Въ послѣдней книжкѣ «Современныхъ Записокъ» помѣщена статья П. Н. Милюкова — «Японія и Китай въ дальневосточномъ конфликтѣ». Въ концѣ этой статьи авторъ высказываетъ надежду, что нынѣшніе споры въ средѣ русской эмиграціи «потеряютъ, хотя бы отчасти теперешній страстный характеръ и явится возможность болѣе спокойнаго обсужденія вопроса».
Къ этой надеждѣ охотно присоединятся, разумѣется, и всѣ тѣ, которые стоять въ данномъ вопросѣ на точкахъ зрѣнія, діаметрально противоположныхъ точкамъ зрѣнія, поддерживаемымъ П. Н. Милюковымъ. Какъ бы ни были велики тутъ расхожденія, спокойное обсужденіе вопроса все же не невозможно и не безполезно. П. Н. Милюковъ, вѣроятно, не откажется признать, что особая страстность внесена въ обсужденіе дальневосточныхъ дѣлъ именно его прямолинейными и не допускающими никакихъ двухъ истолкованій заявленіями о томъ, что выступленіе Японіи угрожаетъ національнымъ интересамъ Россіи, и что въ нынѣшней обстановкѣ защитницей этихъ интересовъ, вольно или невольно, является совѣтская власть. Было бы нѣсколько странно, если бы подобное заявленіе,. со всѣми вытекающими изъ него послѣдствіями, не вызвало въ русской эмигрантской средѣ бурныхъ и разгоряченныхъ споровъ! Но при этомъ надо сказать слѣдующее. Неожиданный для многихъ выводъ, къ которому пришелъ извѣстный русскій политическій дѣятель, тѣмъ болѣе возбудилъ страсти, что опредѣленно отрицательное отношеніе этого дѣятеля къ совѣтской власти до сихъ поръ не вызывало ни въ комъ никакихъ сомнѣній. Никто не думалъ, чтобы П. Н. Милюковымъ могли руководитъ и въ данномъ случаѣ какія то иныя соображенія, кромѣ присущаго ему пониманія «національныхъ интересовъ Россіи».
Въ интересахъ справедливости слѣдовало бы, значитъ, стремясь къ болѣе спокойному обсужденію вопроса, оставить въ сторонѣ всевозможныя чувства, вызванныя своеобразной позиціей, занятой руководителемъ «республиканцевъ-демократовъ», и отнестись къ ней лишь какъ къ нѣкоторому мысленному заблужденію. Но, разумѣется, было бы полезно при этомъ, чтобы и И. Н. Милюковъ призвалъ своихъ сотоварищей по работѣ въ печати и по выступленіямъ на общественныхъ собраніяхъ воздерживаться отъ тѣхъ обвиненій «дешеваго свойства» (въ призывѣ иностранцевъ и въ раздачѣ кусковъ русской территоріи) — которыя они такь легко бросаютъ людямъ, не желающимъ быть ихъ единомышленниками.
При соблюденіи нѣкоторой минимальной доли терпимости спокойное обсужденіе событій на Дальнемъ Востокѣ возможно въ русской эмигрантской средѣ, хотя вполнѣ понятно, что эти событія ее не мало волнуютъ! Помимо практики ближайшаго политическаго дня, русская эмиграція чрезвычайно чувствительно относится къ вопросу о національныхъ интересахъ Россіи, и это какъ разъ свидѣтельствуетъ, что она разсматриваетъ себя, какъ единственную представительницу и до нѣкоторой степени защитницу означенныхъ интересовъ за-границей.
Выступленіе П. Н. Милюкова было подсказано, очевидно, тою же чувствительностью, даже если характеръ этого выступленія съ иной точки зрѣнія и кажется заблужденіемъ. Таково, во всякомъ случаѣ, наиболѣе вѣроятное объясненіе, которое обрисовывалось, едва только начались извѣстные споры. «Японофобія» названнаго политическаго дѣятеля казалась имѣющей простую и прямую связь съ его пониманіемъ той угрозы русскому національному дѣлу, которую, по его мнѣнію, послѣднія дѣйствія Японіи могли бы обозначить….
Но вотъ передъ нами статья П. Н. Милюкова въ русскомъ заграничномъ журналѣ, не затрагивающая вопроса о русскихъ интересахъ на Дальнемъ Востокѣ и трактующая лишь весьма обстоятельно вопросъ о столкновеніи между традиціонной Японіей и “новымъ” Китаемъ. Весьма знаменательно, что авторъ этой статьи, даже и въ рамкахъ поставленной имъ темы (не затрагивающей, какъ уже сказано выше,вопроса о національныхъ интересахъ Россіи, проявляетъ къ Японіи то же самое отрицательное отношеніе, какое проявлено имъ по отношенію къ японской угрозѣ русскимъ интересамъ.
