Monthly Archives: January 2021

Павелъ Муратовъ. Каждый День. 26 декабря 1929

«Все политика да политика»… Ну что же, для разнообразія поговоримъ о кинематографѣ. Благо тема «праздничная»: куда же въ самомъ дѣлѣ въ парижскій праздникъ пойти, какъ не въ синема (если мало денегъ) или въ «boite» (если ихъ много)…

Изъ впечатлѣній порядка кинематографическаго — послѣднее слѣдующее. Въ соотвѣтствующемъ отдѣлѣ распространенной газеты «Пари Миди» читаю отчетъ о высоко интересномъ сеансѣ, данномъ для немногихъ избранныхъ. Мѣсто сеанса — совѣтское посольство. Фильмъ — «Главная линія», произведеніе совѣтскихъ кинематографистовъ Эйзенштейна и Александрова. Объ Эйзенштейнѣ французскій журналистъ говоритъ съ какимъ-то трепетомъ и почтительнымъ восторгомъ. Вы чувствуете, что въ мірѣ Эйзенштейнъ какая-то очень большая «знаменитость»…

***

Теперь я вспоминаю, что нѣсколько дней назадъ, въ той же газетѣ и тотъ же французскій журналистъ описывалъ прибытіе изъ Лондона этого самаго Эйзенштейна и торжественную встрѣчу его на парижскомъ вокзалѣ. Помню, тогда весь тонъ его замѣтки казался мнѣ очень комичнымъ. Дѣйствія и слова совѣтскаго кинематографиста описывались такъ, какъ если бы то былъ одинъ изъ величайшихъ людей современности. Да, мнѣ показалось это смѣшно, и я подумалъ, какъ все-таки скуденъ и жалокъ кинематографическій мірокъ со всѣми своими маленькими знаменитостями.

***

Но только ли это смѣшно, а, главное, безобидно ли. Полно, большевики никогда не дѣлаютъ безобидныхъ вещей! И «слава» Эйзенштейна», стяжавшаго лавры своимъ «Потемкинымъ» — вещь далеко не безобидная. О да, французскіе «спеціалисты», собравшіеся въ посольствѣ СССР глядѣть новыя достиженія кинематографической техники, понимали, конечно, что фильмъ «Главная линія» — есть очередной заказъ правительства. Но почему бы могли они отнестись съ осужденіемъ къ той какъ будто невинной «культурной» пропагандѣ, которой посвященъ этотъ фильмъ? Вѣдь онъ разсказываеть только о томъ, какъ темна еще русская крестьянская масса и какъ сопротивляется она разнымъ полезнымъ нововведеніямъ. Французъ вѣритъ, конечно, что нововведенія эти энергично проводятся большевиками, «просвѣщенными народолюбцами», заботящимися о благѣ мужика. Вмѣстѣ съ этими народолюбцами онъ не прочь и самъ снисходительно посмѣяться надъ суевѣріями старой Россіи, надъ крестнымъ ходомъ, напримѣръ, съ молитвами о дождѣ, если онъ такъ талантливо изображенъ Эйзенштейномъ. Французъ приходитъ любоваться техникой знаменитаго режиссера, но мимоходомъ и кстати воспринимаетъ онъ при семъ случаѣ тѣ «истины» о Россіи, которыя преподносятъ ему большевики.

***

Не ясенъ ли вамъ большевицкій расчетъ? Поясню его все тѣмъ же примѣромъ. «Пари Миди», какъ вы знаете, газета довольно здравая. И на первой и на третьей страницѣ охотно печатаетъ она о большевикахъ ту правду, которая стала, наконецъ, достояніемъ и иностранцевъ. Ну а на пятой страницѣ? На пятой страницѣ вы найдете восхваленіе талантовъ Эйзенштейна, который очевидно только за тѣмъ и прибылъ въ Европу, чтобы показывать здѣсь ту большевицкую ложь, которая въ глазахъ иностранцевъ можетъ сойти за правду.

***

Такова тактика большевиковъ. Тамъ, гдѢ ихъ не пускаютъ съ чистаго хода, они стараются пролѣзть съ «чернаго крыльца». Находясь въ войнѣ съ обществомъ, они вполнѣ резонно ищутъ всѣ слабые пункты этого общества, которые могутъ явиться точками приложенія для ихъ усилій. И мнѣ нѣтъ надобности объяснять здѣсь, что кинематографія и въ Евролѣ и въ Америкѣ, просто въ силу низкаго моральнаго уровня тѣхъ людей, въ чьихъ рукахъ она находится, являетъ собой нѣкій слабый пунктъ. И слабый, и важный вмѣстѣ съ тѣмъ, и чувствительный, ибо что же можетъ быть прямѣе и удобнѣе этого способа воздѣйствія на массы, котораго вообще такъ жаждутъ большевики? Одинъ фильмъ для нихъ, быть можетъ, важнѣе, чѣмъ десятокъ коммунистическихъ депутатовъ въ парламентѣ. Тѣмъ все равно никто не вѣритъ, фильму же могутъ повѣрить, увѣровавъ въ его техническія и художественныя достоинства.

***

Большевики дѣйствуютъ неглупо и осторожно… Первое о чемъ заботятся они, это именно заставить зрителя увѣровать въ техническія и художественныя достоинства совѣтской кинематографіи. Для указанной цѣли была пущена въ ходъ всяческая реклама, были призваны на помощь всевозможные высоко-нейтральные спеціалисты (отъ нихъ вѣдь не требовалась политика!). Большевики понимали, что нужно создать готовое мнѣніе, на которое такъ падокъ европеецъ и американецъ, надо пустить въ ходъ моду, которой онъ такъ легко подчиняется.

Н они достигли многаго, я сказалъ бы совсѣмъ незаслуженно многаго, если дѣйствительно судить совѣтскіе фильмы съ художественной и технической стороны. Я видѣлъ многіе изъ нихъ (въ Ригѣ показываютъ ихъ безпрепятственно). Никогда и ни въ чемъ не видѣлъ я признака большой творческой новизны. Совѣтскіе кинематографисты ловко варьируютъ пріемы, найденные американской кинематографіей. Иногда можно говорить о тщательности работы, о продуманности мелочей, объ усердныхъ и добросовѣстныхъ исполнителяхъ. Все это черты, унаслѣдованныя совѣтской кинематографіей отъ долгихъ традицій русскаго театральнаго дѣла. Но это и все. О выдумкѣ говорить не стану: если въ ней нѣтъ намѣренной подлости, то всегда непремѣнно мелькнетъ гдѣ-нибудь нечаянная гнусность…

***

Теперь я хотѣлъ бы спросить слѣдующее. Мы гордимся, что русскіе завоевали видное мѣсто во многихъ отрасляхъ западной жизни. Это касается, повидимому, и кинематографіи. Кажется нѣтъ такой кинематографической организаціи, гдѣ не было бы русскихъ именъ и при томъ далеко не среди однихъ статистовъ. Есть русскіе директора, режиссеры, художники, техники, актерскія знаменитости «обоего пола». Ну, а если все это дѣйствительно есть, то не пора ли понять этой русской кинематографической арміи, то, что труднѣе понять иностранцу, а именно, что подъ флагомъ будто то бы художественныхъ и техническихъ достиженій совѣтскаго фильма, въ Европу вторгается самая дерзкая большевицкая пропаганда. А если понять это, то развѣ нельзя дать какъ слѣдуетъ отпоръ всѣмъ притязаніямъ совѣтскихъ агентовъ, даже если среди нихъ есть такія кинематографическія знаменитости, какъ «самъ» Эйзенштейнъ?

Павелъ Муратовъ.
Возрожденіе, №1668, 26 декабря 1929.

Visits: 21

А<лександръ> С<алтыковъ>. Каждый День. 28 сентября 1930

Летучія мысли. Въ «Возрожденіи» были на-дняхъ помѣщены любопытные снимки, изображащіе безпоповцевъ-филиповцевъ изъ Восточной Пруссіи. Ихъ предки выселились туда изъ Россіи уже болѣе ста лѣтъ тому назадъ. Но они сохранили чисто-русское обличіе. Сохранили и русскіе обычаи, русскій складъ жизни. Да и говорятъ они еще по-русски. Ихъ около тысячи душъ.

И тѣмъ не менѣе прусскіе филиповцы — убѣжденные и вѣрные граждане нѣмецкаго отечества. Во время плебисцита 1920 года ни одинъ изъ нихъ не подалъ голоса въ пользу присоединенія Мазурскаго края (гдѣ они живутъ) къ Польшѣ. Вѣроятно — точно не знаю — они и во время войны добросовѣстно исполнили въ отношеніи Германіи свой національный долгъ.

***

Одновременная принадлежность къ двумъ націямъ — возможна. Этотъ вопросъ хорошо разработанъ у Лагарда. Да мы и сами нерѣдко убеждаемся въ этой возможности… Но принадлежность прусскихъ филиповцевъ къ россійской націи, несмотря на все вышесказанное, для меня сомнительна. Впрочемъ, тотъ же Лагардъ показалъ, что есть степени принадлежности къ націи.

