Tag Archives: А. Яблоновскій

Александръ Яблоновскій. «Ленинъ и его семья»

Подъ такимъ заглавіемъ вышла маленькая тоненькая книжечка, почти брошюра.

Но книжечка заковыристая и написанная не безъ гнѣва.

Прочитать ее, во всякомъ случаѣ, стоитъ. Даже очень стоитъ.

Мы сейчасъ увидимъ, въ чемъ именно книжечка «заковыриста», но прежде два слова объ авторѣ.

Это г. Соломонъ, бывшій совѣтскій дипломатъ, а нынѣ, Божьей милостью, невозвращенецъ.

О себѣ самомъ онъ говоритъ такъ:

— «Классическій большевикъ», т. е. большевикъ, но не ленинецъ.

Членъ совѣта солдатскихъ и рабочихъ депутатовъ. Въ «совдепѣ» былъ, повидимому, на руководящихъ роляхъ, хотя ни солдатомъ, ни рабочимъ никогда не былъ.

По своему гражданскому состоянію — чиновникъ контрольнаго вѣдомства, но, очевидно, изъ маленькихъ, которому кокарда очень помогала провозить нелегальщину.

Какъ большевику «классическому», г-ну Соломону ничто большевицкое не было чуждо. Но удивительно, что онъ съ печалью и сожалѣніемъ говоритъ о трагической судьбѣ Россіи и о злодѣйскомъ опытѣ Ленина.

Насколько искренно говоритъ — я не знаю.

Г. Соломонъ еще до революціи очень хорошо зналъ, что за птица Ленинъ.

Ленина онъ не любилъ.

Ленинъ вызывалъ въ немъ непобѣдимое отвращеніе.

Ленину онъ не вѣрилъ ни въ одномъ словѣ и дѣло Ленина считалъ опасной глупостью, нарушающей всѣ перспективы «классическаго большевизма».

И тѣмъ не менѣе, на службу къ большевикамъ г. Соломонъ пошелъ и дѣлу Ленина помогалъ и въ опасной глупости участвовалъ, и злодѣйству надъ Россіей содѣйствовалъ.

— Зачѣмъ? Почему?

На эти вопросы маленькая книжечка никакихъ отвѣтовъ не даетъ.

А теперь перейдемъ къ семейству Лениныхъ. Повидимому, единственнымъ симпатичнымъ человѣкомъ въ этой семьѣ была мать, Марія Александровна, женщина, у которой казнили старшаго сына за покушеніе на цареубійство. Легко себѣ представитъ, какія огненныя муки вынесла мать и во время суда, и послѣ приговора. Она посѣдѣла и стала старухой въ одну ночь, — въ ночь казни сына. Была на границѣ помѣшательства.

Остальные члены семьи — неинтересны и банальны, кромѣ Ленина. Старшая сестра, Анна Ильинишна, — крутая, нравная большевичка и съ юныхъ лѣтъ подпольщица. Мужа своего поѣдомъ ѣла. Младшая сестра, Марья Ильинишна, которую Ленинъ считалъ «дурочкой», состояла секретаремъ въ «Правдѣ» (нынѣ она начальствуетъ надъ всѣми «селькорами» и «рабкорами», и имѣетъ всѣ права на титулъ «основательницы газетнаго шпіонажа»).

Младшій братъ Дмитрій — «всадникъ безъ головы», котораго Ленинъ считалъ тупымъ и безголовымъ малымъ. (Занимаетъ нынѣ высокій постъ въ Крыму.)

Центральной фигурой семьи былъ, конечно, старшій сынъ, Владиміръ, этотъ Чингисъ-ханъ Совѣтской орды.

Г-нъ Соломонъ считаетъ Ленина умнымъ и образованнымъ человѣкомъ, интереснымъ собесѣдникомъ (въ небольшомъ кругу), но плохимъ ораторомъ-демагогомъ.

Я думаю, что, по крайней мѣрѣ, образованность Ленина очень сомнительна. Эго былъ начетчикъ и талмудистъ марксистскаго толка. Свой «талмудъ» онъ зналъ до тонкости; но внѣ «талмуда» никакихъ широкихъ интересовъ не имѣлъ.

Дѣло, однако, не въ образованности и даже не въ умѣ. Основное свойство Ленина — это бездушіе. Души у него не было. За всю свою жизнь онъ никого не любилъ и едва ли даже понималъ, что значитъ — любитъ. Правда, г. Соломонъ увѣряетъ, что Ленинъ очень хотѣлъ имѣть дѣтей и очень жалѣлъ, что жена его ни разу не родила. Но это какое-то чудовищное недоразумѣніе. Зачѣмъ деревянному человѣку дѣти? Въ такія руки и маленькаго скорпіона отдать было бы страшно.

— Ленинъ, ласкающій ребенка — это образъ кощунственный, противоестественный. Въ своемъ родѣ иронія сатаны. Развѣ можно себѣ представить окровавленнаго Чингисъ-хана, поющаго колыбельную пѣсню? Его можно вообразить развѣ только съ отрубленной дѣтской головой на пикѣ. Вѣдь это совсѣмъ не спроста, что даже партійные люди, близкіе товарищи Ленина по подполью, не выносили его, «какъ лошадь не выноситъ верблюда».

В. И. Засуличъ питала къ Ленину физическое отвращеніе. Ей тяжело было сидѣть съ нимъ въ одной комнатѣ.

П. В. Аксельродъ относился къ Ленину, какъ къ гадинѣ.

Г. Соломонъ презиралъ Ленина до глубины души.

Г-жа Тихвинская, у которой когда-то гостилъ Ленинъ, говорила, что ей необыкновенно трудно было сохранить роль гостепріимной хозяйки: такое отталкивающее впечатлѣніе производилъ ея гость.

— Какія же черты характера производили это отвратительное, отталкивающее впечатлѣніе?