«Японофобія» П. Н. Милюкова, очевидно, имѣетъ какіе то корни и помимо его опасеній за будущность русскихъ интересовъ на Дальнемъ Востокѣ. Онъ разбираетъ столкновеніе между Японіей и Китаемъ, по всецѣло становится при этомъ на сторону Китая, внѣ всякой зависимости отъ того, насколько столкновеніе это можетъ отразиться на интересахъ Россіи. Изъ своихъ симпатій и антипатій въ указанной статьѣ П. Н. Милюковъ не дѣлаетъ никакой тайны. Поведеніе Японіи по отношенію къ Лигѣ Націй безоговорочно имъ осуждается.
«Очевидно, языкъ Лиги Націй и языкъ японскихъ дипломатическихъ отписокъ суть два разные языка, свидѣтельствующіе не только о различныхъ взглядахъ, но и о двухъ различныхъ ступеняхъ культуры. Поведеніе Японіи соотвѣтствуетъ иному періоду исторіи, чѣмъ тотъ, въ которомъ находится Европа. Самой близкой параллелью было бы сравненіе теперешняго внутренняго положенія въ Японіи съ тѣмъ, которое существовало въ Россіи во вторую половину прошлаго вѣка». И далѣе, П. Н. Милюковъ отмѣчаетъ, что «дворянскіе кланы» въ Японіи продолжаютъ руководить всей политической жизнью страны, что либеральныя теченія въ этой странѣ слабы, а сильны, напротивъ, вліянія военнаго класса. Японія ему кажется во многомъ напоминающей Россію до 1917 и даже отчасти до 1905 г. И этого уподобленія, оказывается, достаточнымъ, чтобы русскій политическій дѣятель перенесъ на Японію ту антипатію, которую продолжаетъ ему внушать и до сихъ поръ прежняя «дореволюціонная» Россія! И невольно является мысль, что сводитъ онъ еще разъ свои счеты съ этой прежней «дореволюціонной» Россіей, произнося осужденіе японской политикѣ на Дальнемъ Востокѣ…
Въ симпатіяхъ и антипатіяхъ нашихъ, какъ человѣческихъ, такъ даже и политическихъ, подчасъ никто изъ насъ не воленъ. Однако, при обсужденіи политическихъ вопросовъ такія предвзятыя симпатіи и антипатіи не являются «добрыми нимфами Эгеріями»…
Одно дѣло возставать противъ Японіи, исходя изъ увѣренности, что эта страна можетъ нарушить національные русскіе интересы. Другое дѣло — основывать свое отношеніе къ Японіи на томъ, что эта страна представляется недостаточно «передовой» съ точки зрѣнія нѣкоторыхъ отвлеченныхъ принциповъ политическаго радикализма, не имѣющихъ никакого отношенія къ интересамъ Россіи въ данный моментъ. Позиція, занятая по отношенію къ Японіи П. Н. Милюковымъ — это позиція нѣкоторыхъ элементовъ Лиги Націй, французскихъ радикаловъ лѣваго крыла, французскихъ и англійскихъ соціалистовъ и нѣмецкой подчеркнуто «демократической» печати. Всѣ эти политическія группы совершенно, конечно, равнодушны къ національнымъ интересамъ Россіи. Соединяя вполнѣ родственную этимъ политическимъ группамъ свою общую идеологію съ заботой о національныхъ интересахъ Россіи. П. Н. Милюковъ пытается соединить вещи, совершенно несоединимыя.
Такъ, напримѣръ, забота о національныхъ интересахъ Россіи не мѣшаетъ автору статьи въ «Современныхъ Запискахъ» выказывать совершенно опредѣленныя симпатіи къ «новому» Китаю. Вмѣстѣ съ тѣмъ, приведенная имъ самимъ въ этой статьѣ справка о политическихъ судьбахъ «новаго» Китая никоимъ образомъ не оправдываетъ подобныхъ симпатій съ точки зрѣнія русскихъ національныхъ задачъ. П. II. Милюковъ совершенно справедливо напоминаетъ самъ, что глава и вождь китайскаго національнаго революціоннаго движенія Сунъ-Ятъ-Сенъ былъ другомъ и полуединомышленникомъ большевиковъ. («Въ идеяхъ Сунъ-Ятъ-Сена было много такого, что сближало его доктрину съ большевизмомъ»). Онъ разсказываетъ, какъ «ближайшимъ совѣтникомъ Суна сталъ энергичный Михаилъ Грузенбергъ, болѣе извѣстный подъ фамиліей Бородина». Отъ 1924 до 1927 г. «новый Китай» самымъ усиленнымъ образомъ формировался силами и средствами большевиковъ. Дальнѣйшему укрѣпленію большевиковъ въ Китаѣ воспрепятствовала отчасти, руководившаяся своими собственными пятеро сами Японія. Быть можетъ, отчасти та же Японія и явилась, въ самомъ дѣлѣ, одной изъ причинъ, въ силу которыхъ въ Китаѣ не успѣла образоваться въ послѣдующая пять лѣтъ сильная центральная «національно-революціонная» власть. Быть можетъ, тѣмъ самымъ были до нѣкоторой степени нарушены интересы Америки, стремившейся къ установленію подобной Зависящей отъ Америки власти, послѣ того, какъ зависимость ея отъ большевиковъ была разорвана Чанъ-Кай-Шекомъ.