Связь мазурскихъ филиповцевъ съ ихъ прежнимъ отечествомъ — поддерживаетъ главнымъ образомъ то, что они принадлежатъжатъ къ особой группѣ и, вдобавокъ, опредѣляемой по рѣзко-конфессіональному признаку. Такія рѣзко-обособленныя вѣроисповѣдныя группы всегда обнаруживаютъ особою стойкость типа своей культурной разновидности, особую ея, такъ сказать, «огнеупорность», — когда попадаютъ въ чуждую національную атмосферу. Здѣсь есть нѣкоторая психологическая тонкость. Именно то, что на прежней родинѣ препятствовало полному, т. е. прежде всего духовному, сліянію такихъ групіпъ съ отечественной націей, а именно черты рѣзкой ихъ обособленности, — содѣйствуетъ на чужбинѣ усиленію въ нихъ прежняго національнаго сознанія. Это-то и обусловило сохраненіе филиповцами цѣлаго ряда русскихъ бытовыхъ чертъ, вполнѣ утраченныхъ, напримѣръ, ранѣе ихъ попавшими въ Германію потсдамскими Ивановыми, Петровыми и Николаевыми (потомки русскихъ солдатъ), давно забывшими русскій языкъ и обратившимися въ настоящихъ нѣмцевъ…

***

Не будемъ однако преувеличивать національный смыслъ бытовой стойкости и русской «огнеупорности» прусскихъ филиповцевъ. Истинная подоплека этой стойкости — все-таки этническая, а не національная. Въ чертахъ русской огнеупорности филиповцевъ — этносъ лишь выступаетъ въ роли націи, но на самомъ дѣлѣ остается этносомъ. Даже еще глубже уходитъ въ этническое дно. Филиповцы и представляютъ собой рѣдкій, сравнительно, случай относа — въ аспектѣ націи. Они удержали — и даже подчеркнули — внѣшнее ея выражение: бытъ. Но бытъ націи именно и измѣняется въ исторіи. Нація — не въ бытѣ; не въ немъ ея сила и воля… Напротивъ, именно этносъ крѣпко держится быта, цѣпляется за него… Въ такихъ обособленно-конфессіональныхъ группахъ какою являются прусскіе филиповцы и въ которыхъ бытъ особенно тѣсно связанъ съ религіозными переживаніями и даже наполненъ ими, — а съ другой стороны сама религія окрашивается бытовыми чертами («бытовое исповѣдничество» евразійцевъ), — въ такихъ группахъ бытовыя черты могутъ сохраняться (то же, напримѣръ, и въ еврействѣ) неопредѣленно-долгое время…

***

Въ былыя времена такихъ культурно-бытовыхъ группъ было несравненно больше, чѣмъ въ наши дни. Эти группы и осуществляли молчаливо всѣми признаваемое право «культурнаго самоопредѣленія», отлично уживавшагося съ бытіемъ крупныхъ національныхъ соединствъ, въ которыя эти группы были вкраплены. Онѣ ровно никому и ничему тогда не мѣшали. Но дѣло сильно измѣнилось съ тѣхъ поръ, какъ сами европейскія націи стали переходить — главпымъ образомъ, подъ вліяніеімъ идей французской революціи — съ національной на націоналистическую основу. Эта новая основа, выдвинувшая, въ частности, совершенно ранѣе неизвѣстное требованіе единства національнаго языка, вообще сильно преувеличившая значеніе языка въ національной культурѣ (и даже структурѣ), — есть, въ сущности, основа этническая. Поэтому-то она и не замедлила вступить въ конфликтъ съ мѣстными этнизмами.

Современное требованіе «культурнаго самоопредѣленія» и защиты «права меньшинствъ» и заключаетъ въ себѣ — пусть и малограмотный — но все же во многихъ отношеніяхъ справедливый протестъ противъ новаго націоналистическаго государства и вызвавшихъ его къ жизни ложныхъ теорій XIX вѣка.

А<лександръ> С<алтыковъ>
Возрожденіе, №1944, 28 сентября 1930.

Visits: 23

Л. Любимовъ. Въ странѣ хаоса, мощи и дисциплины. 1. Новый Берлинъ

Выйдя съ вокзала «Цоо»… — Новая Америка! — Порядокъ, блескъ, великолѣпіе. — «Весь міръ въ одномъ домѣ». Дворецъ современности. — «Положеніе Германіи трагично». — Кризисъ или благоденствіе?.. —«Подходите къ Германіи съ германской мѣркой»

Пріѣхавшаго изъ Парижа въ Берлинъ — впервые за эти шесть лѣтъ — и сошедшаго съ поѣзда на вокзалѣ «Цоо» — ожидаетъ несомнѣнно изумленіе. Сколько бы ни наслышался онъ о перемѣнахъ послѣинфляціонной Германіи — дѣйствительность превзойдетъ его ожиданія.

Уже спускались сумерки. Въ сіяніи вечернихъ огней явился мнѣ снова Берлинъ. Такъ ожидалъ я увидѣть знакомую картину: «Гедехтнискирхе», сѣрую и громоздкую, оживленный «Курфюрстендаммъ», берлинскую сѣрую толпу, массивные, гогенцоллернской безвкусицей отмѣченные, дома… И вотъ ничего почти не ѵзналъ въ первое мгновеніе. Лишь церковь не измѣнилась. А кругомъ — огромныя галлереи словно изъ свѣтлаго гранита высѣченныхъ стро еній, громадные кафэ, аршинныя буквы рекламныхъ прнзывовъ, то потухающія, то вновь сверкающія огнями красными, лиловыми, синими… Ново все, чисто, богато, и новымъ кажется даже воздухъ на улицѣ. Толпа сытая, нарядная, въ которой каждый кажется одѣтымъ въ новый костюмъ; и такъ увеличилось движение, что думаешь, оно уже скоро достигнетъ парижскихъ размѣровъ. Великолѣпные полицейскіе, въ сверкающихъ узкихъ киверахъ, мановеніемъ руки останавливающіе, чтобы дать проходъ пѣшеходамъ, «Бенцы», «Мерседесы», «Опелы», автобусы-гиганты и летящіе среди газоновъ трамваи.

А въ шумахъ улицы — гудки собственыхъ машинъ, не рѣжущіе слухъ, какъ въ Парижѣ, а гармоническія, отрывки мотивовъ.

Великолѣпіе — вотъ что бросилось мнѣ сразу въ глаза. И первое мое впечатлѣніе было:

Новая Америка.

***

Да, дѣйствительно, — будто новая Америка, — и въ положительномъ при этомъ смыслѣ. Еще подъѣзжая, я былъ пораженъ великолѣпіемъ домовъ для рабочихъ. А затѣмъ, послѣ прогулки по новымъ кварталамъ, первое впечатлѣніе еще усилилось.

«Ней Вестендъ» — шесть лѣтъ тому назадъ тутъ былъ лѣсъ, и сейчасъ еще лѣсъ за послѣдними строеніями. На мѣстѣ прежнихъ деревьевъ — огромные дома, тяжелые, кубическіе, съ балконами въ зелени, добротные, сѣрые, желтые, кирпичнаго цвѣта, дома-ящики.

На «Райхсканцлерпляцъ» — окраииѣ совсѣмъ еще недавно — гигантское кубистическое строеніе: «Телефункенъ», принадлежитъ знаменитому «А.Э.Г.» и написаны зажигающіяся ночью горделивыя слова:

«Здѣсь строится новый центръ Берлина».

Все дальше на западъ, все новое и новое! «Унтеръ-денъ-Линденъ», «Фридрихштрассе», — тамъ лишь торговля, а вечеромъ тихо и пустота. Но и «Курфюрстендаммъ» устарѣлъ — дальше, дальше!

Какая чистота! Никто не броситъ газету на тротуаръ… Какой порядокъ! Никто не пройдетъ черезъ улицу, пока не разрѣшитъ полицейскій.

И кажется, всюду — блескъ и великолѣпіе.

Шумно, и тысячи огней въ вечернемъ Берлинѣ. Залитъ свѣтомъ «Курфюрстендаммъ». До утра идетъ веселье въ безчисленныхъ кабарэ «Вестена».


Кафэ «Фатерландъ», на «Потсдаммерпляцъ». Вы входите, остаетесь тамъ часъ — не увидѣли и половины, а убѣждены, что ничего подобнаго нѣтъ на свѣтѣ.

«Весь міръ въ одномъ домѣ» — такая надпись красуется въ кафэ. Оно создано именно съ этимъ заданіемъ. И десятки тысячъ людей, которые ежедневно бываютъ въ немъ, должны чувствовать себя, несомнѣнно, въ какомъ-то сказочномъ царствѣ.

Несчетное число залъ. Залъ пальмовый — тропическій; турецкій — подобіе мечети; мюнхенскій — пивной; рейнскій — терасса передъ панорамой рѣки и замковъ; итальянский, испанскій, мексиканскій, венгерскій… Подаютъ — «евнухи», «ковбои», «цыгане»…

Безвкусно все это? Есть, конечно, доля безвкусицы, но не она — главное. Все здѣсь необыкновенно богато и потому уже прежде всего добротно.

Вы прочтете въ роскошно изданномъ «Путеводителѣ по кафэ «Фатерландъ», что на его постройку понадобилось болѣе милліона рабочихъ часовъ, что однихъ поваровъ въ немъ работаетъ болѣе восьмидесяти человѣкъ при ста двадцати помощникахъ и т. д., и т. д. Чего только въ немъ нѣтъ! Безчисленные лифты — въ кафэ восемь этажей — библіотеки, парикмахерскія, ванны, читальни, мало того — кинематографъ, театръ, билліардныя, турецкія курильни…

И вотъ, въ этотъ будній день кафэ биткомъ набито. Весело всѣмъ и льется несчетными литрами пиво, и осушаются одна за другой тысячи и тысячи узкихъ темныхъ бутылокъ рейнскаго вина. И такъ какъ у пришедшихъ сюда, чтобы наслаждаться жизныо, воображеніе въ болъшинствѣ не слишкомъ требовательное, то имъ, вѣроятно, кажется, что они дѣйствительно какъ бы побывали въ Италіи, въ Мексикѣ, въ Венгріи, курили изъ длинныхъ трубокъ въ стамбульской кофейнѣ и пили вино на берегу Рейна.

И темпъ жизни на первый взглядъ американскій — работа и работа. Лишь вечеромъ веселится нѣмецъ. Днемъ онъ работаетъ надъ созданіемъ великолѣпія и мощи своей страны.

Въ томъ же «Путеводителѣ» въ кафэ «Фатерландъ» написано:

«Это кафэ — культурный памятникъ работающему и идущему впередъ Берлину».

***

Не только западъ застроился. Застроились и сѣверъ, и югъ, и востокъ. Вокругъ Берлина по всѣмъ мѣстамъ, которыя нѣкогда были глухими окраинами, огромные, сверкающіе чистотой дома-ящики.

Новая Америка… Типичнѣйшее, быть можетъ, ея здѣсь выраженіе — магазинъ «Карштадтъ», полтора года тому назадъ законченный.

Издали словно не магазинъ, а дворецъ современности, не современности даже, а будущаго.

Вплотную — словно фасадъ готическаго собора. Вверхъ, вверхъ стремятся его очертанія, огромныя плоскости, нѣтъ тяжести, но гнетущее однообразіе.