— Это нестерпимая грубость души, исключительная наглостъ и заносчивость въ спорахъ, непроходимое самодовольство и самомнѣніе и нескрываемое презрѣніе къ собесѣднику.

Въ спорахъ и диспутахъ это былъ такой человѣкъ, о которомъ старые студенты говорили: — «Хоть по уху бей!»…

Къ товарищамъ по партіи у Ленина было такое же высокомѣрно-наглое отношеніе. Никого изъ нихъ онъ не любилъ и жизнь подполья, полная опасностей и треволненій, ни съ кѣмъ его не сблизила и не сроднила.

Г. Соломонъ приводитъ отзывы Ленина объ его партійныхъ единомышленникахъ и ближайшихъ соратникахъ. И достойно вниманія, что ни для кого изъ нихъ у Ленина не нашлось добраго слова.

— Всѣ болѣе или менѣе подлецы и все народъ «сволочеватый».

Вотъ нѣкоторые изъ этихъ отзывовъ.

О Луначарскомъ.

— «Это совершенно грязный типъ, кутила и выпиваха и развратникъ, на Бога поглядываетъ, а на землѣ пошариваетъ, моральный альфонсъ, а впрочемъ, чортъ его знаетъ, можетъ быть, не только моральный… Поддѣлался къ Горькому и поетъ ему самые пошлые дифирамбы, а того вѣдь хлѣбомъ не корми, лишь пой ему славословіе, ну и живетъ у нихъ на Капри и на ихъ счетъ».

О Максимѣ Горькомъ.

— «Это, доложу вамъ, тоже птица… Очень себѣ на умѣ и деньгу любитъ. Великій фигляръ и фарисей и считаетъ себя „преужаснѣйшимъ“ большевикомъ. — А знаете вы его жену, Андрееву? У Горькаго есть разсказъ, гдѣ одинъ изъ героевъ такъ характеризуетъ лѣшаго: — „Лѣшій, вишь, вотъ онъ какой — одна тебѣ ноздря. — Какъ ноздря? — Да такъ просто, ноздря и больше ничего“… Такъ вотъ и Андреева похожа именно на горьковскаго лѣшаго… — Ноздря!»

О Литвиновѣ.

— «Въ его преданность революціи я ни на грошъ не вѣрю и просто считаю его прожженной бестіей. Готовъ всякаго продать, однимъ словомъ, мелкая тварь и чортъ съ нимъ!

О Воровско́мъ.

— «Это типичный Молчалинъ. Онъ и на руку нечистъ и просто стопроцентный карьеристъ»!

О Троцкомъ и Зиновьевѣ Ленинъ отзывается, какъ о страшныхъ трусахъ.

— «Чтобы охарактеризовать Троцкаго, я разскажу вамъ одинъ еврейскій анекдотъ. — говорилъ онъ г-ну Соломону. — Богатая еврейка рожаетъ. Богатство сдѣлало ее тонной дамой, она кое-какъ лопочетъ по-французски. Ну, само собой, для родовъ приглашенъ самый знаменитый врачъ. Роженица лежитъ и по временамъ стонетъ по-французски: „о, монъ Дье“! Мужъ тревожно говорить доктору: – Ради Бога, докторъ, идите къ ней, она такъ мучается. Но докторъ спокойно курить сигару. — Я знаю, когда надо вмѣшаться въ дѣло природы. Это тянется долго. Вдругъ изъ спальной доносится: — „Ой, вай миръ, гевальтъ!“ — Вотъ теперь пора, — говоритъ докторъ и идетъ въ спальню. Вотъ вспомните мои слова, — прибавилъ Ленинъ, — что, какъ революціонеръ, Троцкій — страшный трусъ, и мнѣ такъ я кажется, что въ рѣшительную минуту его прорветъ и онъ заоретъ на своемъ языкѣ «гевальтъ»!

Можетъ быть, Ленину и случалось давать другіе отзывы о своихъ товарищахъ по революціи… Но въ книгъ г. Соломона есть только эти, а другихъ нѣтъ, такъ что читатель имѣетъ полное право сдѣлать кое-какія свои обобщенія:

— Народъ, какъ видите, все, болѣе или менѣе, сволочеватый… Альфонсы, выпивахи, содержанцы, дураки, охотники за рублями, прямые воры, трусы и опять воры и снова трусы… Это — вожди. А надъ всѣми вождями стоитъ убѣжденный сифилитикъ Ленинъ, передъ которымъ уже разверзалась бездна безумія… Таковъ авангардъ революціи…

Г-нъ Соломонъ, впрочемъ, дѣлаетъ странную оговорку. Онъ полагаетъ (но отнюдь не доказываетъ), что уже впавши въ идіотизмъ, Ленинъ, въ рѣдкія минуты просвѣтлѣнія, «не могъ не видѣть того, до чего онъ довелъ Россію».

— «Онъ не могъ не понять того, что его система идти и забирать какъ можно лѣвѣе потерпѣла полный крахъ, принесшій несчастіе не одной Россіи. Заговорило, повидимому, и то простое, человѣческое, чему имя — „совѣсть“».

Признаюсь, я этихъ сентиментальныхъ предположеній не понимаю. «Москва слезамъ не вѣритъ»… — Какія у г. Соломона доказательства?

— Никакихъ.

Онъ ничего не доказываетъ, а только предполагаетъ: «повидимому, заговорила совѣсть», «повидимому, Ленинъ понялъ свою ошибку»… Но откуда это видно? Чѣмъ это подтверждается? Какъ будто, въ самомъ дѣлѣ, надо потерять умъ, чтобы заговорила совѣсть.

— Пока былъ человѣкъ въ здравомъ умѣ, — совѣсти не было. Но погасъ умъ — и явилась совѣсть.