Приходится ли ,однако. намъ, русскимъ, обсуждать эти вопросы съ точки зрѣнія американскихъ интересовъ или хотя бы съ точки зрѣнія нѣкоторыхъ отвлеченныхъ принциповъ политической системы, пригодность коихъ для соціальной обстановки Китая отнюдь нельзя считать доказанной?
Для національныхъ интересовъ Россіи явилось бы, разумѣется, огромнымъ несчастіемъ укрѣпленіе въ Китаѣ большевиковъ. Но и превращеніе Китая въ сильное, объединенное, проникнутое національнымъ пафосомъ государство, не сулило бы никакихъ благъ національнымъ задачамъ Россіи. Разбирая вопросъ о Манчжуріи, П. Н. Милюковъ пишетъ: «Манчжурія несомнѣнно стала необходимой составной частью японскаго народнаго хозяйства. Безъ нея извѣстное намъ неустойчивое положеніе этого хозяйства могло превратиться въ критическое, особенно въ случаѣ какихъ либо внутреннихъ катастрофъ или внѣшнихъ замѣшательствъ». Эти соображенія не мѣшаютъ автору статьи, однако, рѣзко высказаться противъ манчжурскихъ плановъ «японскаго имперіализма». Любопытно, что онъ совсѣмъ не замѣчаетъ тѣхъ опасностей, какія представляло бы для Россіи явленіе, которое можно назвать «китайскимъ имперіализмомъ». На этомъ явленіи стоитъ нѣсколько остановился. П. И. Милюковъ знаетъ, какъ «очень скоро обнаружилось, что японцы — плохіе колонизаторы. Они предпочитаютъ тѣсниться въ своихъ насиженныхъ мѣстахъ по прибрежьямъ острововъ, чѣмъ одолѣвать трудности непривычно суроваго климата и дикой страны. Даже и въ настоящее время число японцевъ въ Манчжуріи едва доходитъ до 250.000 на 30.000.000 населенія.» И далѣе, авторъ статьи пишетъ: «Несравненно болѣе удачливыми колонистами оказались выносливые китайцы. Людской потокъ ринулся въ манчжурскіе пустыни. Страна открыла ему свои благодатныя равнины, способныя вмѣстить многомилліонное населеніе… Безформенностью и выносливостью эти китайскія переселенія въ Манчжурію напоминаютъ наши русскіе въ годы бѣдствій». Какъ извѣстно, благодаря этимъ переселеніямъ въ короткій срокъ число жителей Манчжуріи дошло до 30 милліоновъ.
Китайское переселеніе въ Манчжуріи оказалось явленіемъ почти стихійнымъ. Но представимъ себѣ образованіе въ Китаѣ твердой, проникнутой національнымъ пафосомъ власти, распространяющейся на всю территорію бывшей имперіи. Представимъ себѣ, что эта власть беретъ въ свои руки дѣло колонизаціи отдаленныхъ сѣверныхъ провинцій, въ прежнія времена на юридически и исторически (какъ отмѣчаетъ и П. Н. Милюковъ), являлись лишь владѣніемъ династіи, но не достояніемъ народа. Въ этомъ случаѣ возникъ бы грозный призракъ китайскаго имперіализма, неизмѣримо болѣе опаснаго для азіатской Россіи, нежели имперіализмъ Японіи, ибо опирающагося на могучіе стихійныя силы китайской колонизаціи. Въ этомъ случаѣ «новый Китай» поставилъ бы своей дальнѣйшей цѣлью овладѣніе обширными пустыми пространствами русскаго Дальняго Востока, которыя способны насытить земельную жажду неприхотливаго и выносливаго китайскаго переселенца. Въ симпатіяхъ и антипатіяхъ, повторяю, даже въ политическихъ симпатіяхъ и антипатіяхъ никто не воленъ! Но все же плохо объяснимы симпатіи къ «новому Китаю» въ устахъ русскаго историка и политическаго дѣятеля, ибо будущей Россіи этотъ «новый Китай» можетъ датьтолько либо угрозу сосѣдствующаго съ ней полубольшевпцкаго хаоса, либо, хуже того — опаснѣйшую угрозу «китайскаго имперіализма».
П. Муратовъ.
Возрожденіе, № 2544, 20 мая 1932.
Views: 5