Четыре тысячи человѣкъ работаютъ въ немъ. Въ самый магазинъ ведетъ подземная желѣзная дорога. Вы выходите изъ поѣзда, подымаетесь и оказываетесь въ нижнемъ этажѣ «Карштадта». Наверху лѣстницы васъ встрѣчаютъ приказчики.

А на «Тауэнцинштрассе» — магазинъ, гдѣ цѣны всѣмъ предметамъ — 25 и 50 пфенниговъ, и продаются: перчатки, абажуры, носки, воротнички, запонки, кастрюли, искусственные цвѣты, кошельки…

Новые великолепные кинематографы, стадіоны, заводы, огромные рестораны-вокзалы, десятки километровъ за эти годы построенныхъ линій подземныхъ желѣзныхъ дорогъ… И всюду умѣнье обставлять жизнь всѣми удобствами! Въ каждомъ большомъ кинематографѣ, въ каждомъ большомъ магазинѣ вы найдете читальню и закусочную съ грудами развѣшанныхъ сосисокъ.

И такъ во всей Германіи.

***

Что это — благоденствіе, процвѣтающая страна, изобиліе?

Скажите такія слова берлинцу — онъ сочтетъ васъ за сумасшедшаго.

— У насъ ужасающін кризисъ, — отвѣтитъ онъ, — никогда еще за послѣдніе годы Германія не была въ такомъ трагическомъ положеніи.

Кризисъ… Вотъ этимъ лЬтомъ я былъ въ Варшавѣ. Помню, лишь вышелъ съ вокзала, лишь попалъ на варшавскую улицу, такъ почувствовалъ, что кризисъ и тоска царятъ въ Польшѣ. А здѣсь…

Но въ Германіи вѣдь болѣе трехъ милліоновъ безработныхъ, вѣдь о томъ, что въ ней кризисъ, никто уже не споритъ, признали это даже и ея враги. Да, но то, что творится кругомъ! И странно, что это противорѣчіе словно и не приходитъ никому здѣсь въ голову.

Въ чемъ же дѣло? Какъ почувствовать, какъ нащупать въ этомъ кафэ «Фатерландъ», въ этихъ огромныхъ магазинахъ, на этихъ великолѣпных улицахъ, въ этихъ великолѣпныхъ домахъ, въ клокочущей, радостной какъ будто жизни Берлина — кризисъ, трагическое положеніе Германіи? Развѣ что-нибудь измѣнилось за послѣдніе два года — съ тѣхъ поръ, какъ начался кризисъ? И если не благоденствіе, то, что же выражаетъ этотъ внѣшній блескъ германской столицы?

И кажется, нѣтъ возможности разобраться въ первые дни въ этихъ вопросахъ. А между тѣмъ, не только для нѣмцевъ, но для русскихъ въ Берлинѣ они не существуютъ. Ничего нѣтъ во всемъ этомъ для нихъ удивительнаго: естественно, такъ и должно быть. Или мы въ Париж такъ привыкли къ внутреннему во всемъ порядку, къ ясности, къ тому, что плохое — плохо, а хорошее — хорошо? Или непонятна уже намъ германская стихія!

Берлинскій старожилъ, русскій, говоритъ мнѣ:

— Къ Германіи надо подходить съ германской мѣркой.

И слышу я еще отъ него:

— Въ Германіи царствуетъ сейчасъ хаосъ.

Попробуемъ другую мѣрку, попробуемъ понять эти нелѣпо, какъ будто, звучащія слова.

Л. Любимовъ.
Возрожденіе, №1943, 27 сентября 1930.

(Продолженіе слѣдуетъ.)

Visits: 22

П<авелъ> М<уратовъ>. Каждый день. 2 октября 1930

Что такое Адольфъ Хитлеръ? Не имѣлъ удовольствія его встрѣчать. Признаться и журнальныя фографіи его не таковы, чтобы вызвать особое любопытство. Съ мѣсяцъ тому назадъ вь предвыборные дни я видѣлъ шествіе «хитлеровцевъ» по улицамъ Франкфурта на Майнѣ. У меня сложилось тогда впечатлѣніе, за которое заранѣе прошу извиненія у тѣхъ, кому оно не понравится. Что такое Адольфъ Хитлеръ — я такъ и не знаю. Но тѣ хитлеровцы, которыхъ я видѣлъ собственными глазами, были несомнѣнно представителями нынѣшней нѣмецкой интеллигенціи.

***

То были студенты, гимназисты, барышни, молодые люди, по обличію своему принадлежащіе къ профессіямъ такъ называемаго умственнаго труда. Умственнаго — конечно весьма относительно, ибо ни особаго ума, ни особой умственности не требуется вѣдь въ тѣхъ современныхъ занятіяхъ, которыя все же неизвѣстно почему горделиво отдѣляютъ себя отъ труда ремесленнаго, фабричнаго, ручного. Этотъ «умственный» трудъ не опредѣляетъ, конечно, принадлежности къ интеллигенціи «настоящей». Настоящая интеллигенція, вѣроятно, принимаетъ очень маленькое участіе въ хитлеровскомъ движеній, какъ и вообще въ текущей политической жизни страны. И я не имѣлъ въ виду «настоящую» интеллигенцію. Хитлеровцы показались мнѣ принадлежащими къ интеллигенціи «постольку поскольку» принадлежали къ интеллигенціи былой Россіи девять десятыхъ ея состава — тѣ девять десятыхъ, каковые не имѣли ничего общаго съ настоящей интеллигенціей, т. е. съ маленькой группой людей творческихъ, артистическихъ, интеллектуальныхъ.

***

Цѣня подобныя маленькія группы во всѣхъ странахъ и при всѣхъ обстоятельствахъ, я не отношусь, однако, особо почтительно къ такъ называемымъ завѣтамъ интеллигенціи русской. И все же я не закрываю глаза на многія несомнѣнныя ея достоинства. Столь неожиданный на первый взгляд нѣмецкій ея «варіантъ» этими достоинствами, къ сожалѣнію, не обладаетъ. Здѣсь аналогія есть скорѣе всего, увы, аналогія не по достоинствамъ, но по недостаткамъ. Нынѣшніе хитлеровцы напоминаютъ больше всего былыхъ россійскихъ интеллигентовъ и легкостью зараженія революціоннымъ словомъ, и отсутствіемъ какого бы то ни было чувства отвѣтственности за революціонный пафосъ, и вѣчно готовыми аплодисментами революціонному жесту.

***

Нѣмецкіе хитлеровцы столь же легко теперь рукоплещутъ призывамъ къ ниспроверженію существующаго порядка вещей, какъ рукоплескали подобнымъ призывамъ былые русскіе интеллигенты. Столь же неясенъ, однако, для нихъ, какъ былъ неясенъ и для русскаго интеллигента, слѣдующій за ниспроверженіемъ день. Тутъ русскому интеллигенту рисовались смутныя очертанія какого-то народническаго рая. Тутъ хитлеровцамъ рисуются, вѣроятно, столь же неясныя, хотя и совершенно противоположныя, картины. Любопытно было бы знать ихъ! Говорятъ, что Адольфъ Хитлеръ въ жизни очень молчаливый человѣкъ. У молчаливыхъ людей особенно сильно дѣйствуетъ воображеніе. Энергія Хитлера питается воображеніемъ. И вотъ тутъ не слѣдуетъ отрицать, что у этого воображенія есть все же нѣкоторый основательный историческій и національный фонъ.

***

Этотъ историческій и національный фонъ всей хитлеровской фигуры — германскій протестантизмъ. Движеніе, созданное имъ, морально. Это въ гораздо большей степени движеніе моральное, нежели политическое! Тутъ тоже, если угодно, есть какое-то своеобразное сходство съ движеніями русской интеллигенціи. Въ морализмѣ «хитлеровщины» и, можетъ быть, только въ этомъ заключается ея жизненность. Хитлерова мораль — совсѣмъ не наша, конечно, мораль. Можетъ быть, это даже вообще очень плохая, никуда негодная мораль. Но вотъ эта очень плохая мораль оказывается способна волновать сердца и умы такъ, какъ не волнуетъ ихъ никакая самая лучшая политика. Опасность состоитъ не въ ней самой, но въ томъ, что спускается она на Германію нѣкоторой дымовой завѣсой, удобной для дѣйствій хитраго внутренняго врага и застилающей глаза внѣшнему благожелательному другу.

П<авелъ> М<уратовъ>.
Возрожденіе, №1948, 2 октября 1930.

Visits: 22

А. Ренниковъ. Анонимы

Въ европейскихъ писательскихъ кругахъ тревога.

Два какихъ-то американца основали крупное издательство съ капиталомъ въ
нѣсколько милліоновъ для выпуска книгъ безъ имени авторовъ. Беллетристика, сценаріи, театральныя пьесы, по мнѣнію зачинателей этого дѣла, должны быть анонимны, чтобы публика и критика могли оцѣнивать художественное произведеніе по существу, не считаясь съ тѣмъ, кто его создалъ.

И вотъ, этой осенью, въ Парижѣ, уже должна появиться первая такая книга. Въ верхней части обложки будетъ пусто; посреди — названіе романа; внизу — анонимное издательское общество, и неизвѣстно, какой годъ. Можетъ быть, только тысячелѣтіе укажутъ: 1***. Можетъ быть, въ крайнемъ случаѣ, столѣтіе: 19**.

А городъ, гдѣ издана книга, тоже, очевидно, замѣнятъ псевдонимомъ, во избѣжаніе давленія на публику. Поставятъ не Парижъ, а Кембриджъ или просто П съ точкой, или, наоборотъ, нѣсколько точекъ и въ концѣ загадочное С.

Чтобы не угадали.

Интересно, однако, обсудить серьезно вопросъ: выиграетъ ли литература отъ лодобнаго начинанія или проиграетъ? Пойдетъ впередъ или назадъ?

Пожалуй, въ основѣ своей мысли американцы и правы. Ничто въ книгѣ не гипнотизируетъ читателя такъ, какъ имя автора.

Авторъ давно, можетъ быть, выжилъ изъ ума, исписался, заболѣлъ прогрессивнымъ параличемъ… А публика все-таки раскрываетъ книгу, вчитывается, смакуетъ:

— Замѣчательно оригинально. Ничего не разберешь…

Или автора, предположимъ, провели въ популярные люди его собственные газетные друзья и родственники. Самъ по себѣ человѣкъ родился бухгалтеромъ или букмекеромъ, могъ бы, въ крайнемъ случаѣ, открыть свою собственную банкирскую контору. Его жена пристаетъ:

— Пиши, Миша!