Это, конечно, вздоръ отъ начала до конца. Такъ не бываетъ. Отъ спирохеты совѣсть человѣческая не просыпается. Да и какая же совѣсть у идіота? Совѣсть работаетъ только при свѣтѣ разума и если разумъ потухъ, то умираетъ и совѣсть. Притомъ же именно совѣсти у Ленина никогда не было. Въ этомъ отношеніи онъ всегда былъ нравственнымъ идіотомъ,
И доказательства тому можно найти въ той же книжечкѣ г. Соломона.

— Вѣрилъ ли Ленинъ въ ленинизмъ, т. е. въ свою идею коммунизма?

— Нѣтъ, не вѣрилъ. Онъ и здѣсь былъ проходимцемъ и шарлатаномъ.

На глазахъ у г. Соломона, за нѣсколько лѣтъ до Октября, Ленинъ доказывалъ одному молодому соціалисту-максималисту:
— «Неужели вы не понимаете, что ставка на немедленный соціализмъ не выдержимаетъ даже самой поверхностной критики? Горе намъ было бы, если бы какой-нибудь нелѣпой авантюрой Россія или какой угодно, даже самый цивилизованный, народъ былъ бы ввергнутъ въ соціалистическій строй въ современную намъ эпоху. Это явилось бы бѣдствіемъ, міровымъ бѣдствіемъ, отъ котораго человѣчество не оправилось бы въ теченіе столѣтій”…

Такъ говорилъ Ленинъ до Октября. А послѣ Октября г. Соломонъ напомнилъ «диктатору» эти слова и вотъ что услышалъ отъ Ленина:

— Да, я такъ думалъ. Тогда… А теперь «дѣло идетъ о созданіи соціалистическаго государства. Отнынѣ Россія будетъ первымъ государствомъ съ осуществленнымъ въ ней соціалистическимъ строемъ… Вы пожимаете плечами? Ну такъ вотъ, удивляйтесь еще больше! Дѣло не въ Россіи, на нее, господа хорошіе, мнѣ наплевать, — это только этапъ, черезъ который мы проходимъ къ міровой революціи»…

Въ другой разъ г. Соломонъ снова возвратился къ этому опасному сюжету и Ленинъ вспыхнулъ раздраженіемъ, — диктаторскимъ раздраженіемъ:

— И не говорите, ибо я буду безпощаденъ ко всему, что пахнетъ контръ-революціей. И противъ контръ-революціонеровъ, кто бы они ни были, у меня имѣется товарищъ Урицкій!.. Ха-ха!.. вы, вѣрно, его не знаете? Не совѣтую вамъ познакомиться съ нимъ!..

Такъ говорилъ Ленинъ послѣ Октября и, такимъ образомъ, даже идейность вождя вождей подлежитъ еще большому сомнѣнію. Свой злодѣйскій опытъ надъ несчастной страной онъ продѣлывалъ, не вѣря въ него, продѣлывалъ на ура, наудалую: авось, молъ, что-нибудь и выйдетъ, авось, великая наглость дастъ хоть малые результаты…

«— Ну, а если и ни черта не выйдетъ, такъ мнѣ, господа хорошіе, на Россію наплевать!..»

Александръ Яблоновскій.
Возрожденіе, № 2110, 13 марта 1931.

Visits: 21

Александръ Яблоновскій. Бездѣйствіе власти

Есть такой взглядъ въ русскомъ обществѣ:

— Горшечники лѣпятъ горшки, хирурги производятъ операціи, эсеры дѣлаютъ бомбы…

И даже въ такой степени, что къ эсерамъ часто обращаются съ упреками:

— Вы что же это, души своей погубители, бомбы спрятали? Считаетесь вы спеціалистами и даже чинъ вамъ особый присвоенъ — «политкаторжане», а между тѣмъ, полное бездѣйствіе пиротехнической власти?

— Почему при большевикахъ — ни одной «Маруси» Спиридоновой, ни одного Балмашева, и даже ни одного сноснаго Натансона?

Конечно, это упрекъ нелѣпый. Эсеры никогда не давали подписки перманентно метать бомбы и никто не въ вправѣ возлагать на нихъ такую «обязанность». Хотятъ — мечутъ, нe хотятъ — не мечутъ. Но такого условія не было, чтобы однѣ партіи дѣйствовали душеспасительнымъ словомъ, а другія вносили пиротехническія поправки.

И однако же, сами эсеры, быть можетъ, подали поводъ къ «безсмысленнымъ мечтаніямъ» обывателя, такъ какъ за время большевизма террористическая линія партіи была не безъ уклоновъ. Эсеры то благословляли терроръ, то брали свои благословенія назадъ, то дѣйствовали, то бездѣйствовали. По крайней мѣрѣ, на этотъ счетъ имѣются очень интересныя свидѣтельства партійной литературы. Такъ «Кр. Газета» цитируетъ брошюру г. Семенова, бывшаго начальника боевого отряда эсеровъ. Брошюра называется «Военная и боевая работа партіи эсеровъ въ 1917-18 году».

Начальникъ боевого отряда говоритъ прямо.

«Для выясненія позиціи Центральнаго Комитета по вопросу о практическомъ проведеніи террора, я бесѣдовалъ съ Гоцемъ. Гоцъ находилъ, что политическій моментъ достаточно созрѣлъ для борьбы путемъ террора, считалъ, что убійство Ленина надо осуществить немедленно»…

Какъ человѣкъ осторожный, г. Семеновъ не удовольствовался, однако, этимъ заявленіемъ Года. Онъ понималъ, что это была лишь словесная индульгенція и, такъ сказать, архипастырское благословеніе заслуженнаго вождя. Но ему хотѣлось большаго. Ему хотѣлось знать твердо, отречется ли нартія эсеровъ отъ предстоящихъ бомбъ, или нѣтъ? И Семеновъ повелъ на этотъ счетъ дополнительные переговоры съ Гоцемъ, въ результатѣ чего

«Гоцъ гарантировалъ отъ имени партіи своимъ честнымъ словомъ, что ЦК не заявитъ о непричастности и признаетъ актъ открыто или немедленно или спустя нѣкоторое время. Мы (боевая группа) сочли честное слово Гоца достаточной гарантіей».

