Въ городѣ Дальнемъ (по-японски Дайренъ) судили русскаго мальчика Анатолія Ерохина за покушеніе на жизнь совѣтскаго дипломата Черкасова (нанесеніе легкихъ ранъ).

Судили Ерохина японцы, и такъ много было въ ихъ судѣ своеобразнаго, совсѣмъ неслыханнаго и нигдѣ не виданнаго, что, на европейскую мѣрку, этотъ политическій процессъ можно было бы признать самымъ оригинальнымъ процессомъ въ мірѣ.

Японцы выросли внѣ христіанской культуры и внѣ христіанской морали. И ни Голгофа, на Вифлеемъ не отбросили своей тѣни на ихъ правосознаніе.

У нихъ все свое, выросшее внѣ нашей эры, — но все стройное и крѣпкое, созданное сильной рукой самураевъ.

— Надо, — сказали японцы, — чтобы на процессѣ русскаго мальчика непремѣнно присутствовали японскіе юноши, дѣвочки и мальчики. Надо, чтобы наши дѣти учились умирать за отечество.

И дѣйствительно, на процессъ Ерохина пришли японскіе гимназисты и гимназистки въ сопровожденіи школьныхъ учителей.

Конечно, съ точки зрѣнія европейской, это вещь совершенно неслыханная. Ни родители, ни учитель, ни судьи никогда бы не позволили у насъ, чтобы на такой процессъ (покушеніе на убійство) явились дѣти, да еще съ цѣлью учиться.

Но самураи иначе смотрятъ на воспитаніе и по-другому любятъ отечество.

Самураи говорятъ:

— Мальчикъ хотѣлъ отомстить врагамъ своей родины. Мальчикъ, слабый и хилый, кинулся съ ножомъ на огромнаго мужчину-атлета, и рисковалъ своей жизнью. И все это для того, чтобы заступиться за поруганную родину.

А отсюда самураи дѣлаютъ выводъ:

— Надо этого русскаго мальчика показать японскимъ мальчикамъ — пусть учатся. Ибо такъ должны поступать всѣ самураи…

Еще особенность этого японскаго взгляда на процессъ:

— Ерохина освободили изъ тюрьмы подъ поручительство всей корпораціи японскихъ адвокатовъ, и 18 адвокатовъ предложили ему свои услуги въ качествѣ защитниковъ.

Почему такъ много? И почему на поруки Ерохина взялъ не одинъ и не два адвоката, а вся корпорація?

— Но все оттого же. Въ Ерохинѣ японцы почувствовали «самурая», а съ ихъ самурайской точки зрѣнія, это не простое покушеніе на убійство, а дѣло чести. Имъ это понятно и близко.

И прокуроръ на судѣ тоже подходилъ къ дѣлу съ этой самурайской точки зрѣнія.

— Да, — говорилъ прокуроръ, — въ душѣ у Ерохина, конечно, горѣла обида за униженіе родины… И это заслуживаетъ сочувствія… Мы это понимаемъ.

Нечего и говорить, что на этой же самурайской точкѣ зрѣнія стояли и всѣ защитники Ерохина. Изъ 18-ти защитниковъ рѣчи произносили не всѣ, а только семь. И всѣ семь говорили, какъ самураи.

— По стариннымъ японскимъ обычаямъ, — говорилъ адвокатъ Кихара, — поступокъ Ерохина заслуживаетъ не наказанія, а всеобщаго одобренія.

— Во всякомъ преступленіи, — говоритъ адвокатъ Міазаки, всегда есть грязная сторона. Но въ дѣлѣ Ерохина грязи нѣтъ!

— Ерохина, — говорилъ адвокатъ Сайто, — толкнула на преступленіе сама совѣтская власть, ибо вся сила этой власти покоится на крови и на террорѣ.

Конечно, адвокаты цитировали передъ судомъ выдержки изъ книги Мельгунова «Красный терроръ» и показывали фотографіи — ужасныя фотографіи, снятыя съ убитыхъ и замученныхъ чека.

И въ результатѣ японскій судъ, судъ самураевъ, ограничился только условнымъ наказаніемъ:

— Два года тюрьмы…

Я не знаю, кому и кого надо здѣсь учиться…

Европейцамъ у японцевъ или японцамъ у европейцевъ.

Но одно для меня несомнѣнно:

— Въ этомъ маленькомъ дѣлѣ русскаго мальчика Ерохина невольно нашли свое отраженіе два полюса человѣческой мысли:

— Двѣ культуры, двѣ морали, два закона… Законъ старый, сложившійся внѣ христіанской эры, и законъ новый, писанный уже послѣ Голгофы.

Я не сравниваю, конечно, этихъ законовъ — какъ сравнивать землю и небо?

Но согласитесь, что это очень интересно заглянуть въ душу цѣльнаго дохристіанскаго человѣка, выросшаго внѣ нашей эры.

— На японскомъ процессѣ передъ нами прошли какъ будто древніе римляне эпохи суроваго Катона.

Александръ Яблоновскій
Возрожденіе, №991, 18 февраля 1928

Visits: 21