Давно это было, но все-таки помню. Моей кузинѣ Олѣ исполнилось шестнадцать лѣтъ.
Собственно говоря, въ тѣ времена, подростокъ офиціально превращался во взрослую барышню въ семнадцать лѣтъ. Но родители Оли были люди свободомыслящіе, шестидесятники; дядя отличался недюжиннымъ вольнодумствомъ, мечталъ о конституціи, о мелкой земской единицѣ. Тетя любила говорить объ эмансипаціи, о курсахъ, о томъ, что такое прогрессъ съ точки зрѣнія Н. К. Михайловскаго.
И въ силу всего этого въ семьѣ царилъ такой неудержимый либерализмъ, что не въ примѣръ прочимъ отсталымъ семьямъ, Олѣ было объявлено:
Сегодня она становится совершенно взрослой самостоятельной барышней.
Тетя поцѣловала ее утромъ, перекрестила, сказала:
— Теперь иди, Олечка, туда, куда влечетъ тебя свободный умъ.
И подарила новое платье.
А дядя тоже поцѣловалъ, поднесъ романъ Чернышевскаго «Что дѣлать» и прибавилъ:
— Прочти, дитя мое, и постарайся, гдѣ только возможно, сѣять разумное, доброе, вѣчное.
Состоялось тогда, какъ сейчасъ помню, огромное торжество. Гости несъ день приходили, уходили, ѣли, пили, танцовали. Нанесли Олѣ подарковъ столько, что въ бѣженское время хватило бы на двадцать пять барышень, включая родителей.
И вотъ, вспоминаю свою бесѣду съ кузиной въ тотъ незабываемый день.
— Оля! — съ восторгомъ сказалъ я, растягивая рукой воротникъ гимпазическаго мундирчика, который нещадно давилъ мнѣ шею. — Какъ, должно быть, ты счастлива! Сколько конфетъ поднесли!
— Ну что конфеты! — пренебрежительно проговорила она. — Развѣ въ конфетахъ счастье?
— Конечно, не въ конфетахъ, Оля, но тамъ вѣдь не только одни леденцы! Тамъ есть шоколадныя. Тамъ есть и засахаренныя. Николай Федоровичъ принесъ большую коробку тянучекъ… Ты, если захочешь, можешь наѣсться такъ, что животъ заболитъ, Оля!
— Какой глупый малышъ! — весело разсмѣялась кузина, обмахиваясь платочкомъ и побѣдоносно оглядываясь по сторонамъ. — Для дѣтей, можетъ быть, конфеты и имѣютъ значеніе. Но когда человѣкъ взрослый и совершеннолѣтній…
— Хорошо, а цвѣты? — не унимался я, желая передать Олѣ свое восхищеніе праздникомъ. — Развѣ мало цвѣтовъ? Петръ Сергѣевичъ принесъ гвоздики. Maрія Михайловна принесла розы. Въ дядиномъ кабинетѣ такъ воняетъ резедой, лиліями и другими цвѣтами, что дышать невозможно.
— Я, конечно, люблю цвѣты, — снисходительно замѣтила Оля. — Но что, въ концѣ концовъ, цвѣты и конфеты? Развѣ ты не видишь, чурбанъ, самаго главнаго? Какое платье я получила въ подарокъ?
— Это? А что?
— На цѣлыхъ четверть аршина длиннѣе, чѣмъ раньше! Совсѣмъ какъ у взрослыхъ.
На дняхъ былъ приглашенъ я на дачу къ знакомымъ на семейный праздникъ.
Ихъ дочери Олѣ исполнилось шестнадцать лѣтъ, и отнынѣ она уже пе Оля, а Ольга Константиновна.
Знакомые мои, хотя люди не очепь консервативные, но и не черезчуръ либеральные. О мелкой земской единицѣ забыли, о Чернышевскомъ не вспоминаютъ, что такое прогрессъ — сами постепенно узнаютъ изъ личнаго ознакомленія съ бѣженской жизнью.
Утромъ, какъ оказывается, мама поцѣловала Олю, поздравила, подарила новое платье, сказала:
— Носи осторожнѣе, пожалуйста!
А папа принесъ изъ кабинета новую книгу, любезно похлопалъ по обложкѣ, проговорилъ:
— Вотъ тебѣ, Олечка, курсъ руководства. Чтобы наши куры не дохли.
Торжество въ общемъ вышло на славу. Цѣлый день гости приходили, уходили, ѣли, пили, пѣли, танцовали. Было пріятно видѣть, какъ виновница торжества, сіяя счастьемъ, носилась взадъ и впередъ, дѣлала пируэты, реверансы, угощала, занимала, хлопотала…
— Ну, что, Ольга Константиновна? — улучивъ время, когда «рожденница» подошла къ моему мѣсту, спросилъ я. — Вы довольны подарками?
— А что?
— Да посмотрите, конфетъ сколько! Есть не только леденцы. Есть засахаренныя, шоколадныя…
— Ну, вотъ! Что такое конфеты, когда человѣку стукнуло шестнадцать?
— Не говорите, Ольга Константиновна. Въ шестнадцать лѣтъ конфеты тоже доставляютъ удовольствіе, въ особенности, если не самому покупать. А, кромѣ того, почему вы сказали: стукнуло? Это только въ нашемъ возрастѣ стукаетъ. Ну, а цвѣтовъ тоже масса. Смотрите, сколько цвѣтовъ! Я думаю, франковъ на сто, если, не больше.
— Да, я люблю цвѣты… — снисходительно проговорила Ольга Константиновна, обмахиваясь платочкомъ и побѣдоносно оглядываясь по сторонамъ. — Они вообще… пахнутъ. Но вы, къ сожалѣнію, не замѣтили самаго главнаго.
— А что?
— Моего платья. Не видите? На цѣлыхъ десять сантиметровъ короче, чѣмъ раньше! Совсѣмъ какъ у взрослыхъ.
А. Ренниковъ
Возрожденіе, №1138, 14 іюля 1928
Visits: 25