А дальше произошло покушеніе на Ленина, но индульгенція Гоца вдругъ оказалась недѣйствительной.

Вотъ что пишетъ на этотъ счетъ Семеновъ:

«Въ газетахъ появились заявленія ЦК, что партія не принимаетъ участія въ актѣ. Это произвело на насъ ошеломляющее впечатлѣніе. Увидѣвшись съ Донскимъ, я съ негодованіемъ говорилъ ему о недопустимости такого поведенія ЦК, считая это просто трусостью; указывалъ на честное слово Гоца. Донской объяснилъ заявленіе ЦК тѣмъ, что ЦК считаетъ недопустимымъ подвергнуть партію, въ случаѣ отсутствія такого заявленія, разгрому краснаго террора».

Конечно, въ этихъ условіяхъ индульгенція превращалась въ провокацію: благословили и и потомъ взяли благословеніе назадъ, объявивши «актъ» индивидуальнымъ, а не партійнымъ.

Партія, такимъ образомъ, пожертвовала и «актомъ», и «честнымъ словомъ» Гоца, и «боевой организаціей». И все это для того, чтобы укрыться отъ чекистовъ…

Не будемъ по этому поводу морализировать… Но согласитесь, что при такихъ условіяхъ, нельзя слишкомъ строго судить и тѣхъ наивныхъ обывателей, которые пристаютъ къ эсерамъ со своими вопросами: — Гдѣ же ваши пиротехническія поправки къ совѣтскому самодержавію?

Александръ Яблоновскій.
Возрожденіе, №1922, 6 сентября 1930.

Visits: 25

А. Яблоновскій. День печати

Въ доброе старое время журналисты не рождались, а дѣлались.

Дѣлались такъ:

— Сначала молодой человѣкъ держитъ экзаменъ за шесть классовъ гимназіи и, конечно, не выдерживаетъ.

Потомъ молодой человѣкъ держитъ экзаменъ за четыре класса и, если тоже не выдерживаетъ, то поступаетъ въ газету и выбираетъ себѣ самый пышный псевдонимъ, по возможности, изъ исторіи Рима:

— Если не Маркъ Аврелій, то ужъ навѣрное Тарквіній Гордый…

Учился такой молодой человѣкъ уже въ газетѣ. И если онъ былъ даровитъ и неглупъ, а редакторъ умѣлъ учить, то лѣтъ черезъ 15 суровой и даже жестокой школы изъ Марка Аврелія иногда вырабатывался очень неплохой журналистъ. Но въ такой пропорціи:

— Одинъ на сотню и даже на тысячу.

Тысячи Марковъ Авреліевъ спивались и тысячи Тарквиніевъ Гордыхъ мѣняли профессію. И только одинъ выросталъ въ Дорошевича.

Покойный Дорошевичъ самъ говорилъ о себѣ, что онъ получилъ среднее и даже «въ высшей степени среднее» образованіе.

Но иностраннымъ языкамъ, но политикѣ и литературѣ онъ обучился уже въ газетѣ.

— Университеть я окончилъ въ редакціи, — шутя говорилъ онъ. Но все же окончилъ, потому что журналистъ-невѣжда, журналисть-полузнайка и незнайка никогда не поднимется выше провинціальнаго Марка Аврелія.

А какъ сейчасъ обстоитъ дѣло въ русскихъ газетахъ, выходящихъ тамъ, въ Москвѣ?

А сейчасъ образовательный уровень еще понизился… И очень понизился… Тарквиній Гордый стараго времени, по крайней мѣрѣ, хоть четыре правила арифметики зналъ и даже этимологію и синтаксисъ нюхалъ, четыре года нюхалъ, потому что срѣзался вѣдь только на экзаменѣ за четыре года гимназіи.

— А это, согласитесь сами, все-таки стажъ…

Ну, а сейчасъ «вечерній Государственный институтъ журналистики», только что основанный въ Петербургѣ, всю науку журналиста заканчиваетъ въ одинъ годъ.

— Берется «красный слесарь» и черезъ годъ получается «образованный журналистъ».

Но не Маркъ Аврелій, а «Спартакъ». И «Спартакъ» этотъ долженъ всѣмъ буржуямъ носы утереть, «перепугать Европу» и «перешагнуть» черезъ Америку…

Не будемъ, однако, смѣяться надъ «Спартакомъ» (надъ убожествомъ смѣяться грѣхъ). Но о чемъ думають тѣ вожди-мошенники, которые празднуютъ сейчасъ «день печати» и говорятъ комплименты сопливому совѣтскому «Спартаку»? Послушайте, что говорятъ мошенники-вожди:

— Совѣтскія газеты издаются на 58 языкахъ!..

— Всего газетъ въ республикѣ — 623!

— А читателей свыше 40 милліоновъ.

— Вотъ, значитъ, какая аудиторія у «Спартака». Еще только черезъ годъ онъ, съ Божіей помощью, институтъ журналистовъ окончить, а уже 40 милліоновъ человѣкъ на 58 языкахъ его слушаетъ… А что же будетъ, когда «пятилѣтка» пройдетъ!.. Страшно и подумать…

Но вотъ чего вожди-мошенники явно не понимаютъ.

Въ странѣ 623 партійныхъ газеты и ни одной газеты свободной.

— Всѣ газеты издаетъ партія (одна партія!) Для своихъ партійныхъ нуждъ и по своимъ партійнымъ соображеніямъ…

Но уже это одно является смертнымъ приговоромъ для прессы данной страны.

— Гдѣ есть 623 казенныя газеты и ни одной частной, — тамъ прессы вообще нѣтъ и говорить о ней не подобаетъ.

И замѣтьте: партійныя газеты (всѣ 623!) издаются въ Россіи для безпартійныхъ читателей.

