Кн. Александръ Волконскій. Имя и язык. Слово предсѣдателя собранія въ «День Русскаго Просвѣщенія», 1926 г. 1)

Открывая настоящее собраніе, я не стану говорить о значеніи повсемѣстнаго празднованія сегодняшняго дня: это сдѣлаетъ слѣдующій ораторъ. Мнѣ же позвольте въ этотъ радостный день остановиться на одномъ нерадостномъ, тревожномъ явленіи зарубежной жизни.

Тяжелое бѣженское положеніе и одно свойство, къ сожалѣнію, нерѣдко встрѣчающееся въ русскомъ человѣкѣ, — свойство недостаточно сознавать свою народность, недостаточно чувствовать, ощущать и проявлять свою «русскость», — эти двѣ причины породили уже печальныя послѣдствія: уже есть русскіе люди, отъ русскаго имени отказавшіеся, уже есть русскія дѣти, по-русски не говорящія.

Грустно, печально и непочтенно… и мнѣ хочется высказать нѣсколько мыслей о значеніи имени и языка въ жизни народа, о значеніи этихъ понятій для самаго бытія народнаго.


Имя народа — это выраженіе его личности, это лицо его. Можно ли представить себѣ юридическое лицо безъ имени? Такъ и народа безъ имени быть не можетъ. Населеніе, не создавшее себѣ объединяющаго имени, еще не народъ; и обратно, народъ, имя котораго тускнѣетъ, вымираетъ, — рискуетъ перестать быть народомъ. Безъ имени нѣть права на обособленное существованіе среди другихъ народовъ. Поистинѣ, въ имени скрыта какая-то мистическая, творческая сила. Требуется большая бережность, большая точность въ примѣненіи имени народа. 2)

Враги это понимаютъ и стремятся уничтожить наше имя, отколоть отъ русскаго единства составныя его части, придавъ имъ искусственныя, новыя имена или возводя племенное и географическое названіе въ значеніе имени самостоятельнаго народа. Если бы мы поддались этому натиску, размочалили русское имя на имена великороссовъ, бѣлоруссовъ, сибиряковъ, малороссовъ, украинцевъ да костромичей, то исчезло бы имя русское, исчезло бы русское единство.

И другая есть опасность, уже не для единства народнаго, а единства государственнаго: она лежитъ въ забвеніи естественныхъ правъ племенъ и народовъ не русскаго корня, входившихъ въ составъ Россійской Имперіи. Понятіе имперіи шире и выше понятія народа. Закатъ имперіи начался у насъ, когда началъ входить въ силу лозунгъ: «Россія для русскихъ». То былъ лозунгъ безнравственный для страны, гдѣ треть населенія была не русской крови, гдѣ треть арміи проливала за Россію не рускую кровь. Это надо помнить, думая о возрожденіи нашего отечества, ибо и въ преуменьшенныхъ предѣлахъ своихъ, оно все же обниметъ разноплеменное населеніе. Самое горделивое чувство русскаго человѣка должно удовлетвориться сознаніемъ главенствующей роли русской народности въ государствѣ и тѣмъ, что ея русскимъ именемъ окрещено общее цѣлому сонму народовъ отечество.

Государственная мысль должна пролагать свой путь гдѣ-то посрединѣ обѣихъ крайностей. Немолчный, буйный голосъ крови долженъ — съ обѣихъ сторонъ — подчиняться требованіямъ разума и нравственнаго начала. Не перестанемъ, конечно, любить свою ближайшую, милую родину, будь она на берегахъ Невы, Днѣпра, Амура или Тихаго Дона, на высотахъ Алтая или въ лѣсахъ Подоліи, но превыше всѣхъ этихъ именъ будемъ нести въ своемъ сознаніи, въ нашемъ сердцѣ и въ молитвахъ нашихъ — всѣхъ насъ объединяющее имя Россіи. Неумно (да и грѣшно) оскорблять мѣстные патріотизмы: краелюбіе въ государственной жизни тоже положительная сила, лишь бы надъ нимъ главенствовало сознаніе патріотизма отечественнаго. Сочетаніе этихъ двухъ патріотизмовъ, — нѣжности къ родинѣ и долга предъ отечествомъ, — можетъ быть разнообразно: одни всю жизнь свою живутъ интересами «своей колокольни» и только въ тяжелые или особенно славные въ жизни отечества дни загораются его идеалами; у другихъ — мѣстныя струны едва лишь звучать, заглушенныя общимъ созвучіемъ… и когда одинъ итальянецъ спросилъ меня, малороссъ ли я или великороссъ, я засмѣялся и сказалъ, что право не знаю: вся безмѣрная Россія — отъ Камчатки до Бѣлостока (гдѣ грань польскому народу), отъ Соловокъ до Севастополя— мнѣ одинаково близка, дорога, — и дорого мнѣ имя Россіи, — единой и многогранной.

