Род. 8 февраля 1828 г.
Книги Жюль Верна составляютъ такую неотъемлемую часть нашего становленія, нашего роста, т. е. въ конечномъ счетѣ, насъ самихъ, что намь трудно отнестись къ нему иначе, чѣмъ какъ мы относимся ко всему, что нами усвоено до конца и о чемъ именно поэтому не сохранилось въ насъ даже сколько-нибудь достовѣрнаго воспоминанія. Быть можетъ и всякій объективный, безпристрастный судъ надъ нимъ будетъ судомъ несправедливымъ. Критиковать, назначать цѣну его воображенію или уму, отдѣлять художественное отъ нехудожественнаго въ его книгахъ — занятіе довольно праздное. Во всякомъ случаѣ, то, что дѣлалъ Жюль Вернъ, не было — и внутренно не хотѣло быть — искусствомъ; какъ разъ потому оно и было нами такъ вполнѣ поглощено, такъ растворилось въ насъ, какъ никогда не растворилось бы произведеніе искусства, потому что искусству можно пріобщиться, но насытиться имъ нельзя. Постараемся же, прежде чѣмъ взвѣшивать, отмѣрять и «указывать мѣсто», просто понять, какъ стало возможно это исключительное явленіе — сто четыре романа Жюль Верна — и въ чемъ самая исключительность его.
Къ столѣтію со дня рожденія автора «Дѣтей Капитана Гранта» вышла (въ издательствѣ Кра) книга родственника его Аллотта де ла Фюи, гдѣ безхитростно разсказана безхитростная его жизнь. Разсказана она человѣкомъ, полнымъ самаго наивнаго благоговѣнія передъ памятью великаго «дяди Жюля», прославившаго разъ навсегда родъ Верновъ и Аллоттовъ, а также патриціатъ города Нанта, гдѣ онъ родился, и муниципальный совѣтъ города Амьена, членомъ котораго кончилъ жизнь. Долгая жизнь эта въ своей заурядности такъ послѣдовательна, такъ логична, что читая ее, невольно думаешь о томъ упрощенномъ и благоразумномъ «Провидѣніи», которое недаромъ столь часто поминается въ книгахъ человѣка, на собственномъ опытѣ узнавшаго его власть.
Въ Нантѣ есть островокъ на Луарѣ, застроенный въ ХѴІІІ вѣкѣ; на этомъ островкѣ родился Жюль Вернъ, — случайность, которая, быть можетъ, опредѣлила его призваніе. Еще мальчикомъ онъ старался вообразить, что будетъ, если островъ оторвется отъ рѣчного дна и окажется унесеннымъ въ океанъ. «Плавучимъ островомъ» будетъ называться одинъ изъ послѣднихъ его романовъ, написанный чуть ли не семьдесятъ лѣтъ спустя. Нантскія набережныя, корабли въ Нантскомъ порту — таковы рѣшающія впечатлѣнія его дѣтства. Младшій братъ его сдѣлается морякомъ. Самъ онъ попытается бѣжать изъ родительскаго дома, поступивъ юнгой на торговый парусникъ, но его удастся вернуть и онъ поклянется матери, что отнынѣ онъ будетъ «путешествовать только во снѣ» или въ мечтахъ.
Не надо себѣ, однако, представлять мальчика или юношу Жюль Верна какъ какого то сумасброда и фантазера, именно ничего сумасброднаго въ его фантазіяхъ и нѣтъ. Онъ предается имъ въ свободныя минуты, онъ убаюкиваетъ ими свою страсть къ путешествіямъ, свой вкусъ къ чужимъ землямъ и морямъ, убаюкиваетъ такъ успѣшно, что страсть ослабѣваетъ, вкусъ притупляется, или то и другое, вѣрнѣй, находитъ себѣ легчайшій выходъ, совмѣстимый съ жизнью самой обыкновенной и лишь поздно превращающійся въ писательство. Первый жюль-верновскій романъ былъ написанъ Жюль Верномъ, когда ему исполнилось тридцать пять лѣтъ. До тѣхъ поръ онъ былъ сыномъ своего отца, почтеннаго нантскаго нотаріуса (многихъ обманувшая легенда о какомъ-то польско-еврейскомъ происхожденіи Жюль Верна совершенно неосновательна), учился въ Нантѣ и въ Парижѣ, знакомился съ литераторами, писалъ водевили, пользуясь покровительствомъ Дюма-отца и историческіе романы, подчиняясь его вліянію; веселился, влюблялся, велъ себя такъ, какъ полагалось себя вести молодому человѣку въ 40-хъ годахъ и человѣку молодому въ 50-хъ; «интересовался прогрессомъ» и «не отставалъ отъ вѣка», служа тѣмъ временемъ въ дирекціи одного изъ парижскихъ театровъ; бросилъ службу, сдѣлался биржевымъ маклеромъ; женился; и вдругъ, не безъ чужой помощи, но уже безповоротно, нашелъ себя.
Помогъ ему въ этомъ будущій постоянный издатель его, Этцель. Это онъ заказалъ ему «Пять недѣль на аэростатѣ» и онъ же заключилъ съ нимъ контрактъ, по которому Жюль Вернъ обязывался въ теченіе двадцати лѣтъ поставлять ему за годъ по два романа. Слава и деньги не заставили себя ждать. Жюль Вернъ совершилъ два короткихъ путешествія: въ Шотландію и въ Америку, потомъ купилъ яхту, ѣздилъ на ней по Средиземному морю; этимъ и ограничились реальныя странствія его.