Товарищи-репортеры совѣтуютъ:

— Что тебѣ стоитъ, Миша, стать великимъ писателемъ?

И Миша, въ концѣ концовъ, садится, пишетъ. Сначала становится писателемъ земли русской. Затѣмъ, когда двоюродный братъ переведетъ романъ на нѣмецкій языкъ, дѣлается писателемъ земли прусской.

А тамъ, глядишь, дядя перевелъ романъ на англійскій языкъ. Тетя — на испанскій…

Вотъ тебѣ уже и глоріа мунди, транзитомъ черезъ всѣ страны.

Въ первый годъ славы подобнаго Миши читающая публика, конечно, удивляется: къ чему вся эта дребедень написана? Во второй годъ начинаетъ понемногу смиряться: разъ въ газетѣ хвалятъ, значитъ, недурно. Въ пятый или шестой годъ уже привыкаетъ, введенная въ русло рецензіями. А въ десятый даже скучаетъ, когда новой книги не видитъ:

— Почему Миша умолкъ?

При анонимности книгъ, когда личная слава отсутствуетъ и когда пріятельская критика за ненадобностью упраздняется, оздоровленіе литературы, разумѣется, можетъ пойти быстрымъ темпомъ. Многіе прирожденные фармацевты и антиквары оставятъ въ покоѣ беллетристику, займутся прямымъ своимъ дѣломъ. Многія дамы-писательницы вернутся къ рукодѣлію и къ работамъ по крепъ-де-шину, послѣ безполезной чернильной инкрустаціи на писчей бумаге.

А затѣмъ, что очень важно въ быту, при анонимности авторовъ въ значительной степени умѣрится ихъ непомѣрное тщеславіе и самомнѣніе.

До сихъ поръ отъ этихъ писательскихъ качествъ буквально спасенія не было. Войдетъ въ славу иной беллетристъ — посмотрите, какая походка!

И какъ разговариваетъ!

Руку подаетъ съ такимъ видомъ, будто въ рыцарское званіе возводитъ. О погодѣ разсуждаетъ такъ, что послѣ него ни о дождичкѣ, ни о солнышкѣ своего мнѣнія никому имѣть невозможно.

Даже начинающіе, совсѣмъ начинающіе, и тѣ сразу пріобрѣтаютъ особую осанку, исключительную снисходительность во взорѣ… Когда знакомятся, всегда лодчеркнуто-увѣренно произносятъ свою фамилію:

— Пуговкинъ.

Хотя что такое Пуговкинъ? И почему Пуговкинъ?

Наконецъ, у анонимности есть еще большое достоинство. Родня каждаго геніальнаго автора теперь можетъ спокойно умирать, зная, что ея имя не будетъ трепаться въ будущихъ біографіяхъ.

Вѣдь знай, напримѣръ, Пушкинъ, что черезъ сто лѣтъ пушкинисты станутъ перетряхивать въ печати всѣ его интимныя дѣла, онъ безусловно скрылъ бы отъ потомства свое имя подъ тремя звѣздочками, а на памятникѣ нерукотворномъ приказалъ бы высѣчь не свою фамилію, а псевдонимъ: Бобрищевъ, напримѣръ.

Такимъ образомъ, какъ мы видимъ, начинаніе американскихъ издателей можно безусловно привѣтствовать. Оно литературу сильно оздоровитъ, освѣжитъ, дастъ дорогу новымъ талантамъ, упразднитъ шумиху рекламы…

И только одинъ минусъ есть у этого плана:

Ни одинъ уважающій себя авторъ въ этомъ издательствѣ все-таки не захочетъ участвовать.

А. Ренниковъ.
Возрожденіе, №1945, 29 сентября 1930.

Visits: 19

Передовица «Возрожденія» отъ 29 сентября 1930. Вождь націоналъ-соціалистовъ

Больше шести лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ въ мюнхенскомъ судѣ при огромномъ стеченіи публики разбиралось дѣло о хитлеровскомъ бунтѣ (путчѣ) 9 ноября 1923 года. Теперь снова въ залѣ суда, но уже не какъ обвиняемый, а какъ свидѣтель, Хитлеръ снова вышелъ на яркій свѣтъ рампы. Снова его рѣчи передаются по телеграфу во всѣ концы свѣта.

Лидеръ націоналъ-соціалистовъ, вслѣдствіе нежеланія германскаго правительства дать ему права германскаго гражданства, лишенъ возможности выступать въ парламентѣ. Если правительство думало такимъ путемъ уменьшить его вліяніе, оно, во всякомъ случаѣ, ошиблось. Оставаясь внѣ парламента, Хитлеръ сохранилъ престижъ въ гораздо большей мѣрѣ, чѣмъ это бы произошло, если бы онъ стоялъ въ теченіе всѣхъ послѣднихъ лѣтъ отлива и новаго прилива его движенія во главѣ немногочисленной группы націоналъ-соціалистовъ въ германскомъ рейхстагѣ.

Мюнхенскій бунтъ, сдѣлавшій имя Хитлера извѣстнымъ за предѣлами Германіи, былъ безумной попыткой въ 1923 году, когда французы занимали Руръ, когда въ Рейнской области хозяйничали отряды сепаратистовъ, провозгласить національную революцію «противъ всѣхъ и вся». Мюнхенскій бунтъ начался съ ареста праваго баварскаго правительства барона Книллинга, и въ числѣ своихъ враговъ Хитлеръ тогда считалъ одновременно всю Антанту, коммунистовъ, евреевъ, католическую церковь, германскія либеральныя партіи и даже умѣренныхъ консерваторовъ, не говоря уже, разумѣется, о президентѣ Эбертѣ и о германскихъ соціалистахъ.

Этотъ бунтъ противъ всѣхъ, обреченный на неудачу, таилъ въ себѣ, однако, огромныя опасности. Неплохой знатокъ Германіи, пресловутый Карлъ Радекъ, строилъ всѣ свои расчеты въ роковую осень 1923 года на временномъ успѣхѣ Хитлера. Онъ считалъ, что въ результатѣ этого успѣха начнется гражданская война между югомъ и сѣверомъ, и тогда коммунисты, дѣйствуя въ тылу обѣихъ воюющихъ сторонъ, захватятъ въ Германіи власть, одновременно подготовивъ путемъ пропаганды въ оккупированной области антифранцузское возстаніе, которое бы окончательно спутало карты и лишило бы нѣмецкихъ патріотовъ возможности бороться противъ германской совѣтской власти.

Хитроумные расчеты Радека были опрокинуты благодаря тому, что баварскіе монархисты оказались сильнѣе Хитлера и ликвидировали его возстаніе, — менѣе, чѣмъ въ сутки. Радеку за ошибку въ прогнозѣ пришлось затѣмъ испытать на себѣ опалу коммунистической партіи, обвинившей его за то, что онъ «переоцѣнилъ рознь въ средѣ фашистовъ».

Мюнхенскій судъ вынесъ Хитлеру относительно мягкій приговоръ. Со всякими смягченіями, ему пришлось отсидѣть въ крѣпости немного менѣе года. Затѣмъ, когда онъ былъ выпущенъ на свободу, его партія переживала періодъ глубочайшаго распада и отлива отъ нея избирателей. Голоса «фелькише», такъ называли себя въ то время всѣ родственныя Хитлеру группы, упали съ мая по декабрь 1924 года съ 2.000.000 до 900.000. Потомъ пошли еще раздоры и расколы, однѣ группы «фелькише» ожесточенно ссорились съ другими, и движеніе, которое одно время пріобрѣтало стихійный характеръ, казалось, совершенно сошло на нѣтъ.

Но изъ всЬхъ разнородныхъ группъ, входившихъ въ составъ движенія, уцѣлѣли именно націоналъ-соціалисты Адольфа Хитлера. Ихъ программа, пока они играли роль безотвѣтственной оппозиціи, могла казаться весьма соблазнительной. Хитлеровцы соединяли соціалистическія черты — классовую ненависть къ богатымъ и обличеніе «международнаго капитала» съ антисемитской демагогіей и съ крайними требованиями въ области націоналыюй программы: уничтоженіемъ Версальскаго міра, возсоединеніемъ всѣхъ нѣмцевъ въ одномъ государствѣ и созданіемъ сильной власти, равно далекой отъ «устарѣлыхъ» традицій германскихъ династій и отъ партійныхъ дрязгъ германской республики. Эта программа нашла себѣ откликъ, главнымъ образомъ, въ «деклассированной» молодежи, въ той средѣ, которую французы называютъ «нуво повръ». [1] И въ то время, какъ всѣ другія группы «фелькише» исчезли, къ выборамъ 1928 года хитлеровцы провели въ рейхстагъ небольшую, но сплоченную группу въ 12 депутатовъ.

Затѣмъ — огромный скачекъ: неожиданно для всѣхъ, неожиданно для самого Хитлера, онъ оказывается вознесеннымъ волной настроенія на постъ лидера второй по величинѣ партіи германскаго рейхстага. «Акціи» Хитлера подымаются. Къ нему повсюду проявляется интересъ, — хотя бы, какъ къ пугалу, — англійскія и американскія газеты помѣшаютъ длинныя его интервью.

На разные лады склоняется слово «германскій фашизмъ» въ примѣненіи къ хитлеровскому движенію. Самъ Муссолини, повидимому, послѣ успѣховъ Хитлера не склоненъ отрекаться отъ «ученика»…

Но сила фашизма была въ личности Муссолини. Фашизмъ закалился въ борьбѣ съ реальной коммунистической опасностыо и захватилъ власть, не одерживая никакихъ избирательныхъ побѣдъ. Чтобы оцѣнить разницу между фашизмомъ и хитлеровскимъ движеніемъ достаточно сопоставить — рѣчи Муссолини и Хитлера.

Въ то время, какъ въ рѣчахъ итальянскаго диктатора, въ сдержанныхъ выраженіяхъ бьется всегда сильная и острая мысль, которая только изрѣдка даетъ себѣ волю въ какомъ-нибудь рѣзкомъ выпадѣ, рѣчи Хитлера представляютъ собой обычно сплошной страстный выкрикъ, въ которомъ трудно уловить опредѣленную мысль, хотя чувство понятно аудиторіи и дѣйствуетъ на нее заражающе. Хитлеръ — скорѣе рупоръ извѣстныхъ настроеній, чѣмъ сознательный водитель толпы.