Сами коммунисты говорятъ, что ихъ партія не превышаетъ милліона человѣкъ. Значитъ, при сорока милліонахъ читателей, тридцать девять милліоновъ читаютъ чужую газету, партійную, враждебную, ненавистную. Можетъ ли это быть?

— Конечно, нѣть. Безпартійные читатели не могутъ читать партійный матеріалъ. Они читаютъ хронику, телеграммы и плевать хотѣли на партію. А отсюда выводы:

— «Спартакъ» работаетъ впустую, ибо вся партійная печать работаетъ «на холостомъ ходу». Партійное колесо не приводитъ въ движеніе безпартійную массу.

И еще вожди-мошенники не понимаютъ вотъ чего:

— Ни одна партія въ мірѣ не издаетъ 600 партійныхъ газетъ. Не издаетъ потому, что это никому не нужно.

— 623 партійныхъ газеты — это просто глупость, это самодурство и наглость объѣвшихся воровъ, присѣвшихъ къ чужому столу.

Попробуйте, спросите у любого нормальнаго человѣка:

— Хотите ли вы имѣть одѣяло длиною въ 623 метра?

— Да зачѣмъ же мнѣ это? Господь съ вами, мнѣ достаточно и въ три метра.

Но въ этомъ совѣтскомъ обжорствѣ притаилась и совѣтская гибель.

— На 58 языкахъ, 623 раза въ день они повторяютъ одну и ту же унылую партійную пошлость.

До ужаса унылую и до тошноты скучную. Читателя давно съ души воротить, читатель ненавидитъ и презираетъ свою газету до темноты въ глазахъ. И все таки 623 раза въ день, на 58 языкахъ, его гвоздятъ по темени партійной дубиной.

Гвоздятъ и гордятся…

И не понимаютъ, что сорокъ милліоновъ читателей — это значитъ сорокъ милліоновъ враговъ!

Александръ Яблоновскій
Возрожденіе, №1804, 11 мая 1930.

Visits: 21

А. Яблоновскій. Маяковскій

Глотка…

Ручищи…

Кулачищи…

И зубы такіе, что свободно могъ перекуcывать дуло двуствольнаго ружья…

Природа создала его кашеваромъ изъ арестантскихъ ротъ или «майданщикомъ» изъ Акатуевской каторжной тюрьмы.

Совѣты сдѣлали его «народнымъ поэтомъ»…

Говорятъ, что онъ былъ талантливъ…

Но я, ей-ей, ни одной талантливой строки у Маяковскаго никогда не читалъ.

Всегда барабанъ, всегда «гармошка», вседа похожъ на пьяную обезьяну…

По-моему, настоящій талантъ никогда не прибѣгаетъ къ идіотской рекламѣ и гнуснымъ, безстыжимъ фокусамъ.

— Гдѣ вы видѣли, чтобы даровитый человѣкъ красилъ золотой краской свой носъ?

— Зачѣмъ, для какой надобности, небездарный человѣкъ сталъ бы надѣвать, вмѣсто пиджака, желтую кофту или разрисовывать себѣ щеки? На правой щекѣ — карета, запряженная четверикомъ, а на лѣвой — райская птица сиринъ?

Это слишкомъ дешево и слишкомъ убого…

Желтая кофта — это безспорное и самое убѣдительное «свидѣтельство о бѣдности»…

И о нахальствѣ…

Ихъ было нѣсколько такихъ Маяковскихъ, которые не знали разницы между словами «слава» и «скандалъ».

Одинъ (я это хорошо помню) читалъ въ Москвѣ лекцію о русской интеллигенціи и придумалъ для этой лекціи «звучное» заглавіе:

— «Карьера сукина сына»…

Другой устраивалъ литературные вечера и съ кафедры обращался къ публикѣ съ трехэтажной арестантской бранью…

Третій рисовалъ такія картины, что ничего нельзя было понять: какъ будто хвостъ осла обмакнули въ ведро съ красками и стали хлестать этимъ хвостомъ по полотну.

Въ обществѣ всю эту компанію называли «публичными мужчинами». Но акцизныя вдовы и вольнодумцы-гимназисты ходили на ихъ «выступленія» ради скандала…

Нѣтъ никакого сомнѣнія, что въ здоромъ обществѣ все это безстыдство разнузданной рекламы само собой погасло бы. Исчезло бы, какъ вонючій дымъ.

— Слава Маяковскаго не пережила бы его желтой кофты.

Но пришли большевики и усыновили всѣ эти золотые носы и парчевыя кофты. И началась новая эра для барабанныхъ поэтовъ и похабныхъ художниковъ.

— Всѣ они очутились на дѣйствительной совѣтской службѣ…

Съ цинизмомъ привычныхъ покупателей человѣческаго тѣла большевики сказали:

— Вотъ тебѣ кормъ, вотъ квартира, вотъ казенныя поѣздки заграницу. А ты за это долженъ прицѣпить сбоку собачью голову и метлу: чтобы грызть враговъ совѣтскихъ и выметать изъ страны совѣтовъ измѣну…

То, что дѣлали Маяковскіе на дѣйствительной службѣ, представляетъ собой образецъ гнусности.

Безъ отказа, безъ ропота, съ покорностью жертвенныхъ животныхъ они послушно исполняли «соціальные заказы»…. Всѣ заказы безъ исключеній?

— Маяковскій, пиль!

— Маяковскій, иси!

— Маяковскій, аппортъ!

Хозяйской собакѣ все равно, какую поноску носить и на какую дичь дѣлать стойку.

И все равно было совѣтскимъ поэтамъ, кого бранить, кого хвалить и кого воспѣвать.

— Величитъ душа моя Ленина и всѣхъ аггеловъ его!..

Надо полагать, что изъ всѣхъ видовъ проституціи (духовной и тѣлесной) «поэтическая» проституція — самая тяжкая и самая убивающая. Она требуетъ, чтобы поэтъ собственными руками каждый день билъ по щекамъ своего бога.