Съ наступленіемъ старости онъ переселился въ Амьенъ (гдѣ жила семья его жены) и сталъ вести болѣе замкнутый образъ жизни. Работа неустанная, непрерывная, счастливая, продолжалась сорокъ лѣтъ. Больше времени, чѣмъ въ Парижѣ и въ Амьенѣ, Жюль Вернъ провелъ на полюсѣ, въ лунной орбитѣ, у центра земли, подъ водой. Воображенію не было преградъ, кромѣ тѣхъ, что вытекали изъ самаго его качества. Жюль Вернъ писалъ; во всемъ мірѣ его любили и читали… Онъ умеръ въ 1905 году семидесяти семи лѣтъ отъ роду.
Во всемъ, что написалъ Жюль Вернъ, есть два корня, два смысла, ко всему можетъ быть подобрано два ключа. Прежде всего это нѣкоторое совершенно естественное и свободное излученіе фантазіи. Воображенію дана воля. Оно безпрепятственно рисуетъ свой узоръ. Все, чѣмъ оно пользуется для этого — второстепенно. Люди совершенно условны: герой, ученый, чудакъ, злодѣй. Важно только, чтобы они всегда казались знакомыми, не чужими, чтобы они возможно болѣе легко усваивались умомъ, дабы ничѣмъ не мѣшать развитію воображаемаго дѣйствія. Настоящій субъектъ этого дѣйствія — не герой, а подставляемая на его мѣсто личность автора — для него самого, пока онъ писалъ романъ, и личность читателя, пока онъ этотъ романъ читаетъ. Вотъ откуда то своеобразное безпримѣсное удовольствіе, которое мы получали въ дѣтствѣ отъ чтенія Жюль Верна и которое вовсе не похоже на воспріятіе подлиннаго произведенія искусства. Воображеніе дѣтей, по своей природѣ, ограничено скудостью матеріала, — но оно не ставитъ себѣ никакихъ границъ, не подчиняетъ себя сознательно никакому единству, никакой цѣли, никакой высшей цѣнности. Точно такъ же устроено и воображеніе Жюль Верна, и какъ разъ потому оно имѣетъ надъ дѣтьми такую власть.
Правда, есть еще и другое въ его писаніяхъ, другой корень, другой смыслъ, и можно возразить, что воображеніе Жюль Верна, фабула его книгъ обусловлена, обуздана наукой. Но наука эта есть не что иное, какъ только новое «правило игры», дѣлающее игру занимательнѣй, забавнѣй, но не глубже, ничего къ ней не прибавляющее вовсе отъ человѣческой сложности и полноты. Наука систематизируетъ воображеніе Жюль Верна, но она не способна его организовать, не способна сообщить ему высшее, живое, ирраціональное единство. Качественнаго различія съ воображеніемъ дѣтей не получается. Дѣти тоже умѣютъ систематизировать свои фантазіи и, напримѣръ, воображая себя охотникомъ на львовъ, представлять себя въ Африкѣ, а не въ Гренландіи. Но организовать такого рода представленія въ замкнутое цѣлое, живущее въ себѣ и для себя, перерождать ихъ изъ мечты освобождающей мечтателя, въ мечту связывающую его законами воздвигаемаго ею міра, этого дѣти не умѣютъ и этого не умѣлъ Жюль Вернъ.
Здѣсь-то и заключается разница между Жюль Верномъ и, напримѣръ, Эдгаромъ По, котораго онъ зналъ и которому иногда пытался подражать. У По и самая «наука», нерѣдко совершенно фантастическая, вытекаетъ изъ внутренняго замысла и построенія новеллы, составляетъ съ нею неразрывное — потому что художественное — цѣлое. У Жюль Верна наука — какъ бы нѣкоторыя рельсы, по которымъ онъ рѣшаетъ пустить благоразумное свое воображеніе: оно будетъ катиться и катиться по нимъ, пока весь запасъ его не окажется исчерпанъ. Оно именно благоразумно, но безформенно; у По самое безуміе его творчески подчинено формѣ. Два начала, которыми обусловлены писанія Жюль Верна, такъ и остаются двумя отдѣльными началами. Есть воображеніе, пробужденное нантскими кораблями; есть научные интересы, позже проявившіеся; наука и воображеніе въ его книгахъ заключаютъ союзъ, но слиться воедино не могутъ, искусства создать не въ состояніи. Большіе и рѣдкіе дары не стали художественнымъ даромъ.
Но если книги Жюль Верна — не искусство, онѣ и поддѣлывать искусства тоже не собираются. Ничего противохудожественнаго въ нихъ нѣтъ. Написаны онѣ полнымъ перифразъ и метонимій, старомодно украшеннымъ языкомъ, къ которому быстро привыкаешь и который не задерживаетъ на себѣ вниманіе. Щедрость выдумки, изобрѣтательность, свѣжесть воображенія, чистота линій, по которой съ ребяческой неудержимостью оно устремляется впередъ — вотъ что поразительно въ этихъ книгахъ. Перечтите одну изъ нихъ, и вы не только вспомните то, какъ вы переживали ее въ дѣтствѣ, но и просто почувствуете себя снова ребенкомъ на нѣсколько часовъ. Чувства этого съ такою силой никакія другія книги въ васъ не вызовутъ. Вы поймете, что именно здѣсь единственное волшебство Жюль Верна. И быть можетъ, не совсѣмъ обыкновенная вещь случилась въ тѣ дни, когда писалось первое изъ «Необычайныхъ Путешествій» и воскресалъ въ тридцатипятилѣтнемъ, очень обыкновенномъ человѣкѣ, нашедшемъ, къ удовольствію своему, пріятное и прибыльное занятіе — неожиданный, забытый и отнынѣ безсмертный мальчуганъ.
Н. Дашковъ (Владимиръ Вейдле)
Возрожденіе, №981, 8 февраля 1928
Visits: 31