Теперь, передъ лицомъ своей ошеломляющей побѣды, Хитлеръ ищетъ путей. «Мы научились ждать, — заявилъ онъ передъ лейпцигскимъ судомъ, когда ему напоминаютъ о мюнхенскомъ бунтѣ». — Мы революціонеры духа, — говорилъ отъ тотчасъ же послѣ выборовъ.

Изъ этихъ заявленій видно, что кое-чему Хитлеръ все-таки научился.

Другія слова Хитлера на лейпцигскомъ процессѣ также обращаютъ на себя вниманіе: «Мы не хотимъ, — говорилъ онъ, — снова доводить до того, чтобы германскимъ офицерамъ приходилось командовать въ насъ стрѣлять». Это заявленіе, повидимому, искреннее, показываетъ, что Хитлеръ сейчасъ врядъ ли склоненъ «выступать», какъ того хотѣли бы, несомнѣнно, коммунисты.

Но изъ выступлений Хитлера въ судѣ ясно также и то, что вождь націоналъ-соціалистовъ, въ сущности, не знаетъ, какими путями ему итти. Онъ строитъ надежды на какомъ-то чудѣ преображенія, которое сдѣлаетъ всѣхъ нѣмцевъ націоналъ-соціалистами и позволитъ покарать «виновниковъ революціи 1918 года». При этомъ даже не вполнѣ ясно, кого Хитлеръ желаетъ карать. При его міровоззрѣніи, онъ былъ бы способенъ къ числу «виновныхъ» причислить и Вильгельма II, — за то, что тотъ покинулъ свой постъ…

Главное отличіе Хитлера отъ Муссолини въ томъ, что онъ — не реальный политикъ и не знаетъ самъ, чего хочетъ. Поэтому приливы и отливы массовыхъ настроеній то возносятъ его вверхъ, то низвергаютъ внизъ. Германское правительство это отлично учитываетъ и поэтому канцлеръ Брюнингъ, не отказываясь отъ освѣдомительныхъ бесѣдъ съ Хитлеромъ, не намѣренъ включать его партію въ возможныя парламентскія комбинаціи. Ибо строить на успѣхѣ націоналъ-соціалистовъ — значило бы строить на пескѣ.

Возрожденіе, №1945, 29 сентября 1930.

[1] Нуво повръ, nouveaux pauvres – новые бѣдняки (фр.).

Visits: 16

А<лександръ> С<алтыковъ>. Каждый День. 30 сентября 1930

Эта прощальная [1] замѣтка приходятся на веселый день. Поздравляю дорогихъ именинницъ. День ихъ веселый не только потому, что нѣтъ почти русской семьи, въ которой онъ не праздновался бы, но и потому, что Вѣра, Надежда и Любовь и сами несутъ въ себѣ радость и веселье. Ихъ рождаетъ Мудрость (Софія), и ведутъ онѣ за собою Агафоклею, сирѣчь добрую славу.


Добрая слава, мудрость, вѣра, надежда и любовь — все это столбовая россійская дорога, окрашенная въ веселые тона придорожныхъ березокъ. Веселостью и «лѣпостью» — красотою — искони строилась русская земля. И Петръ, который весь въ русской исторіи, въ русской традидіи — не только самъ умѣлъ веселиться, но совершилъ въ бодрой веселости и неотдѣлимомъ отъ нея стремленіи къ прекрасному — и свои подвиги имперскаго строительства. Именно эстетически — празднично — ощутилъ онъ впервые въ себѣ самомъ свою Имперію и такою же бодрою, веселою и прекрасною создалъ онъ ее и вовнѣ…


Позже, много позже — и не солнечною столбовою дорогою, — а мглистыми, болотистыми проселками — вошла къ намъ скорбь: скорбь міровая и скорбь гражданская… Онѣ насъ привели къ развалу и безсилію… Вернемся же къ прерванной традиціи, которой насъ учатъ имена дорогихъ сегодняшнихъ именинницъ. Вернемся къ рождаемой этими именами веселости. Вспомнимъ, что въ бодрой веселости, въ порывѣ самозабвенія, въ стремленіи къ прекрасному и въ ритмическомъ его осуществленіи — родилось нѣкогда и окрѣпло наше національное единеніе, что безъ этихъ порыва и стремленія, до сихъ поръ въ насъ отзывающихся, оно вообще не было бы осуществимо.


И вотъ разскажу, въ заключеніе, навѣявшій мнѣ эти мысли сегодняшній именинный сонъ.

Петербургъ средины XѴIII столѣтія. Въ Лѣтнемъ дворцѣ происходитъ, въ присутствіи монархини, засѣданіе конференціи: канцлеръ Бестужевъ, Шуваловъ, еще нѣсколько человѣкъ. Монархинѣ скучно, да и сановники утомлены. Лѣтній петербургскій изнурительный зной. Царь-дѣвица Елисаветъ время отъ времени погягиваетъ изъ серебрянаго жбана англинское пиво, разсѣянно прислушиваясь къ хриповатому голосу канцлера… И вдругъ въ открытое окно врываются, съ Набережной, звуки: «По-у-ли-цѣ мо-сто-во-й»

Монархиня встрепенулась, обернулась, улыбнулась. Изволила приподняться, встала, кивнула Шувалову, махнула платочкомъ. Изогнулась станомъ, взмахнула ручкой, выждала тактъ: поплыла «русскую»… Столъ конференціи мгновенно опустѣлъ: сановники послѣдовали примѣру самодержицы… Происшедшее заметили въ раскрытую дверь — бывшіе въ сосѣдней залѣ кавалеры и фрейлины: вытянулись въ рядъ и пошли «русской»… Пѣніе и танецъ перекинулись въ сосѣдніе покои, на лѣстницы, въ садъ… И вотъ всѣ находившіеся во дворцѣ и въ саду: дамы, кавалеры, лакеи, повара и поваренки, камеръ-юнкеры и сѣнныя дѣвки, конюха, солдаты караула — вся императорская резиденція — побросали свои дѣла и свое бездѣліе и заплясали «русскую»… Пѣніе и плясъ перекинулись на Царицынъ Лугъ, на Набережную и вдоль Фонтанки къ Першпективѣ… Господа и холопы, купцы и купчихи, офицеры, мастеровые, приказные, яличники, солдаты, старъ и младъ, даже попы и чухонцы, все, что было и въ домахъ и на улицахъ, — плясало «русскую»… Пѣніе и плясъ захватили и отдаленные кварталы, перекинулись за крѣпость, докатились до Охты, раскинулись до Московской Заставы… Плясалъ весь Санктъ-Петербургъ и плясъ распространялся дальше… Захвативъ пригороды, онъ побѣжалъ по Московской дорогѣ…

Прошло еще немного времени, — и вся Россія плясала «русскую»…

А<лександръ> С<алтыковъ>
Возрожденіе, №1946, 30 сентября 1930.

[1] Со слѣдующей замѣтки рубрику «Каждый День» будетъ снова вести Павелъ Муратовъ.

Visits: 13

А. А. Націоналъ-соціалисты и ихъ программа. Письмо изъ Берлина

Успѣхъ націоналъ-соціалистовъ 14 сентября возмѣстилъ ихъ тяжелые уроны при предшествующихъ выборахъ.

Послѣ выборовъ 1924 года число ихъ мѣстъ въ Рейстагѣ шло быстро на убыль, спадая съ 34 на 14 и затѣмъ на 12. Теперь кривая линія ихъ участія въ парламентѣ быстро скакнула вверхъ до 107. Долго ли они удержатся на этой высотѣ, покажетъ ближайшее будущее. Пока же они — новая большая политическая сила въ Рейхстагѣ, вліяніе которой неминуемо должно будетъ сказаться.

Кто они — эти соціалисты и въ то же время крайніе правые, эти крайніе правые, къ которымъ, однако, протянулись какія-то нити отъ крайнихъ лъвыхъ, замыкая парламентскій фронтъ въ нѣкій кругъ? Кто они — эти соціалисты, отнявшіе голоса у буржуазныхъ партій, эти враги парламентаризма и въ то же время парламентарии, претендующіе на министерскія мѣста и уже имѣющіе ихъ въ отдѣльныхъ герм. республикахъ, какъ въ Тюрингіи? Какъ сочетаются въ ихъ программѣ столь разнообразные элементы?

Программа ихъ доселѣ мало привлекала вниманіе и не была широко извѣстна въ своихъ подробностяхъ. У нихъ собственно и нѣтъ программы, детально изображающей строй, къ которому они стремятся. Они считаютъ необходимой лишь «временную» программу съ краткой фомулировкой своихъ основныхъ требованій. Въ ней излишне искать исчерпывающей систематичности. Она похожа скорѣй на воззваніе, на боевой кличъ. Не менѣе ея важны партійно-офиціозныя комментаріи къ ней. Что соціализмъ можетъ соединяться съ націонализмомъ, это въ наше время не такъ ужъ ново. Но все же соціалисты дѣлаютъ въ той или иной степени реверансы интернаціонализму: входятъ во второй или въ третій интернаціоналъ. Націоналъ-соціалисты — ярые противники интернаціоніализма. Исторія для нихъ — не борьба классовъ, заставляюшая объединяться пролетаріевъ всѣхъ странъ, а борьба расъ, спаянныхъ единствомъ крови. Въ этой борьбѣ однѣ расы падаютъ, другія — возвышаются. Для того, чтобы раса могла побѣждать, должны культивироваться ея расовыя особенности, должно устраняться вліяніе чѵждыхъ расъ. Въ прямой связи съ этимъ стоитъ юдофобія націон.-соціалистовъ и ихъ стремленіе всячески урѣзать права лицъ иноплеменныхъ.