— Маяковскій! Пиши о пятилѣткѣ!

— Маяковскій, дуй о посѣвномъ фронтѣ!

— Маяковскій, жарь о колхозахъ!

О, быть поэтическимъ эхомъ совѣтскихъ реформъ и совѣтскаго творчества и на каждый звукъ давать поэтическій откликъ — это, должно быть, стоитъ долгосрочныхъ каторжныхъ работъ съ «музыкою» на ногахъ…

И почемъ знать: можетъ быть, совсѣмъ не отъ несчастной любви, а отъ каторжной жизни ушелъ Маяковскій…

Александръ Яблоновскій
Возрожденіе, №1780, 17 апрѣля 1930.

Visits: 28

А. Яблоновскій. Смѣшанная кровь

«Рѣчь Посполита», устами пана Малышко, готова признать, что русская литература достигла значительнаго развитія… Панъ Малышко говорить даже объ «эпохѣ величайшаго развитія» этой литературы.

Конечно, со стороны «Рѣчи Посполитой» это очень мило и очень любезно, хотя, можетъ быть, и нѣсколько неожиданно:

— Что такое случилось, въ самомъ дѣлѣ, что поляки о русскихъ вспомнили, да еще въ такомъ благосклонномъ тонѣ? Вотъ ужъ можно сказать, не было ни гроша, да вдругъ — алтынъ…

Но оказывается, что алтынъ-то «Рѣчи Посполитой» преподнесенъ, такъ сказать, для вящшаго нашего же посрамленія…

— Да, развитія москали достигли, словъ нѣтъ… Но не слѣдуетъ ли это развитіе объяснить смѣшанной кровью въ русской литературѣ?

Мысль у пана Малышко очень хитрая и даже коварная.

— Русскіе люди почти не принимали участія въ созданіи русской литературы. А если и есть въ ней что-нибудь доброе, то это отъ иностранцевъ, отъ иноземцевъ, отъ инородцевъ.

Москали же, хотя сами по себѣ и ни черта не сдѣлали, но по грабительской привычкѣ своей, все объявили своимъ, русскимъ и, сорвавши вѣнки съ чужихъ годовъ, напялили ихъ на свою пустую башку…

Панъ Малышко, какъ отмѣчаетъ виленская газета «Наша Жизнь», не затруднился даже перечислить всѣхъ русскихъ писателей со «смѣшанной кровью»:

Пушкинъ. Кровь нѣмецкая, негритянская и русская.

Лермонтовъ. Чистый шведъ.

Тургеневъ. Ни капли русской крови. Съ головы до ногъ — татаринъ.

Кантемиръ. Молдаванинъ.

Карамзинъ. Татаринъ, выходецъ изъ Золотой Орды.

Жуковскій — «сынъ тульскаго обывателя и турчанки».

Булгаринъ — полякъ.

Критикъ Бѣлинскій (подлинная фамилія Ясинскій) — полякъ.

Герценъ — нѣмецъ.

Струве — нѣмецъ.

Гротъ — нѣмецъ.

Пропперъ (редакторъ «Биржевки») — еврей.

Грингмутъ (редакторъ «М. В.») — еврей.

Не будемъ говорить о большомъ и безспорномъ невѣжествѣ «Рѣчи Посполитой»:

Смѣшать Виссаріона Бѣлинскаго съ Іеронимомъ Ясинскимъ — это такъ же непозволительно, какъ смѣшать, напр., Проппера съ Элизой Оржешко.

Не будемъ говорить и о нѣмцѣ Герценѣ (сынъ помѣщика Яковлева). Но что хочетъ доказать «Рѣчь Посполита» своимъ подборомъ именъ:

— Что русской литературы вообще не было? Что ее создали татары, нѣмцы, негры, турки и молдаване? Что русскій народъ «не виноватъ» въ русской литературѣ? Что «москали», попросту сказать, всѣхъ ограбили?..

— Охъ, какъ мало здѣсь ума и какъ много мелкаго, «застянковаго» злопыхательства…

— Да, въ большомъ русскомъ котлѣ варились всякіе народы… Тысячу лѣтъ варились и въ концѣ концовъ переварились въ единую русскую націю, создательницу единой русской культуры и единаго русскаго языка…

— Русскаго человѣка Тургенева можно хоть сто лѣтъ скоблить, но до татарина въ немъ никакъ не доскоблишься.

И Лермонтова можно въ двадцати водахъ мыть и тоже не домыться до «шведа»…

Въ томъ-то и дѣло, что это были изъ русскихъ русскіе люди: и по языку, и по духу, и по творчеству. До мозга костей русскіе-перерусскіе.

И сколько бы панъ Малышко ни старался доказать, что русской литературы нѣтъ, а имѣется только нѣмецко-датско-молдаванско-польско-негритянская, — мы все-таки съ улыбкой полнаго спокойствія можемъ его спросить:

— Не ошибаетесь ли вы, дорогой пане?… Страшенъ сонъ, да милостивъ Богъ…

Александръ Яблоновскій.
Возрожденіе, №1684, 11 января 1930.

Visits: 80

А. Яблоновскій. Самый главный убивайло

Отъ редактора. — Снова о совѣтскомъ вторженіи въ Китай въ 1929 г.


Какъ ведетъ себя воинство Блюхера…

Война совѣтская всегда окрашивается какой-то особой подлостью, какъ будто всѣ Блюхеры задались цѣлью провести вь жизни основное правило коммунистовъ:

— Человѣкъ человѣку — подлецъ.

Это совсѣмъ не военная жестокость, а жестокость подлеца, который любитъ перерѣзать беззащитное горло старика и разбивать о камни головы младенцевъ.

Неправда, что воинство Блюхера сражалось только съ китайскимъ воинствомъ: штыкъ противъ штыка и пушки противъ пушекъ.

