Намѣчая въ предыдущей статьѣ историческую перспективу современной Австріи, я отмѣтилъ и моментъ ея возникновенія — изъ развалинъ Гогешнтауфенской націи-имперіи. Къ этой-то отдаленной эпохѣ, къ этому-то ея исходному положенію, и вернулъ Австрію 1918 годъ… Но пусть территоріально и укороченная и съ пресѣченными нынѣ возможностями раскрытія бывшей въ ней заложенной великой судьбы, — Австрія и въ наши дни существуетъ вполнѣ реально, т. е. какъ нѣчто не только отдѣленное политически, но и отличное духовно, національно, отъ другихъ группъ, входящихъ въ нѣмецкое культурное соединство. Да, Австрія, несомнѣнно, входитъ въ группу германской культуры. Но столь же несомнѣнно, что она отлична, какъ нація, отъ націи нѣмецкой. И если можно сказать, что лучшая характеристика Вѣны заключается въ томъ, что она не есть Берлинъ, то эту характеристику можно распространить и на всю Австрію: въ ней характерно именно то, что она не есть Германія…

Слѣдуетъ, впрочемъ, остерегаться преувеличенія и чрезмѣрной упрощенности и въ пониманіи принадлежности Австріи — къ странамъ германской культуры. Ибо, наряду съ германскою, Австрія имѣетъ и свою собственную, лишь отчасти сливающуюся съ германскою, весьма своеобразную специфически-австрійскую культуру. У этой культуры есть свое опредѣленное лицо, кое въ чемъ отличное отъ лица германской культуры… Можно, конечно, говорить объ общей литературной культурѣ Австріи и Германіи. Но и въ этомъ отношеніи требуется нѣкоторое разъясненіе и выпрямленіе историческихъ линій, обычно упрощаемыхъ и спутываемыхъ. Что современная Австрія питается германскою литературою (какъ и Германія — австрійскою), — есть несомнѣнный фактъ. Но такой духовный обмѣнъ существуетъ (и всегда существовалъ) и между всѣми вообще европейскими націями. Поэтому выводить какія-либо особыя заключенія изъ распространенія современной нѣмецкой литературы въ австрійскихъ земляхъ, — было бы по меньшей мѣрѣ неосторожно…

Что касается прошлаго, то я обращаю вниманіе на тотъ фактъ, что развалъ Гогенштауфенской имперіи означалъ вмѣстѣ съ тѣмъ и конецъ ранней нѣмецкой литературы. «Все то, что появлялось въ Германіи въ послѣдующія столѣтія, т. е. въ эпоху яркаго цвѣтенія литературы всѣхъ остальныхъ западныхъ націй, — не заслуживаетъ имени литературы». — Лишь начиная съ Лессинга, т. е. съ эпохи Фридриха Великаго, — нѣмецкая литература рождается вновь. Но не забудемъ, что въ эту эпоху теперешней нѣмецкой націи, какъ я уже отмѣтилъ въ предшествующей статьѣ, вообще не существовало. Не существовало ея и въ эпоху «Шиллера и Гете». Такимъ образомъ, несомнѣнная связь современной Австріи съ литературною и вообще духовною традиціей Шиллера и Гете еще не даетъ основанія связывать ее съ современной нѣмецкой націей… Рядъ европейскихъ поколѣній былъ воспитанъ на Вергиліи и Гораціи, также на французскихъ классикахъ. Но эти поколѣнія самыхъ различныхъ націй не стали отъ этого ни римлянами, ни французами…

***

Можно лишь съ очень большою натяжкою утверждать, что Австрія есть — духовно и національно — созданіе Германіи. Послѣдняя есть въ главнѣйшей своей основѣ — Пруссіи — продуктъ творчества Гогенцоллерновъ. Но Гогенцоллерны не имѣли ни малѣйшаго отношенія къ творческому процессу образованія австрійской націи. Эта нація, въ своей жизненной реальности и конкретности, вовсе не есть продуктъ «германскаго моря» — хотя она и развивалась въ тѣснѣйшей связи съ его судьбою… Такъ и Россія развивалась въ тѣсной связи съ судьбою Польши, Орды, Балтійскихъ земель, Швеціи…

