Листая Ходячія и мѣткія слова М. И. Михельсона, набрелъ на выписку изъ стихотворенія противъ ломателей русской орфографіи, приписаннаго Михельсономъ Н. И. Гречу. Сталъ искать. Оказалось, это стихи П. А. Каратыгина, Гречемъ только одобренныя (и кажется, Гречъ даже написалъ на нихъ стихотворный отвѣтъ). Поводомъ для написанія сталъ прообразъ «орфографическихъ совѣщаній» 1905 г. — собранія преподавателей въ началѣ 1860-хъ. Замѣчательно, что главной движущей силой в дѣлѣ кастрированія русскаго правописанія от начала и до наших дней были преподаватели: сила темная, невѣжественная. Тѣ же самые люди не такъ давно требовали писать «мыш» и «рож». Для ленинской тираніи эта бредовая затѣя оказалась находкой, позволяющей отрѣзать массы от книгъ, изданныхъ при старомъ порядкѣ… Анекдотъ Греча, приводимый въ концѣ, остроуменъ, но Гречъ неправъ. Смыслъ историческаго правописанія не въ томъ, чтобы отличать грамотѣевъ от невѣждъ…

П. А. Каратыгинъ. Реформаторамъ русской орѳографіи (1862)

О чемъ шумите вы, друзья, въ Большой Мѣщанской?
Зачѣмъ анаѳемѣ хотите вы предать
Ѳиту, и еръ, и ерь, и ижицу, и ять?
Иль подвигъ совершить мечтаете гигантскій,
Когда бы удалось вамъ дерзкою рукой
Изъ русской азбуки ихъ вытолкать въ три-шеи?
Оставьте этотъ споръ старинный и пустой!
Почище васъ брались за это грамотѣи,
Да не могли рѣшить давнишній тотъ вопросъ…
И противъ этихъ буквъ, какъ противъ супостатовъ,
Школярство поднялось!
За что́, про что́ на нихъ гоненье началось?
Для экономіи? для сокращенья штатовъ?
Для красоты письма? иль просто, можетъ быть,
Чтобы безграмотнымъ невѣждамъ угодить?
Но, чтобы разрѣшить вопросъ такого сорту,
Такъ и грамматику послать бы лучше въ чорту!
Пиши, какъ говоришь: свому, маво, тваво…
Хоть выйдетъ ерунда, да это ничего…
За то родной языкъ для мужичковъ упрочимъ…
Мы о натурѣ всѣ ужъ такъ давно хлопочемъ!
Но кто-жъ вамъ право далъ, составивъ комитетъ,
Коверкать грамоту, непризнанные судьи?
Откуда вы взялись? Гдѣ вашъ авторитетъ?…
Или васъ уважать должны мы на безлюдьи?
Вамъ—дѣлать нечего; васъ тѣшитъ этотъ споръ,
А на порядочныхъ людей тоску наводитъ.
Толчете воду вы—и безтолочь выходитъ!
Но чѣмъ же кончится вашъ судъ и приговоръ?
Намъ споры дѣльные и тѣ неудаются,
А это сходбище конецъ извѣстный ждетъ:
«Поспорятъ, пошумятъ и разойдутся» —
И дѣло далѣе Мѣщанской не пойдетъ!

[1] Вопросъ о сокращеніи русской азбуки и о преобразованіи нашего правописанія былъ поднятъ весною 1862 года. Собранія педагоговъ происходили въ залѣ второй гимназіи; они были очень шумны и интересны; мысль же объ измѣненіи письменнаго языка нашла нѣсколькихъ послѣдователей: появились книги и ландкарты, напечатанныя безъ буквъ ъ, э, ѣ, ь. Покойный Н. И. Гречъ, въ восторгѣ отъ посланія, которое П. А. Каратыгинъ прочелъ ему, отпечаталъ это стихотвореніе на особыхъ листкахъ и распространилъ въ кругу многочисленныхъ своихъ знакомыхъ. «Это мой долгъ,—говорилъ онъ,—какъ оберъ-полиціймейстера русской грамматики. Это преобразованіе—дичь, въ которую стоитъ стрѣльнуть эпиграммой». По этому поводу онъ разсказалъ П. А. Каратыгину анекдотъ, бывшій съ нимъ въ царствованіе императора Николая Павловича.

— Однажды Государь, разговаривая со мною о русскомъ правописанія, спросилъ: «Скажи мнѣ, Гречъ, зачѣмъ въ нашей азбукѣ существуетъ буква ѣ?»

— Она существуетъ, ваше величество, въ видѣ знака отличія людей грамотныхъ отъ безграмотныхъ.

Засѣданія педагоговъ ничѣмъ, разумѣется, не кончились. Впрочемъ, и нынѣ въ газетахъ появляются объявленія отъ домашнихъ учителей: «педагог ищет занятій», а въ Варшавѣ издается журналъ съ подобнымъ правописаніемъ; журналъ, впрочемъ, весьма почтенный, представившій нѣсколько весьма дѣльныхъ научныхъ статей (П. К.).