Нѣтъ, мирное населеніе, беззащитное и безпомощное — вотъ главный врагъ Блюхера.

Что можетъ быть несчастнѣе безоружнаго китайскаго пахаря и голоднаго китайскаго кули? Кто ихъ не грабитъ, кто не разстрѣливаетъ, кто не деретъ кожу? Они привыкли, столѣтіями привыкли къ режиму междоусобицъ и насилій. Но и они взвыли, когда на китайскую землю пришелъ «самый главный убивайло», т. е. Блюхеръ.

Привыкшіе къ жестокости, китайцы еще не видѣли такого звѣрства, какое проявилъ «самый главный русскій убивайло».

— У насъ этого никогда не было, чтобы безъ вины закапывать въ землю живьемъ, а «убивайло» закапываетъ…

Возлѣ Владивостока, — говорятъ китайцы, — воинство Блюхера выгнало за городъ 50 человѣкъ мирныхъ жителей и заставило рыть могилы. Каждый китаецъ долженъ былъ вырыть яму и закопатъ въ нее одного изъ своихъ товарищей. Послѣдняго китайца закопали воины Блюхера…

Такъ говорятъ китайцы-очевидцы.

Правду они говорятъ или лгутъ?

Но почему бы имъ лгать? На какой предметъ? И развѣ была на свѣтѣ такая жестокость, передъ которой остановились бы большевики?

Нѣтъ, я думаю, что титулъ «самаго главнаго убивайлы» Блюхеръ получилъ недаромъ.

Еще нѣсколько примѣровъ:

Зарегистрировано много случаевъ абсолютнаго ограбленія мирныхъ китайскихъ деревень.

Что это значитъ — «абсолютное» ограбленіе?

Это значитъ:

— Весь хлѣбъ, весь скотъ, вся одежда, вся обувь и всѣ сельско-хозяйственныя орудія: сохи, плужки, косы, бороны — все. До нитки…

Отмѣчены случаи и плѣненія лирныхъ китайцевъ.

— Идетъ по рѣкѣ мирный пароходъ съ мирными пассажирами. Пароходъ пускается ко дну, а всѣ пассажиры берутся въ плѣнъ и назначаются на работы. Днемъ работаютъ, а ночью въ тюрьмѣ сидятъ. Пища дается въ такомъ количествѣ, что плѣнные «дохнутъ». А какъ бьютъ этихъ плѣнныхъ — о томъ лучше и не говорить.

— Примѣняетъ ли «самый главный убивайло» удушливые газы?

— Примѣняетъ… Были случаи, но изъ китайскихъ сообщеній трудно понять, кого собственно травилъ газами Блюхеръ: солдатъ китайскихъ, или пахарей?

А что дѣлалось въ русскомъ Трехрѣчьи…

Китайскія слѣдственныя власти удостовѣряютъ, что въ Трехрѣчьѣ были не убійства, а казни…

— За измѣну совѣтскому отечеству…

«Самому старшему изъ казненныхъ, — говорятъ китайскіе слѣдователи, — было 82 года, а самому младшему — 2 мѣсяца…»

Казнили на площади и, когда маленькія дѣти подбѣгали съ плачемъ къ застрѣленнымъ отцамъ, обнимая ихъ трупы и вытирая кровь, то дѣтей поднимали на штыки…

— Нѣтъ, лучше не говорить объ этомъ.

Но вотъ вопросъ, который мнѣ хотѣлось бы поставить г-ну Керенскому:

— Добрѣйшій Александръ Федоровичъ. Я знаю, вы уже разрабатываете для большевиковъ широчайшую амнистію съ тѣмъ, чтобы простить «всѣхъ, всѣхъ, всѣхъ». Но скажите пожалуйста, а «самый главный убивайло» тоже получитъ отъ васъ прощеніе и отпущеніе грѣховъ? И за дѣтей, поднятыхъ на штыки, и за мирныхъ китайскихъ крестьянъ, закопанныхъ въ землю живьемъ!

— Охъ, Александръ Федоровичъ, неужели вы все еще думаете, что если есть у насъ «самый главный убивайло», то долженъ быть и «самый главный прощайло»?

Александръ Яблоновскій
Возрожденіе, №1641, 29 ноября 1929

Visits: 17

А. Яблоновскій. Шварцъ-младшій

Приличествуетъ ли пролетаріату употребленіе духовъ?

Можно ли представить себѣ Калинина, душеннаго «шипромъ», и Сталина, отъ котораго пахнетъ «бѣлой сиренью», Зиновьева, пропитаннаго ароматомъ «ландыша»?

Логика вещей какъ будто говоритъ, что въ этихъ случаяхъ было бы вполнѣ достаточно и «поросячьихъ духовъ» природнаго производства.

Но вотъ «Красная Газета» полагагаетъ, что это еще неизвѣстно, какъ въ пролетарскомъ обществѣ будетъ рѣшенъ вопросъ о духахъ.

— Можетъ быть, духи исчезнутъ навсегда, а можетъ быть и наоборотъ. Во всякомъ случаѣ, «тройной одеколонъ, навѣрное, станетъ предметомъ первой необходимости» для пролетарія.

Положеніе осложняется еще тѣмъ, что Марксъ ничего не говоритъ о духахъ, а Ленинъ изъ всѣхъ ароматовъ предпочиталъ казанское мыло.

Правда, самъ Марксъ, должно быть, въ молодости душился, по крайней мѣрѣ, вся его студенческая жизнь наполнялась тремя словами: «стихи, векселя, духи».

Несомнѣнно, что душился (и, вѣроятно, хорошими духами) и Лассаль, который, хотя и оторвался отъ массъ, но отъ одеколона, насколько извѣстно, никогда не отрывался.

Нo такъ или иначе, а пока «пролетарская общественность» не чувствуетъ себя вправѣ рѣшить вопросъ окончательно:

— Можетъ быть, да, можетъ быть, нѣтъ. Можетъ быть, «Персидская сирень», а можетъ быть, и духи поросячьи.