И гдѣ бы ни пришлось, — въ школѣ, въ обществѣ, въ печати ли, — мы предъ чужеземцами будемъ неизмѣнно провозглашать всѣхъ насъ объединяющее имя Россіи и называть себя прежде всего людьми русскими.


Предки наши мудро обозначали понятія народа и его рѣчи тѣмъ же самымъ словомъ, ибо, если имя есть лицо народа, то языкъ его есть душа его и то твореніе его, которымъ онъ отличается отъ всѣхъ иныхъ народовъ. Вся жизнь народа, весь обликъ ею могутъ за тысячелѣтіе измѣниться до неузнаваемости: языческая темнота можетъ быть прогнана свѣтомъ христіанства, монархическій укладъ смѣниться народоправствомъ, можетъ народъ отпасть отъ вселенскаго единства, породить и вскормить у себя протестантство, — но если въ странѣ звучитъ все та же рѣчь, это все тотъ же самый народъ. Въ языкѣ жизнь народа, и покуда живетъ языкъ его, живъ и онъ самъ, въ какомъ бы угнетенномъ положеніи ни держала его судьба, ибо въ этомъ случаѣ (а онъ же и нашъ случай) сохраненіе языка есть залогъ возрожденія народа.

И на эту великую силу, на дивный языкъ нашъ, «языкъ-исполинъ», по выраженію Гоголя, тоже ополчились враги: его изгоняютъ изъ окраинныхъ государствъ, его сознательно уродуетъ засѣвшій въ Кремлѣ ненавистникъ Россіи, его преслѣдуютъ поляки, чехи и венгры въ издревле русской Восточной Галиціи и въ Карпатской Руси, его искусственно вытравливаютъ изъ Кіевщины и изъ Новороссіи… Такъ защитимъ же его мы, свободные русскіе, станемъ беречь наше великое наслѣдіе, блюсти и холить чистую русскую рѣчь, не будемъ засорять ее плевелами ненужныхъ чужеродныхъ словъ, не будемъ поддаваться современному ея опошленію. А для этого чаще и чаще станемъ окунаться въ чистыя и цѣлительныя воды пушкинской рѣчи, будемъ читать и перечитывать другихъ — подъ великой сѣнью Пушкина творившихъ — кудесниковъ русскаго слова; будемъ непрестанно помнить о великомъ значеніи нашего языка для сохраненія и возрожденія страждущей Русской Земли.

А. В.

1) Не безъ нѣкоторой опаски выношу я эти простыя мысли, высказанныя въ скромныхъ стѣнахъ Русскаго Собранія въ Римѣ, въ болѣе широкую аудиторію. Но такія противогосударственныя явленія, какъ валуевскіе циркуляры, стѣснившіе печатное малороссійское слово, какъ травля почтенныхъ прибалтійскихъ нѣмцевъ въ годы войны, или — обратно — такіе болѣзненные извороты нашей интеллигентской мысли, какъ защита интересовъ любой народности, кромѣ своей, русской, — все это свидѣтельствуетъ, что правильный взглядъ на соотношеніе государственнаго цѣлаго и его частей (а равно этническаго цѣлаго и его частей) дается нелегко. О томъ же ярко свидѣтельствуетъ положеніе «меньшинствъ», вошедшихъ послѣ міровой войны въ составъ новыхъ государствъ. Поэтому, думается мнѣ, повторить лишній разъ эти простыя мысли нелишне, особенно имѣя въ виду юныхъ читателей, столь склонныхъ воспламеняться крайними теченіями, столь неохотно ищущихъ путь къ «золотой серединѣ». Его не найти безъ побѣды надъ своими страстями.

2) Это упускаютъ иногда изъ виду даже лица, борющіяся съ украинской теоріей, говоря подчасъ «русскій» въ противоположеніе «малороссу» и «украинцу». Такой ошибкой они играютъ въ руку своимъ противникамъ и низводятъ понятіе «русскій» до понятія «великороссъ». А вѣдъ къ этому и сводятся стремленія всѣхъ, работающихъ на расчлененіе Россіи. «Украинцу» можно противополагать только «великоросса» и «бѣлорусса», а «русскому» — лишь равносильныя этническія понятія: «нѣмца», «татарина», «грузина», «поляка».

Visits: 29