Современное понятіе гражданства чуждо расоваго элемента. Всѣ подданные государства, независимо отъ ихъ происхожденія, считаются равными въ правахъ. Съ нац.-соціалистической точки зрѣнія полноправными гражданами Германіи могутъ быть лишь лица германской крови. Всѣ прочіе должны быть на положеніи иностранцевъ. Не-нѣмцы не могутъ занимать никакихъ общественныхъ должностей, могутъ издавать газеты лишь на своемъ родномъ языкѣ, но не на нѣмецкомъ, не могутъ даже сотрудничать въ нѣмецкихъ газетахъ и принимать участіе въ финансированіи ихъ. Нац.-соціалисты стоятъ вообще за то, чтобы заставить всѣхъ не-нѣмцевъ, поселившихся въ Германіи послѣ начала войны, покинуть страну и воспретить лицамъ не нѣмецкаго происхожденія въ дальнѣйшемъ переселяться въ Германію.

Въ области внѣшней политики націоналъ-соціалисты уже заявили себя рѣшительными противниками курса, начатаго Штреземаномъ, съ пренебреженіемъ отзываются о «юнговскихъ» партіяхъ въ Рейхстагѣ, требуютъ отмѣны Версальскаго и Сэнъ-Жерменскаго договоровъ со всѣми ихъ послѣдствіями, возврата Германіи колоній для выселенія избытка населенія, объединенія всѣхъ нѣмцевъ въ «Великой Германіи». Эта заостренность національнаго чувства и громкіе, многообѣщающіе лозунги и создали имъ, въ условіяхъ наложенія на Германію послѣвоенныхъ тяготъ и ограниченій, звучный откликъ въ широкихъ массахъ, заглушивъ патріотическіе призывы другихъ партій къ выдержкѣ и умѣренности.

Нѣсколько сложнѣе національной — экономическая часть программы. Выставляя себя рабочей и соціалистической партіей, націон.-соціалисты заявляютъ въ то же время, что они стоятъ на почвѣ признанія частной собственности. Разгадка этого сочетанія столь разнородныхъ принциповъ коренится въ томъ, что нац.-соціалисты признаютъ далеко не всякую частную собственность. Они не носятся вмѣстѣ съ тѣмъ и съ обобществленіемъ всей собственности, какъ конечнымъ идеаломъ. Свое отличіе отъ соціалъ-демократовъ они усматриваютъ, между прочимъ, въ томъ, что они стремятся къ укрѣпленію здоровыхъ среднихъ классовъ. Собственность послѣднихъ, т. е. средняя и мелкая, и имѣется гл. обр. въ виду. Заявляя себя противниками нетрудовыхъ доходовъ, націон.-соціалисты требуютъ огосударствленія всѣхъ банковъ, всѣхъ крупныхъ промышленныхъ предпріятій, находящихся въ рукахъ трестовъ и другихъ объединеній, а равно всѣхъ крупныхъ торговыхъ предпріятій: универсальныхъ магазиновъ и пр. Освободившись так. обр. отъ власти иностраннаго и внутренняго монопольнаго капитала, государство сможетъ, по мысли нац. соціалистовъ, поддерживать непосредственныхъ производителей изъ среднихъ классовъ. Въ оставшихся предпріятіяхъ рабочіе должны получить право на участіе въ прибыляхъ, сообразно съ состояніемъ этихъ предпріятій. Въ области земельныхъ отношеній крестьяне должны перейти на положеніе наслѣдственныхъ трудовыхъ землепользователей съ правомъ собственности на выработанный продуктъ, съ широкимъ правомъ государства на отчужденіе земель. Нетрудно видѣть, что при овладѣніи государствомъ «командными высотами» промышленности столь заманчивыя заботы о среднихъ классахъ сдѣлаютъ свободу ихъ собственности достаточно иллюзорной.

Какимъ же долженъ быть по націон.-соціал. программѣ государственный строй?

Парламентарный и современный демократическій строй вообще они считаютъ отжившимъ. Вопросъ о монархіи или республикѣ объявляется ими не имѣющимъ значенія въ «освободительной» борьбѣ. Важно наличіе въ государствѣ сильной центральной власти, причемъ парламентъ можетъ имѣть только совѣщательное значеніе, а на мѣстахъ должны быть созданы органы профессіональнаго представительства. Націоналъ-соціалисты признаютъ, что судьба германскаго народа вообще можетъ бы рѣшена не компромиссами, а борьбой. Вмѣстѣ съ тѣмъ настойчиво выдвигается идея личности активнаго меньшинства, а равно идея повиновенія выборнымъ «вождямъ», призваннымъ направлять движеніе. Это роднитъ нац.-соціализмъ съ фашизмомъ.

Теперь волею судебъ націоналъ-соціалисты должны работать въ условіяхъ отвергаемаго ими парламентарнаго режима. Какъ могутъ они вести эту работу? Хитлеръ на собраніи въ Мюнхенѣ далъ на это совершенно определенный отвѣтъ. Парламентъ для націналъ-соціалистовъ, какъ говорилъ онъ, не цѣль, а средство: они — парламентарная партія не по принципу, а по необходимости: конституція заставляетъ использовать это средство.

А. А.
Возрожденіе, №1942, 26 сентября 1930.

Visits: 39

Б. Бажановъ. «Третья эмиграція»

Во избѣжаніе всякихъ недоразумѣній долженъ сразу же оговориться: не имѣю чести принадлежать къ «третьей эмиграціи», полубольшевицкой, и отнюдь не огорченъ этимъ обстоятельствомъ. Наоборотъ, очень доволенъ тѣмъ, что вхожу во вторую эмиграцію, анти-большевицкую.

Можетъ быть, на первый взглядъ это покажется страннымъ — вѣдь я занималъ въ Москвѣ крупные посты. Но все дѣло въ томъ, что я, какъ и многіе другіе, вступилъ въ нѣдра большевицкихъ учрежденій, будучи убѣжденнымъ контръ-революціонеромъ, врагомъ соціализма и марксизма, вступилъ именно какъ врагъ, ищущій случая возможно больнѣе ударить по ненавистному режиму. Такимъ врагомъ я и остался во все время пребыванія на совѣтскихъ постахъ и когда обстоятельства сложились такъ, что я не могъ больше приносить пользу антибольшевицкому дѣлу, и я оставилъ всякіе высокіе посты, которые я тамъ занималъ, и бѣжалъ заграницу, на свѣжій воздухъ, мнѣ отнюдь не пришлось продѣлывать долгаго и мучительнаго пути постепеннаго «поправѣнія», который продѣлываютъ люди, уходящіе отъ большевиковъ. Все это по той простой причинѣ, что я являюсь представителемъ поколѣнія не только искренно ненавидящаго большевизмъ и подтачивающаго его изнутри, но и продѣлавшаго совершенно необходимую работу своего идеологическаго вооруженія — выработки последовательной антибольшевицкой доктрины.

Естественно, на то, что называютъ сейчасъ «третьей эмиграціей», я могу смотрѣть только глазами своего поколѣнія. И вотъ да позволено мнѣ будетъ выразить свое глубокое удивленіе по поводу того, какъ вторая настоящая, антибольшевицкая эмиграція приняла этихъ новыхъ пришельцевъ.

Прежде всего о терминологіи. Извѣстно, что «правильно назвать — правильно понять». Но, очевидно, и наоборотъ, не понявши правильно, трудно дать настоящее имя. Боюсь, что крестные отцы «третьей эмиграціи» поняли въ ней не столько, сколько слѣдовало бы.

Въ самомъ дЬлѣ, и первая эмиграція, революціонная, и вторая, антибольшевицкая, представляли собой огромныя общественный явленія. Чтобы ясно себѣ это представить, достаточно вспомнить всю большую и напряженную идеологическую работу первой эмиграціи, въ продолженіе десятилѣтій руководившей революціоннымъ движеніемъ въ Россіи (говоря о напряженности работы и ея объемѣ, я вовсе не утверждаю этимъ ея цѣнности), или окинуть мысленнымъ взглядомъ огромныя милліонныя массы второй эмиграціи.

Что по сравненію съ этимъ представляетъ собой кучка совѣтскихъ невозвращенцевъ, окрещенныхъ именемъ «третьей эмиграціи»? Во-первыхъ, количественно? По недавно опубликованнымъ въ «Послѣднихъ Новостяхъ» свѣдѣніямъ, 134 совѣтскихъ служащихъ заграницей; по даннымъ Ярославскаго, не то 16O, не то 200.

Совсѣмъ немного. Но можетъ быть, «малъ золотникъ, да дорогъ». Увы, огромное большинство не только «не возвратилось», но и что-нибудь «не возвратило», и ушло отъ большевиковъ, выражаясь мягко, отнюдь не по идейнымъ мотивамъ. Затѣмъ нѣкоторая часть «не возвратилась» по прямому предписанію ГПУ…

При всемъ томъ большинство невозвращенской публики приноситъ дѣлу борьбы съ большевизмомъ немалую пользу, но, конечно, только тогда, когда она «разоблачаетъ», а вовсе не тогда, когда она начинаетъ длинно и скучно развертывать свою «идеологію».

Дѣйствительно, почитайте Бесѣдовскаго, Дмитріевскаго, Соболева, и обратите вниманіе на ихъ теоретическіе взгляды, на ихъ политическую доктрину, на ихъ, такъ сказать, «философію исторіи». Это нѣчто невообразимо жалкое, какое-то мучительное сползаніе съ утоптанной большевицкой дорожки мысли на свою собственную, туманную, путанную и конечно, совершенно зависимую отъ большевицкихъ идей.

Больше всего похожи они на дѣтей, которые увѣренио ползали на четверенькахъ по проторенному пути коммунистической мысли, а теперь вдругъ поставили ихъ на обѣ ноги и сказали: «Ходи ножками»… И пошли они, жалкими кривыми шажками…

И главное, конечно, отъ большевизма еще такъ далеко ушли, что даже не разсмотришь, что имъ тамъ собственно не нравится, не то Сталинъ персонально, не то трудность сдѣлать у большевиковъ карьеру, не то еще что-нибудь…

Я, разумѣется, вовсе не отрицаю огромной пользы, которую приносятъ всѣ эти невозвращенцы своими разоблаченіями (причемъ польза эта состоитъ, главнымъ образомъ, въ выясненіи передъ иностранцами истинной природы большевицкихъ заграничныхъ учрежденій, которыя для эмигрантовъ, конечно, загадкой отнюдь не являются).