И однако же, производство духовъ въ странѣ пролетаріевъ не пріостановилось.

Для Калинина и Сталина (а если для нихъ, то для кого же?) приготоляется и «Бѣлая сирень», и «Персидская сирень», и «Цвѣтущая сирень», и «Ландышъ», и «Майскій ландышъ», и «Свѣжій ландышъ»…

Курьезъ этого непролетарскаго прозводства для пролетарскихъ нуждъ состоитъ въ томъ, что во всемъ соціалистическомъ отечествѣ остался только одинъ человѣкъ (какой-то Шварцъ-младшій), который знаетъ парфюмерные секреты старыхъ буржуазныхъ временъ и одинъ на всю страну умѣетъ дѣлать духи:

«Какъ барсукъ въ норѣ, сидитъ Шварцъ въ своей комнатѣ. Замкнутый, мрачный, молчаливый. И работаетъ только въ одиночествѣ, только при отсутствіи постороннихъ „мѣшающихъ“ ему взглядовъ. Что-то взбалтываетъ въ банкахъ, что-то разливаетъ въ бутылки, окруженный маслами, спиртами, экстрактами, окруженный таинственностью и недоступностью алхимика. А изъ-за такой системы секреты производства наиболѣе ходовыхъ сортовъ духовъ до сихъ поръ никому неизвѣстны».

Конечно, въ соціалистической странѣ всяікіе секреты производства считаются тягчайшимъ преступленіемъ. За такую «наглость» Шварца можно бы и къ стѣнкѣ поставить. Но тутъ дѣло осложняется тѣмъ, что Шварцъ — одинъ на всю страну, и что вмѣстѣ съ нимъ къ стѣнкѣ придется поставить и все производство.

— Если сегодня Шварцъ-младшій будетъ выведенъ въ расходъ, то завтра же кавалеръ Калининъ останется при своихъ поросячьихъ духахъ.

И Шварцъ-младшій знаетъ это и «нагло» ставитъ свои условія:

— Шесть тысячъ рублей на бочку, и изъ нихъ двѣ тысячи долларами, тогда открою свой секретъ. И ни одной копейки меньше. И плата наличными…

Конечно, вся совѣтская общественность до глубины души возмущена и газеты въ серьезномъ тонѣ обсуждаютъ вопросъ:

— Заплатить Шварцу-младшему или накостылять ему шею?

Съ одной стороны, жалко, конечно, останавливать производство, но съ другой — не отступать же отъ принциповъ соціализма въ пользу «секретовъ» промышленности.

«Кр. Газета», впрочемъ, указываетъ и еще одинъ выходъ изъ положенія.

«Нѣтъ и не можетъ быть столь наглаго рвачества на нашихъ фабрикахъ и заводахъ. Честнымъ спеціалистамъ — честь и мѣсто, а шкурникамъ, магамъ и чародѣямъ нѣтъ у насъ жилплощади — ни въ фабричныхъ корпусахъ, ни въ рядахъ профсоюзовъ».

— Да, это, конечно, выходъ… Даже если Шварца-младшаго не брать въ чеку и не бить смертнымъ боемъ (хотя почему бы?), а только выбросить на морозъ, то не пройдетъ и трехъ дней, какъ вопросъ будетъ рѣшенъ разъ и навсегда:

— Или Шварцъ-младшій околѣетъ, или кавалеръ Калининъ даромъ получитъ секретъ «Персидской сирени»…

Александръ Яблоновскій
Возрожденіе, №1641, 29 ноября 1929

Visits: 20

А. Яблоновскій. Іудины именины

Встрѣтилъ стараго знакомаго, кіевскаго человѣка, только что отрясшаго совѣтскій прахъ отъ ногъ своихъ… Говорили долго и горько и много…

Между прочимъ, кіевлянинъ разсказалъ мнѣ, во что выродилось теперь старое русское хлѣбосольство и какь подсовѣтскіе люди ходятъ теперь въ гости другъ къ другу.

— Нѣтъ ничего подлѣе «вечеринокъ», «журъ-фиксовъ», именинъ… Именинники въ Россіи — это сейчасъ прямые Іуды… Именинные пироги теперь подаются съ чекистской начинкой…

И онъ вошелъ въ подробности.

Continue reading

Visits: 31

А. Яблоновскій. О Мицкевичѣ

Въ одномъ изъ писемъ къ женѣ Бисмаркъ писалъ, что политика — это «сплошное шарлатанство».

— «Ты даже представить себѣ не можешь, что это такое!…» — говорилъ онъ. И Бисмаркъ, конечно, былъ правъ, потому что и его доля «шарлатанства» очень почувствовалась въ политикѣ.

Но замѣчательно, однако, что шарлатанство не отходитъ отъ политики и въ тѣхъ случаяхъ, когда она вторгается въ совершенно чуждыя ей области, напримѣръ, въ литературу и искусство.

Недавно, польскій писатель г. Бой-Желенскій имѣлъ мужество разсказалъ, какіе невѣроятные фокусы продѣлывались вокругъ имени Мицкевича.

Continue reading

Visits: 27

Александръ Яблоновскій. Великое и смѣшное

Въ революціи, какъ въ медицинѣ, люди учатся на трупахъ…

И чѣмъ больше учатся, тѣмъ яснѣе понимаютъ простую мысль — что среди героевъ революціи не надо искать ни великихъ, ни геніальныхъ, ни просто крупныхъ людей.

Ихъ нѣть…

— Мелкихъ змѣенышей сколько угодно, и изъ змѣенышей вырастали иногда крупныя гадюки, — но люди, большіе люди, великаны мысли и созиданія, всегда стояли отъ революціи въ сторонѣ и подъ мѣрку «революціоннаго генія» никакъ не подходили.

Continue reading

Visits: 18