керенскаго. Исполненіемъ просьбы глубоко обяжете насъ».

Къ приведенному письму былъ, дѣйствительно, приложенъ конвертъ, довольно пухлый, и на немъ стояло: «А. Ф. Керенскому». Переслать его въ Дни по почтѣ было, конечно, рискованно. А вдругъ пропадетъ, и тогда скажутъ, что «возрожденцы» присвоили въ пользу фонда Спасенія Родины «эсеровскія» деньги. Отнести же въ редакцію и передать изъ рукъ въ руки Александру Федоровичу тоже нехорошо.

Чего добраго, Миноръ подумаеть, что монархисты гнуснымъ способомъ пытаются углубить расколъ въ эсеровской партіи.

Такъ какъ я часто бываю въ районѣ конторы Дней, покупая для растопки камина старую газетную бумагу, то мнѣ и было поручено зайти въ редакцію, пригласить кого-нибудь взять пакетъ.

Попалъ я туда въ самое горячее время: Александръ Федоровичъ спѣшно правилъ корреспонденцію изъ Ниццы о зимнемъ сезонѣ, а Миноръ стоялъ сзади и громко указывалъ, что нужно вычеркнуть, чтобы замѣтка совпадала съ программой партіи.

— Деньги? — быстро отошелъ изъ за спины Керенскаго Миноръ, выслушавъ мое заявленіе. — Не шутите? А откуда? Изъ Чехіи? Много?

— Не знаю…

— Это, навѣрно, подписчикъ, — радостно всталъ изъ-за сосѣдняго стола господинъ, завѣдующій экспедиціей газеты. — Скажите, пожалуйста… На конвертѣ не стоитъ ли фамилія Бондаренки?

— Нѣтъ.

— А Цулукидзе?

— Тоже нѣтъ.

— Въ такомъ случаѣ странно. Очень странно. Ни Бондаренко, ни Цулукидзе. Кто же могъ бы быть? А откуда письмо? Изъ Болгаріи?

— Изъ Клермонъ-Феррана.

— Погодите, господа… — подошелъ къ намъ загадочно молчавшій до сихъ поръ Петрищевъ. — До меня, насколько я помню, доходили въ прошломъ году настойчивые слухи, будто въ Клермонъ-Ферранѣ появился нѣкій бѣженецъ Иванчукъ, который не прочь подписаться на нашу газету, если только мы откроемъ при ней отдѣлъ кратковременныхъ ссудъ. Можетъ быть, онъ? Александръ Федоровичъ, хотите, я пойду, получу?

— Нѣтъ, нѣтъ, голубчикъ, вы нужны мнѣ сейчасъ въ качествѣ чернорабочаго съ завода Крезо. Соловейчикъ, не пойдете ли вы? У васъ все равно нѣтъ никакого дѣла.

— У меня нѣтъ? Это мнѣ нравится! А письма въ редакцію за подписью «Раскаявшійся вранжелистъ». — Это что? Не дѣло? А «Монархисты за работой» кто? Не я? А вырѣзывать разсказъ Пантелеймона Романова кто будет? Американскій корреспондентъ?

Въ концѣ концовъ, вмѣстѣ со мной отправился самъ А. Ф. Керенскій. Мы тихо шли рядомъ, нога въ ногу, несмотря на различіе платформъ, и мирно бесѣдовали.

Александръ Федоровичъ грустно жаловался, какъ трудно ему одновременно чувствовать себя и русскимъ человѣкомъ, и соціалистомъ-революціонеромъ. Говорилъ о томъ, какъ завидуетъ Мельгунову, какъ хотѣлъ бы самъ быть такимъ же смѣлымъ и дерзкимъ, но боится Минора. Сообщилъ, наконецъ, подъ секретомъ, что нерѣдко, переодѣвшись и нацѣпивъ бороду, онъ тайкомъ отъ партіи посѣщаетъ церковь на рю Дарю, въ особенности всенощную… И мы не замѣтили даже, какъ пришли, наконецъ, на рю де Сезъ.

Я поднялся наверхъ, принесъ письмо, терпѣливо сталъ ждать, пока Александръ Федоровичъ вскроетъ конверт и распишется въ полученіи денегъ.

— Отъ Бондаренки? — глядя на поблѣднѣвшее лицо Керенскаго, тревожно спросилъ я.

— Нѣтъ.

— Отъ Цулукидзе?

— Нѣтъ…

— Отъ Иванчука?

— Нѣтъ. Возьмите назадъ… Свинство!

Онъ рѣзко протянулъ письмо, повернулся, зашагалъ быстро обратно. А я удивленно наклонился къ тротуару, по которому разсыпались какія-то цвѣтныя этикетки, поднялъ нѣсколько штукъ, и на меня вдругъ пахнуло чѣмъ-то роднымъ, недавнимъ, счастливымъ.

— Керенки! Пять керенокъ по сорокъ! Какія чистенькія! Какія свѣженькія! По четыремъ зеленымъ угламъ знакомая, дорогая сердцу цифра 40. На одной сторонѣ строго напечатано: «Обязателенъ къ обращенію наравнѣ съ кредитными билетами». На другой еще строже: «Поддѣлка преслѣдуется закономъ».

И при взглядѣ на все это въ душѣ взвился такой рой милыхъ воспоминаній, столько вспомнилось яркихъ надеждъ на молодую свободную демократическую республику…

И странно, почему это Александръ Федоровичъ обидѣлся? Вѣдь въ препроводительномъ письмѣ Клермонъ-Ферранскіе жертвователи, какъ я прочелъ, вполнѣ искренно и честно говорили:

«Милостивый Государь, Александръ Федоровичъ,

Посылаемъ на поддержаніе вашей газеты свою посильную лепту. Мы бы прислали, конечно, и больше, но повѣрьте, — это все, что осталось у насъ послѣ вступленія вашего въ управление Государством Россійскимъ».

А. Ренниковъ.
Возрожденіе, №573, 27 декабря 1926.

Visits: 20