Въ совѣтской Россіи развалъ идетъ быстрыми шагами. (Кстати сказать, произведенный на-дняхъ арестъ творца пятилѣтки Громана и фактическаго руководителя финансовой политики СССР проф. Юровскаго совершенно ясно показываетъ, что финансовый крахъ и провалъ пятилѣтки осознанъ уже и большевицкой верхушкой, ишущей теперь политическаго выхода изъ положенія и сообразно своей психологіи, конечно, находящей его во всенародномъ обвиненіи «классово-враждебнаго» интеллигента-спеца, «который все напортилъ»). Отражая этотъ внутренний развалъ, началось и сильное разложеніе совѣтскаго аппарата заграницей. Отсюда и усиленіе «невозвращенства». Bcѣ эти явленія можно только привѣтствовать. И разумѣется, надо имъ всячески помогать.

Но надо быть совершенной политической бездарностью, чтобы на этихъ нѣсколькихъ разбѣгающихся заграничныхъ чиновниковъ «поставить ставку» какъ на одинъ изъ крупнѣйшихъ факторовъ въ дѣлѣ изживанія большевицкаго режима (не пишу «сверженія», такъ какъ «ставящіе ставку» вѣдь, конечно, отнюдь не за сверженіе).

Мнѣ кажется позиція большевиковъ въ этомъ вопросѣ оказалась гораздо болѣе остроумной. Они тоже «поставили ставку» на «третью эмиграцію», но только по-своему и совсѣмъ не по-глупому.

Въ Парижѣ существуетъ два печатныхъ листка, считающихъ себя «центральнымъ органомъ» третьей эмиграціи. Объ одномъ нихъ — «Пути труда» тов. Жигулева — говорить серьезно не приходится. Тов. Жигулевъ мальчикъ на побѣгушкахъ у какого-то небольшого агента ГПУ. Разсмотрѣвъ у тов. Жигулева ярко выраженную графоманію, ГПУ поручило ему издавать журнальчикъ для уловленія крайнихъ болвановъ рабоче-крестьянскаго происхожденія, которые могутъ по ошибкѣ свихнуться съ совѣтскаго пути, но по отсутствію мозговъ далеко не уйдутъ. Жигулевъ и пишетъ объ Октябрьской Революціи (съ большихъ буквъ), о Великихъ Завоеваніяхъ Власти Трудящихся, и о совѣтскомъ раѣ вообще и въ частности. Кажется только т. Сталинъ ему почему-то не нравится. Но почему сіе, въ общемъ неизвѣстно.

Интереснѣе, конечно, «Борьба» Бесѣдовскаго-Богговута. Къ сожалѣнію, интересна она не содержаніемъ. Тамъ тоже рѣчь идетъ о рабоче-крестьянскихъ массахъ, который однѣ только имѣютъ право жить на бѣломъ свѣтѣ и о Завоеваніяхъ Октября, которыя надо всячески защищать, вопреки кознямъ гнусной буржуазіи. Но любопытно тамъ другое.

Когда Бесѣдовскій совершилъ свое памятное бѣгство, большевики, конечно, сообразили, что налицо распадъ ихъ аппарата заграницей. Понимая, что это явленіе не случайное, и понимая также, что мѣры борьбы съ нимъ лежатъ въ совсѣмъ другой плоскости, они, какъ реальные политики, рѣшили извлечь изъ своего несчастья все же возможно больше выгодъ. Для этого во-первыхъ они признали за благо взять подъ контроль процессъ распада своего аппарата, а во-вторыхъ, посколько здѣсь появились новыя возможности внѣдренія во вторую эмиграцию при помощи невозвращенцевъ (обычно хорошо ею принимавшихся), постарались использовать возможно большую часть этихъ уходящихъ для проникновенія въ антибольшевицкую эмиграцію и ея разложенія.

Когда Богговутъ организовалъ «Борьбу» и г. Бесѣдовскій высказывалъ мнѣ свое искреннее убѣжденіе, что Богговутъ ушелъ отъ большевиковъ, хочетъ съ ними бороться и потому даетъ деньги на «Борьбу», я вѣрилъ искренности Бесѣдсвскаго, но никакъ не могъ отказаться отъ мысли, что Богговутъ и есть тотъ крупный чекистъ, которому поручено прибрать къ рукамъ расползающееся мѣсиво заграничнаго совѣтскаго аппарата.

Если бы это было такъ, то организацію «Борьбы» слѣдовало бы признать шагомъ очень удачнымъ (для большевиковъ, конечно). Въ самомъ дѣлѣ, имя Бесѣдовскаго, самаго громкаго «невозвращенца», должно было создать изъ журнала центръ притяженія для уходящихъ изъ полпредствъ и торгпредствъ; и какъ показалъ случай съ Крюковымъ-Ангарскимъ, не успѣлъ еще невозвращенецъ уйти изъ совѣтскаго аппарата, какъ онъ осторожности ради начинаетъ вести предварительные переговоры съ Бесѣдовскимъ (вполнѣ поиятно, надо же, какъ говорятъ въ сов. Россіи — «застраховаться»: можно ли будетъ остаться въ эмиграніи, а не вышлютъ ли въ сов. Россію, или хотя бы въ Германію и т. д.), Бесѣдовскій еще конфиденціально ведетъ переговоры, а уже г. Богговутъ (и, слѣдовательно, ГПУ) все знаетъ, и, слѣдовательно, заранѣе могутъ быть приняты мѣры, чтобы уходъ принесъ какъ можно меньше вреда.

Такая схема напрашивалась сама собой. Правда всякія сомнѣнія были болѣе, чѣмъ законны. Во-первыхъ, Богговутъ — человѣкъ крупный, для всякихъ мелочей его ГПУ употреблять не будетъ (мелкая ошибка съ неудачно инсценированнымъ Богговутомъ похищеніемъ его дочери не въ счетъ, и величины Богговута не умаляетъ — и хорошіе шахматисты иногда дѣлаютъ досадиные дѣтскіе промахи). Но на это можно возразить, что дѣло совсѣмъ не мелкое — чтобы имѣть возможность контролировать процессъ разложенія своего аппарата, стоитъ и Богговута откомандировать на это дѣло.

Важнѣе было другое: не было вѣдь никакихъ точныхъ подтвержденій этихъ подозрѣній.

Но тутъ намъ на помощь пришелъ самъ Богговутъ-Коломійцевъ, помѣстившій въ номерахъ 4 и 5 «Борьбы» статью «Сталинизмъ на службѣ капитализма» подъ очень прозрачнымъ псевдонимомъ В. Б.-К.

Статья по истинѣ замѣчательна, и мнѣ доставила искреннее удовольствіе. (Конечно, радуетъ она не своимъ теоретическимъ содержаніемъ. Для маломальски застрахованнаго отъ открытыхъ и скрытыхъ большевицкихъ идей человѣка ясно видны всѣ бѣлыя нитки, которыми она шита. Доказываетъ же она ни мало, ни много слѣдующее:

Диктатура Сталина, видите ли, является ни болѣе, ни менѣе, какъ техническимъ средствомъ для англо-голландскаго консервативнаго капитализма поддерживать Россію на невероятно низкомъ техническомъ уровнѣ. Дѣлается сіе, будто бы, при помощи германскаго капитализма, находящагося въ полной финансовой зависимости отъ Лондона и Амстердама, и получившаго сталинскую Россію себѣ въ экономическія колоніи. Перечисливъ рядъ мѣръ, коими это будто бы достигается, Богговутъ заканчиваетъ:

«Тактика эта осуществляется съ неуклонной и неумолимой последовательностью, и хотя она въ значительной степени продиктована узко-хищническими побужденіями англо-голландскаго консервативнаго капитала, возглавляющаго міровую реакцію, но работу его въ сущности олицетворяетъ теперешняя торговая и экономическая политика сталинской диктатуры»…

Не стоитъ подробно останавливаться на аргументаціи г. Богговута. Здѣсь все несерьезно, начиная съ того, что англо-голландскіе банкиры уже рѣшили всѣ міровыя проблемы, и спокойно руководятъ всѣмъ міровымъ хозяйствомъ (до хозяйства СССР включительно), и кончая этимъ злосчастнымъ голландскимъ капитализмомъ, явно притянутымъ за волосы, чтобы имѣть возможность включить въ число «унѣшнихъ враговъ» сэра Генри Детердинга.

Но во всемъ этомъ есть глубокій скрытый смыслъ. Какъ старый, опытный агентъ ГПУ, Богговутъ прекрасно знаетъ фсихологію людей, уходяшихъ изъ совѣтскаго аппарата: они ненавидятъ совѣтскій режимъ, потому что чувствуютъ его страшный гнетъ, но пути своего они, конечно, ясно не видятъ, — они ишутъ, мечутся, дѣлаютъ ошибки и отходятъ отъ стока большешицкихъ идей, въ которыхъ ихъ варили 13 лѣтъ, только очень постепенно. Режимъ гнусенъ и подлъ, но правильно найти теоретическія основы его подлости, конечно, рядовымъ чиновникамъ отнюдь не подъ силу. А осознать какъ-то нужно, люди думаютъ и ищутъ.

Вотъ тутъ-то и приходитъ г. Богговутъ съ готовой (и если учесть психологію уходящихъ, но еще не далеко ушедшихъ людей) и очень неплохо составленной идеологической установкой:

Конечно, говоритъ Богговутъ, нѣтъ никакого сомнѣнія, что сталинскій режимъ очень плохъ. И вы правильно сдѣлали, что оттуда ушли. Но знаете ли почему онъ плохъ? А вотъ потому, что при его помощи германскій имперіализмъ держитъ страну въ техническомъ и экономическомъ рабствѣ. А дѣлаетъ это германскій имперіализмъ потому, что его принуждаетъ къ этому англо-голландскій консервативный капиталъ. Вотъ гдѣ главный корень бѣдъ и главный врагъ. Если хотите бороться противъ сталинскаго режима и большевиковъ, не обращайте вниманія на то, что происходитъ въ совѣтской Россіи, боритесь противъ корня зла — противъ англійскаго консервативнаго капитала и г. Детердинга.

Да, неглупо придумалъ тов. Богговутъ. Что могутъ возразить т.т. Сталинъ и Ягода противъ такой «установочки»?