Какъ я уже отмѣтилъ въ общихъ чертахъ въ предыдущемъ очеркѣ, Австрія есть, въ первую очередь, созданіе Габсбургскаго дома. Она является дѣломъ своей династіи даже, можетъ быть, въ большей степени, чѣмъ другія европейскія націи. И при томъ созданіемъ Габсбурговъ является не только историческая, нынѣ исчезнувшая, Австрія, но прежде всего — основное ея ядро, т. е. именно то, что отъ нея уцѣлѣло послѣ катастрофы 1918 года. На этомъ-то ядрѣ — современной Австріи — и видно особенно отчетливо, что Габсбурги были не только кузнецами исторической судьбы своей страны, но и наложили на людей этой страны неизгладимый отпечатокъ своей коллективной личности.

Объ этой коллективной личности очень интересно писалъ въ свое время (въ 1919 г.) Эрихъ ф. Калеръ. По его мнѣнію, силу — и вмѣстѣ съ тѣмъ ограниченность — всѣхъ Габсбурговъ — силу самыхъ незначительныхъ изъ нихъ и ограниченность наиболѣе выдающихся — составляло то. что никто изъ нихъ не укладывался сполна въ свою собственную индивидуальность: ни одинъ изъ нихъ не былъ меньше своего рода, но зато ни одинъ и не подымался значительно надъ общимъ его уровнемъ. Такъ-то они и представляли своеобразное соединеніе могущества и безпомощности, безсилія и вмѣстѣ съ тѣмъ неодолимости… Но развѣ нельзя узнать въ этой мастерской характеристикѣ дома Габсбурговъ — наиболѣе типическія черты и австрійскаго національнаго характера? И вмѣстѣ съ тѣмъ: какой рѣзкій контрастъ она рисуетъ — между Габсбургами и Гогенцоллернами! И если въ послѣднихъ не безъ основанія видятъ создателей не только Прусскаго государства, но и прусскаго національнаго характера, то, пожалуй, съ еще большимъ основаніемъ можно назвать Габсбурговъ — творцами «австрійской души». Габсбурги прежде всего узнаются въ нѣкоторой «нейтральности», нерѣзкости, въ «среднихъ» тонахъ этой души, въ нѣкоторой ея пассивности… Всякій австріецъ — немного космополитъ, хотя и очень привязанъ къ своей «почвѣ». Но во всемъ и всегда онъ избѣгаетъ «педали» и fortissimo. Странно сказать, но ничего менѣе «австрійскаго» — и вмѣстѣ съ тѣмъ менѣе «габсбургскаго» — нельзя себѣ и представить, чѣмъ нота Баллплаца, вызванная Сараевскимъ убійствомъ и которою началась трагедія послѣдней войны…

Напротивъ, типическою чертою Габсбурговъ, донынѣ сказывающеюся въ любомъ австрійцѣ, всегда было, какъ кто-то сказалъ, — «стремленіе къ половинчатымъ цѣлямъ половинчатыми средствами»… Но окрашены габсбургскими тонами и другія черты австрійскаго національнаго характера, въ числѣ которыхъ есть много положительныхъ. У австрійца много «природнаго добродушія», что не мѣшаетъ ему однако быть превосходнымъ дипломатомъ. Bella gerant alii, tu felix, Austria, nube [1] — пусть и опровергнутое послѣднею войною — осталось донынѣ въ австрійскомъ характерѣ… И вмѣстѣ съ тѣмъ австріецъ, какъ истый Габсбургъ, — скептикъ, несмотря на живость въ немъ католической традиціи. Габсбургскими же чертами являются въ немъ весьма развитое чувство собственнаго достоинства и отсутствіе вульгарности. И не противорѣчитъ, во всякомъ случаѣ, комплексу наслѣдственныхъ габсбургскихъ чертъ — его стремленіе къ интимности и вмѣстѣ съ тѣмъ къ «рекреаціи», къ легкой и игривой — совершенно не «нѣмецкой» — шуткѣ и веселости, ко всему тому, что хорошо объединяется именами «вѣнской крови» и «вѣнскаго воздуха»…