Совершенно ясно, что тутъ большевики не только контролируютъ распадъ своего аппарата, но и дошли до такой галантности, что взяли на себя трудъ идеологическаго обслуживанія уходящихъ и ушедшихъ. Также совершенно понятно, что люди, принявшіе теоретическую «установку» г. Богговута, и ставшіе, такимъ образомъ, на позицію борьбы съ тѣми немногими элементами капиталистическаго міра, которые борются съ большевицкой опасностью, превращаются въ большевицкихъ агентовъ второго, такъ сказать, сорта.

Подойдемъ теперь къ дѣлу по-хозяйски и посмотримъ, что нужно сдѣлать, чтобы выходила польза не ГПУ, а дѣлу борьбы съ большевизмомъ.

Очевидно, дѣло развала большевицкихъ органовъ заграницей — дѣло святое. Чѣмъ больше Крюковыхъ оттуда уходитъ, тѣмъ лучше. Помогать этому надо всячески. Было бы очень хорошо, если бы можно было создать такой центръ притяженія, который не находился бы въ лапахъ ГПУ и не обслуживалъ бы «уходящихъ» по «доктринамъ», созданнымъ на Лубянкѣ. Если создать такой центръ трудно, то во всякомъ случаѣ, нужно, во—первыхъ, раскрыть глаза невозвращенческой публикѣ (и кандидатамъ въ невозвращенцы) на тѣ невозвращенскіе органы, которые ГПУ уже прибрало къ рукамъ, и во-вторыхъ, правильно поставить весь вопросъ о «невозвращенцахъ» передъ эмиграціей, что бы избѣжать тѣхъ немалыхъ ошибокъ, который внесли все это дѣло профессіональные путанники изъ рядовъ самой эмиграціи.

Конечно, очень не хочется полемизировать съ «Послѣдними Новостями», въ особенности потому, что никакого намека на честную полемику ждать отъ этой газеты не приходится. Но въ цѣляхъ выясненія вопроса приходится коснуться роли этой путанной и крикливой газеты въ вопросѣ о «третьей эмиграціи».

Собственно, сдѣлали «третью эмиграцію», поднявъ вокругъ нея шумъ, всячески ее рекламируя, и торжественно провозгласивъ на нее ставку, именно «Послѣднія Новости». Всякій маломальски разбирающійся читатель, разумѣется, давно замѣтилъ, что между совершенно необходимымъ подчеркиваніемъ значенія разоблаченій невозвращенцевъ, и между той «ставкой на Бесѣдовскихъ», которую «Послѣднія Новости» провозгласили въ качествѣ чуть ли не важнѣйшаго политическаго лозунга лня — дистанція огромнаго размѣра.

Дѣло здѣсь, конечно, не только въ обычномъ недостаткѣ чувства мѣры у милюковской газеты. Вполнѣ понятно, почему такъ набросились «Пос. Нов.» на «третью эмиграцію». Послѣ длиннаго ряда грубѣйшихъ политическихъ ошибокъ, послѣ позорнаго провала теоріи большевицкой эволюціи, при помощи которой газета многіе годы дезоріентировала эмиграцію, газета очутилась лицомъ къ лицу съ полнымъ собственнымъ банкротствомъ и заметалась въ истерическихъ поискахъ чего-нибудь, на что бы можно было поставить ставку. И… поставила на «третью эмиграцію», то есть на нѣсколькихъ разбѣгающихся здѣсь «въ Европахъ» совѣтскихъ человѣчковъ.

Но предположимъ, что газета просто неудачно изъяснила свою позицію, и ставка ея по существу на всѣхъ советскихъ человѣковъ, уходящихъ отъ большевиковъ въ ряды ихъ открытыхъ враговъ.

Если это такъ, то все же, и въ этомъ случаѣ, политическая незадачливость г. Милюкова не подлежитъ никакому сомнѣнію. Въ самомъ дѣлѣ, уходятъ въ ряды открытыхъ враговъ: 1) внутри Россіи; 2) внѣ ея.

Но тотъ, кто работалъ на большевиковъ внутри Россін, а сейчасъ сталъ ихъ врагомъ, очевидно полезенъ только тогда, если онъ не уйдетъ, а скрывъ свои истинные взгляды, останется въ ихъ аппаратѣ. Уйдя, онъ переходить въ стомилліонную враждебную большевикамъ массу, которая пока безсильна что-нибудь сдѣлать. Такимъ образомъ, поощрять здѣсь уходъ просто неумно.

Внѣ Россіи; здѣсь, конечно, положеніе иное, и уходящій изъ совѣтскаго аппарата приноситъ пользу дѣлу борьбы съ большевизмомъ. Но этотъ уходъ — дѣло чрезвычайно мелкое и въ общемъ масштабѣ событій совершенно третьестепенное.

Какъ можно на «это» ставить ставку?

Въ общемъ г. Милюковъ остается г. Милюковымъ. Только присущее этому политическому дѣятелю удивительное умѣніе извратить и до чрезвычайности запутать любой самый простой вопросъ позволило создать эту нелѣпую постановку проблемы «третьей эмиграціи»: а именно, вмѣсто ставки на тѣ выдержанные антибольшевицкіе элементы, которые въ небольшевицкомъ лагерѣ внутри Россіи, а въ особенности внутри большевицкаго аппарата подготовляютъ сверженіе большевизма, — поставить ставку на нѣсколько бѣгущихъ заграничныхъ чиновниковъ, изъ которыхъ большинство просто проворовалось или подослано ГПУ, а идейное меньшинство — безнадежные путаннники и по человѣчеству заслуживаютъ всяческой жалости.

И вотъ съ этакими постановками политическихъ проблемъ г. Милюковъ и прочіе господа изъ «Послѣднихъ Новостей» претендуютъ на руководство антибольшевицкимъ лагеремъ?

Позвольте мнѣ — человѣку «оттуда», и еще не привыкшему къ этой мизерабельной практикѣ, выразить свое самое глубокое изумленіе и по поводу талантовъ «лѣвыхъ» публицистовъ, и по поводу ихъ претензій.

Краткіе выводы: никакой «третьей эмиграціи» нѣтъ. Развалъ совѣтскаго аппарата идетъ и даетъ пищу невозвращенческому движенію. Надо этому развалу всячески помогать, и прежде всего правильной постановкой всего вопроса въ цѣломъ, мѣшая агентамъ ГПУ и эмигрантскимъ путанникамъ наводить темень, въ которой несчастный невозвращенецъ шагу вѣрнаго не можетъ сдѣлать. Можно предоставить г. Милюкову избирать «разваливающихся» совслужащихъ въ свои политическіе руководители, можно предоставить г. Дмитріевскому и г. Крюкову думать, что они — соль земли русской, но нельзя кормить здоровые и нужные эмигрантскіе кадры той безтолковой жвачкой, которую имъ преподносятъ такъ называемые «лѣвые» эмигрантскіе круги въ видѣ шумихи о такъ называемой «третьей эмиграціи.

Б. Бажановъ.
Возрожденіе, №1925, 9 сентября 1930.

Visits: 26

П<авелъ> М<уратовъ>. Каждый День. 27 декабря 1929

Кемаль-паша запретилъ туркамъ феску и кофе. Въ Москвѣ Сталинъ запретилъ русскимъ Рождество и елку. Мнѣ уже пришлось слышать сопоставленія по этому поводу и разсужденія о томъ, что приверженность «восточныхъ народовъ» къ старымъ обычаямъ оказалась легендой. Вотъ молъ и русскіе, какъ и турки, удовлетворились пассивнымъ сопротивленіемъ «гдѣ-то внутри» и безъ всякаго видимаго отпора уступили «начальству» и бытовой, и религіозный свой праздникъ.


Все это печально, конечно. Но можетъ быть то, что мы видимъ, любопытнѣе всего не только съ этой стороны. Рѣзкости Кемаля, наглости Сталина въ нѣкоторомъ смыслѣ отвѣтствуютъ все же одной особенности духа нашего времени. Въ Москвѣ, конечно, какъ извѣстно, все превращается въ злую карикатуру. Но вотъ и болѣе цивилизованные, такъ сказать, аспекты той же особенности. Въ Италіи правительственныя сферы озабочены созданіемъ «національной» и «моральной» моды. Въ Америкѣ правительственная власть насильственнымъ образомъ заставляетъ населеніе воздерживаться отъ вина и пива.


Государство теперь безъ малѣйшаго стѣсненія вмѣшивается въ частную жизнь человѣка. Резонъ государственный объявляется превыше всего и ему должны быть принесены въ жертву вѣрованія, привязанности, привычки, вкусы и слабости человѣческія. Помню, во время войны меня поразилъ выгравированный на нѣмецкихъ пушкахъ «брутальный» девизъ: «ultima ratio». Боже! Какъ много воды утекло съ тѣхъ поръ… Современная государственность наиболѣе «моднаго» типа готова начать съ того, чѣмъ кончали споръ прежнія государства. На пушкахъ своихъ она можетъ написать, что это первый ея (а можетъ быть и единственный) доводъ.


Что же можетъ противопоставить отдѣльный человѣкъ этому первому и послѣднему доводу, этому всесильному государственному резону? Парламентскія вольности? Ну, для этого надо снова родиться во времена Кромвеля. Принципы 1789 года? Но кажется, послѣдній человѣкъ «принциповъ 1789 года», Жоржъ Клемансо, сошелъ въ могилу.

Лишь одно достаточно громкое и авторитетное слово было произнесено въ мірѣ по этому поводу. Произнесено оно было въ Италіи, и это естественно, ибо тамъ припципы новой государственности послѣдовательнѣе, тверже и, можетъ быть, разумнѣе всего проводятся въ жизнь. Въ одной изъ своихъ рѣчей папа напомнилъ, что съ точки зрѣнія христіанской не человѣкъ существуетъ для государства, но государство существуетъ вѣдь только для человѣка. Христіанство не можетъ принести человѣка въ жертву даже самымъ полезнымъ и самымъ благимъ государственнымъ «резонамъ», ибо человѣкъ есть цѣль.

Простая и старая мысль! Мысль, лежащая въ то же время въ основѣ всей огромной европейской культуры (христіанской въ своемъ глубокомъ существѣ). Но вотъ мысль, въ наши особенныя времена то грубо подавляемая, то рѣзко оспариваемая съ точки зрѣнія поглотившаго совсѣмъ человѣка государственнаго «ultima ratio».

П<авелъ> М<уратовъ>
Возрожденіе, №1669, 27 декабря 1929.

Visits: 31