Какъ бы то ни было, но этотъ, порою душистый и заманчивый, букетъ пестрыхъ цвѣтовъ, простыхъ, отнюдь не «оранжерейныхъ», — выросъ изъ почвы, взрыхленной поколѣніями Габсбурговъ… Вышеприведенную ихъ характеристику, сдѣланную Калеромъ, можно было бы продолжить — придавъ ей болѣе пессимистическіе тона. Можно, въ извѣстномъ смыслѣ, сказать, что Габсбурги соединили въ себѣ неумѣніе жить, во всякомъ случаѣ, неумѣніе жить въ прусскомъ, гогенцоллернскомъ, стилѣ, — съ неумѣніемъ же умереть… Такъ и нынѣ витаютъ они, воплотившись въ бывшихъ своихъ подданныхъ, въ какомъ-то единственномъ въ своемъ родѣ существованіи «между жизнью и смертью», въ какой-то особой атмосферѣ, одинаково далекой отъ боренія и страстей большой политики и всякаго рода міровыхъ «рекордовъ» и одновременно — отъ агоніи не наступающаго, не могущаго наступить, «послѣдняго дня»… Австрія, не менѣе «культурная», не менѣе современная, чѣмъ другія страны Европы, нынѣ ушла въ самое себя и болѣе, чѣмъ когда-либо, живетъ своими собственными интересами, что значитъ, переводя на австрійскую, габсбургскую, психологію, интересами, главнымъ образомъ, сегодняшняго дня. Не сумѣвъ, въ трагическую минуту, приспособиться къ готовившемуся на міровой аренѣ сдвигу, она нынѣ отступила отъ этой арены. Но, какъ неоднократно съ нею бывало и раньше, «отступила въ порядкѣ». И если она была выкинута изъ міровой политики при ликвидаціи войны, то она очень быстро приспособилась къ новому своему положенію. Это умѣніе приспособиться ко всякому положенію есть также габсбургская черта. Во всякомъ случаѣ, всѣ вышеуказанныя черты суть черты не нѣмецкія, находящіяся въ кричащемъ противорѣчіи съ коренными нѣмецкими чертами огромныхъ заданій и вмѣстѣ съ тѣмъ не-гибкости, стальной напряженности (и вслѣдствіе этого часто — ломкости)…

***

Я не вижу въ будущемъ осуществленія аншлусса, — несмотря на видимое словесное торжество его идеи. Не вижу, во всякомъ случаѣ, его осуществленія безъ сильныхъ потрясеній и борьбы. Сдается, что тогда-то и проснется австрійская нація, оторвавшись отъ своихъ грезъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ отъ текущихъ интересовъ повседневности, тогда-то и ощутитъ себя особенно живо, — когда аншлуссъ станетъ близкимъ къ осуществленію. «Нѣтъ, Австрія не умерла, — сказалъ недавно одинъ видный представитель ея литературнаго міра, — поэтъ Францъ Гинцкей. — Для меня она жива. И я какъ разъ теперь яснѣе, чѣмъ когда-либо, вижу ея миссію: стать духовнымъ центромъ Европы. Говорятъ о Пан-Европѣ. Но развѣ уже не были мы, австрійцы, — не фантастическою, а дѣйствительною Пан-Европою? Мы были — пусть и съ военнымъ оркестромъ впереди. Но мы можемъ быть ею и иначе. Нашъ нѣмецкій языкъ не отдѣляетъ насъ, вопреки распространенному мнѣнію, отъ другихъ народовъ старой Австріи, сохранившихъ свои собственые языки. Да, «австрійскій человѣкъ (der oesterreichische Mensch) существуетъ. Это не выдумка, а реальность. И этотъ человѣкъ, ко всему приспособляющійся, вмѣстѣ съ тѣмъ многое передѣлалъ по-своему. Думаю, что онъ нынѣ справится со многими изъ теперешнихъ модныхъ лозунговъ и вообще механизаціей мышленія»…

[1] «Пусть другіе ведутъ войны, ты же, счастливая Австрія, заключай браки» (лат.).

Александръ Салтыковъ.
Возрожденіе, № 2068, 30 января 1931.

Visits: 16